Он упал на колени.


Пиппа поверить не могла, что сделала это.

Даже сейчас, стоя в этой чудесной порочной комнате, ощущая, как холодный ветерок овевает разгоряченную кожу, она не могла поверить, что разделась, просто потому что Кросс приказал это мрачным, суровым тоном, пославшим по телу странный трепет.

Ей стоит изучить этот трепет.

Позже.

Сейчас ее больше интересует стоящий перед ней на коленях мужчина. Сжатые руки лежат на красивых длинных бедрах, глаза пожирают ее тело.

– Вы сняли одежду, – глухо пробормотал он.

– Вы просили меня об этом, – ответила Пиппа, подталкивая очки на переносицу.

Кросс слегка улыбнулся и провел рукой по губам, медленно и вальяжно, словно готов был ее проглотить.

– Просил.

Трепет стал отчетливее.

Он смотрел на ее колени, и Пиппа вдруг вспомнила, что на ней простые чулки из кремовой шерсти, выбранные больше по соображениям тепла, чем…

Они, конечно, уродливы по сравнению с шелковыми, которые носят его женщины. У мисс Тассер наверняка есть чулки всех цветов, да еще и кружевные.

Пиппа всегда старалась носить практичное белье.

Она стиснула колени и крепче прижала руки к груди, втайне желая, чтобы он потянулся к ней. Но Кросс даже не шелохнулся. Может, что-то разочаровало его – она далеко не так красива, как женщины, к которым он привык. Но никогда не считала себя уродиной.

Почему он не коснется ее?

Пиппа проглотила вопрос, ненавидя себя за то, что вообще подумала об этом. За то, что ее попеременно бросало в жар и холод.

– Что дальше? – выдавила она более резко, чем намеревалась. Зато Кросс мгновенно отвлекся от ее ног и взглянул в лицо. Долго смотрел, и она тоже смотрела. Ему в глаза. На этот раз скорее цвета олова, с маленькими черными искорками, обрамленные длинными рыжими ресницами.

Кросс повернул голову и глянул на большое кресло в нескольких футах справа от нее.

– Садись.

Такого Пиппа не ожидала.

– Спасибо. Я предпочитаю постоять.

– Хочешь получить свой урок или нет, Пиппа?

Ее сердце так и подскочило.

– Да.

Опять эта полуулыбка. Кросс кивнул головой в сторону кресла:

– Тогда садись.

Пиппа шагнула к креслу и села так чинно, как позволяла обстановка: спина прямая, руки крепко сжаты на коленях, ноги вместе, словно она не наедине в казино с одним из самых прославленных повес Лондона, да еще и осталась в одном корсете и панталонах. И очках.

При этой мысли она зажмурилась. Очки. Что может быть соблазнительного в очках?

Она потянулась, чтобы снять их.

– Нет.

Пиппа замерла. Руки застыли на полпути к лицу.

– Но…

– Оставьте их.

– Они не… – начала она.

«Они не обжигают страстью. Они не обольстительны».

– Они идеальны.

Кросс снова оперся о тяжелый стол и, подняв колено, положил на него руку.

– Откиньтесь.

– Мне вполне удобно, – быстро заверила она.

– Тем не менее откиньтесь.

Пиппа исполнила и это желание. Кросс неотрывно наблюдал за ней, прищурившись, ловя каждое движение.

– Расслабьтесь, – приказал он.

Она глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь следовать наставлениям.

– Это нелегко.

Он снова улыбнулся:

– Знаю.

И, помолчав, добавил:

– Вы прекрасны.

– Вовсе нет, – вспыхнула она. – Это белье довольно старое, – пояснила она. – И его не следовало…

Она осеклась. Корсет вдруг стал еще теснее.

– …никому видеть.

– Я говорю не об одежде, – тихо сказал он. – А о вас. О коже, которую я хочу погладить. Этого хотите и вы.

Пиппа закрыла глаза, сгорая от унижения и еще чего-то, куда более опасного.

– Я говорю о ваших прекрасных длинных руках и ногах совершенной формы. Я обнаружил, что ревную к этим чулкам, которые знают ваше тепло.

Пиппа заерзала, не в силах сидеть смирно под его упорным взглядом.

– Я говорю об этом корсете, который обнимает вас там, где вы так прелестны и мягки… Он неудобен?

Она поколебалась:

– Обычно нет.

– А сейчас?

Он, кажется, уже знал ответ.

Пиппа кивнула:

– Очень тесный.

Кросс покачал головой, и она открыла глаза, мгновенно встретившись с его жарким взглядом.

– Бедная Пиппа. Скажите, что думаете об этом вы, с вашим знанием человеческого тела.

Она пыталась вдохнуть поглубже. Но не смогла.

– Все потому, что сердце угрожает вырваться из груди.

Снова улыбка.

– Вы слишком напрягались?

– Нет.

– Что же тогда?

Она не глупа. Кросс подталкивает ее к ответу. Пытается увидеть, как далеко она способна зайти.

Она сказала правду:

– Думаю, дело в вас.

Кросс зажмурился. Сжал кулаки и откинул голову на край столешницы, открыв шею и крепко сжатые челюсти. Во рту Пиппы тут же пересохло. Ей не терпелось дотронуться до него.

Когда он вновь вернулся к ней взглядом, в серых глубинах сверкало что-то неукротимое… одновременно пугавшее и поглощавшее ее.

– Вам не стоило так торопиться с правдой, – сказал он.

– Почему?

– Она дает мне слишком много власти.

– Я доверяю вам.

– А не стоило бы.

Кросс подался вперед, обхватив рукой поднятое колено:

– Со мной вам небезопасно.

С ним она ни на секунду не чувствовала себя в опасности.

– Не думаю, что это правильно.

Он рассмеялся, тихо и мрачно, и этот звук прокатился по ней наслаждением и искушением.

– Вы понятия не имеете, Филиппа Марбери, что я способен сделать с вами. Как и где могу касаться вас. Чудеса, которые я мог бы показать вам. Я мог бы погубить вас без угрызений совести. Опуститься вместе с вами в глубины греха и ни разу не пожалеть. Мог бы завести вас в дебри обольщения и даже не оглянуться.

У Пиппы перехватило дыхание. Она хотела. Хотела всего.

И уже открыла рот, чтобы так ему и сказать, но с губ не сорвалось ни звука.

– Видите? Я шокировал вас.

Она покачала головой:

– Я шокировала себя.

В его взгляде засветилось любопытство, и Пиппа добавила:

– Потому что оказалось, что я хотела бы все это испытать.

Последовало долгое молчание. Про себя она молила его подойти. Коснуться ее. Показать…

– Покажите мне, – неожиданно сказал он, словно прочитав ее мысли.

– Я… простите… – рассмеялась она.

– Раньше вы сказали, что хотели бы, чтобы я вас коснулся. Покажите, где.

Пиппа не могла. Но ее рука уже обводила кости корсета, скользя к тому месту, где шелк встречался с кожей. Шнуровка была ниже, чем линия платья. Всего в нескольких сантиметрах от…

– Ваши груди?

Она залилась краской.

– Да.

– Скажите, какие они сейчас?

Она сосредоточилась на вопросе.

На ответе.

– Налившиеся. Тугие.

– И болят?

«Так сильно».

– Да.

– Коснитесь их.

Пиппа изумленно уставилась на него.

– Покажите, какого прикосновения вы хотите от меня.

– Не могу.

– Можете.

– Но почему не вы? Ваши руки здесь, вы здесь.

Глаза Кросса потемнели. На щеке набухла жилка.

– Я не коснусь вас, Пиппа. Не погублю.

Упрямец.

У нее ныло тело, она вся в огне. Неужели он этого не видит?

– Я все равно безвозвратно погибла, коснетесь вы меня или нет.

– Пока я не касаюсь вас, вы в безопасности.

– А если я не хочу быть в безопасности?

– Боюсь, у вас нет выбора. Сказать вам, что я бы сделал, если бы мог вас коснуться?

Разве может она устоять от такого соблазна?

– Да. Пожалуйста.

– Я бы освободил их из тюрьмы, в которой вы их держите. И поклонялся бы в той манере, которую они заслуживают.

«О господи».

Ее руки застыли, лишившись сил от этого прекрасного бархатного голоса.

– А потом, когда они забыли бы, каково это – сидеть в клетке из шелка и костей, я бы преподал вам науку поцелуев, как вы просили.

Ее губы приоткрылись. Пиппа ловила его взгляд, полный чувственных обещаний.

– Но стал бы целовать не ваши губы. Ваши великолепные груди. Эту белую мягкую кожу. Те места, которые никогда не видели света. Никогда не знали мужского прикосновения. Вы бы узнали о языке, мой маленький ученый… ласкающем эти прелестные ноющие кончики.

Кросс нарисовал весьма отчетливую и поразительную картину, и Пиппа мгновенно представила его язык на ее…

Она была слишком заворожена, чтобы смущаться. Ее руки, словно повинуясь приказу, гладили, ласкали, касались, и на мгновение она почти поверила, что это Кросс дотрагивается до нее. Заставляет томиться по большему.

Пиппа вздохнула. И он выпрямился, но ближе не подошел, черт бы его побрал!

– Хотите, я скажу, где еще коснулся бы вас?

– Да, пожалуйста, – прошептала она.

Так вежлива.

Кросс подался вперед:

– Здесь нет места для вежливости, моя очкастая красавица. Вы просите, я даю. Вы предлагаете – я беру. Никаких «спасибо» и «пожалуйста».

Пиппа ждала продолжения. Каждая частичка тела пела от возбуждения. От предвкушения.

– Перекиньте ногу через подлокотник кресла.

Глаза Пиппы широко раскрылись. Она в жизни не сидела в такой позе.

– Вы просили, – настаивал Кросс.

И она послушалась. Открылась ему. Бедра раздвинулись. Холодный воздух проникал через разрез в панталонах. Щеки горели, и Пиппа попыталась загородиться руками.

Кросс одобрительно кивнул:

– Именно там были бы мои руки. Можете почувствовать почему? Почувствовать жар? Соблазн?

Теперь ее глаза были закрыты. Она не могла смотреть на него. Но все же кивнула.

– Конечно, можете. Я сам почти чувствую…

Слова гипнотизировали, тихие, лиричные, восхитительные.

– И скажите, мой маленький анатом, вы уже исследовали именно это место раньше?

Ее щеки загорелись.

– Не начинайте лгать, Пиппа. Мы слишком далеко зашли.

– Да.

– Да, что?