И тут она задела ногой цветочный горшок.

Они, возможно, и не услышали тихого стука, от столкновения ее туфельки с огромным цветочным горшком… Но тут Пиппа вскрикнула от боли. И неважно, что сразу же зажала рот рукой, что превратило очень громкое «ой» в едва слышное «уффф».

Внезапное молчание, воцарившееся внизу, достаточно ясно показало, что любовники все расслышали.

– Мне не стоило приходить сюда, – прошептала леди, и Пиппа услышала удаляющийся шорох юбок.

Последовала долгая минута тишины, в течение которой она оставалась неподвижнее камня, кусая губы от пульсирующей боли в ноге. Наконец мужчина выругался в темноте.

– Будь все проклято!

Пиппа присела на корточки, пощупала пальцы ноги и пробормотала:

– Ты, вне всякого сомнения, это заслужил. – И тут же она поняла, что дразнить неизвестного в темном саду дома ее предков вряд ли может считаться хорошей идеей.

– Прошу прощения? – тихо осведомился мужчина, передумав шептать.

Ей следовало бы вернуться на бал. Но вместо этого она сказала:

– Похоже, что вы были не слишком добры к леди.

Молчание.

– Не был, – согласился он наконец.

– В таком случае она правильно сделала, что сбежала. Вы это заслужили.

Пиппа сжала мизинец и зашипела от боли:

– Гораздо больше, чем я.

– Вы ударились?

Боль затуманила рассудок, иначе она бы не ответила:

– Ушибла палец ноги.

– Наказание за привычку подслушивать?

– Вне всякого сомнения.

– Это вам урок.

– Я так не думаю, – улыбнулась она.

Пиппа не могла знать наверняка, но была почти уверена, что он хмыкнул:

– Вам лучше постараться, чтобы партнеры в танцах не наступали вам на пальцы, когда вернетесь на бал.

Пиппа словно наяву увидела Каслтона.

– Боюсь, что по крайней мере один из них сделает именно это. – Она помолчала. – Похоже, вы очень обидели леди. Чем?

Незнакомец не отвечал так долго, что она уже подумала, он ушел.

– Меня не было рядом, когда она во мне нуждалась.

– Вот как!

– Вот как? – переспросил он.

– Не нужно читать любовные романы так часто, как моя сестра, чтобы понять, что случилось.

– Вы, конечно, не читаете любовные романы.

– Редко.

– Полагаю, вы читаете книги по важным вопросам.

– Собственно говоря, да, – с гордостью выпалила Пиппа.

– Толстые тома по физике и цветоводству.

Пиппа широко раскрыла глаза.

– Таковы интересы леди Филиппы Марбери.

Она вскочила и перегнулась через перила, вглядываясь во тьму. И ничего не увидела. Только услышала шорох шерсти, когда он шевелил руками и, возможно, ногами. Он стоял тут. Прямо под ней.

Не задумываясь, она протянула к нему руки:

– Кто вы?

Даже сквозь шелк перчаток Пиппа чувствовала, как мягки его волосы. Словно густой соболий мех. И позволила пальцам потонуть в прядях, пока не добралась до кожи, жар которой являл собой странный контраст с холодным мартовским воздухом.

И тут ее запястье перехватила большая сильная рука, казавшаяся не более чем тенью в непроглядном мраке. Теперь уже обе ее руки оказались в плену.

Пиппа ахнула и попыталась вырваться.

Но он не отпускал.

«О чем я только думала?»

Очки заскользили вниз, и она замерла, боясь, что от резкого движения они упадут и разобьются.

– Вам бы следовало знать, что не стоит тянуться в темноту, Пиппа, – мягко сказал он, так, словно знал ее всю жизнь. – Никогда не знаешь, кого тут найдешь.

– Отпустите меня, – взмолилась она, рискнув оглянуться на открытую дверь. – Кто-нибудь увидит.

– Разве не этого вы хотите?

Их пальцы сплелись. Жар, исходивший от его ладони, был почти непереносим. Как ему может быть тепло в такой холод?

Пиппа покачала головой и почувствовала, как очки скользнули еще ниже.

– Нет.

– Уверены?

Хватка вдруг ослабла, и теперь она держала его, а не наоборот.

Она вынудила себя отпустить его.

– Да.

Наконец-то Пиппа благополучно оперлась ладонями о перила, выпрямившись, но не раньше чем очки стали падать. Она потянулась за ними и задела кончиками пальцев. Очки полетели вниз.

– Мои очки!

Незнакомец исчез, и единственным звуком оставался шорох ткани, когда он отошел. И сама не зная почему, Пиппа остро ощутила потерю.

Наконец она увидела макушку – несколько дюймов ярко-оранжевого цвета, засиявших в луче света, падавшего из бального зала.

Она узнала его! Мистер Кросс!

– Не двигайтесь, – ткнула Пиппа в него пальцем и поспешила на дальний конец балкона, где длинная лестница вела в сад.

Кросс встретил ее у подножия каменных ступенек. Тусклый свет, сочившийся из дома, отбрасывал на его лицо зловещие тени.

– Возвращайтесь в бальный зал, – велел он, протягивая ей очки.

Она схватила их и надела. Наконец-то его лицо стало отчетливо видно.

– Нет.

– Мы договорились, что вы прекратите искать собственной погибели.

Пиппа глубоко вздохнула:

– В таком случае вам не следовало меня поощрять.

– Поощрять вас подслушивать и ушибаться?

Она перенесла вес на другую ногу, поморщившись от боли в мизинце.

– Думаю, в худшем случае это трещина в суставе пальца. Заживет. У меня уже было такое раньше.

– Сломанный палец.

Она кивнула.

– Это всего лишь мизинец. Лошадь однажды наступила на него, только на другой ноге. Нечего и объяснять, что дамская обувь совершенно не представляет никакой защиты от тех, кто лучше подкован.

– Полагаю, вы разбираетесь и в анатомии?

– Совершенно верно.

– Как впечатляюще!

Пиппа не была уверена, что он говорит правду.

– По моему опыту, «впечатляюще» – это не совсем обычная реакция на мои знания анатомии человека.

– Нет?

Она была благодарна за тусклый свет, поскольку, похоже, не могла перестать болтать:

– Большинство людей находят это странным.

– Я не большинство людей.

Она даже растерялась:

– Полагаю, что так. – Из головы не шел разговор под балконом. – Кто такая Лавиния?

– Возвращайтесь на свой бал, Пиппа.

Кросс отвернулся от нее и пошел к выходу из сада. Но она не может позволить ему уйти. Пусть она обещала не приставать к нему с расспросами, но сейчас этот человек в ее саду.

Пиппа пошла за ним.

Он остановился и обернулся:

– Вы уже выучили части уха?

Она улыбнулась, радуясь его интересу:

– Конечно. Внешняя часть называется «pinna», наружное ухо. Это по-латыни означает «перо», и мне нравится образ. Внутреннее ухо состоит из впечатляющего количества костей и ткани, начиная с…

– Поразительно, – перебил Кросс. – Вы знаете так много об этом органе, однако все же так неэффективно им пользуетесь. Я мог бы поклясться, что просил вас вернуться на бал.

Он снова отвернулся. Однако Пиппа шла следом.

– У меня прекрасный слух, мистер Кросс. И я предпочитаю делать все, что пожелаю.

– С вами очень трудно.

– Обычно нет.

– Решили начать новую жизнь?

Кросс не замедлил шага.

– У вас вошло в привычку вынуждать знакомых дам бежать, чтобы не отстать?

Он остановился так резко, что Пиппа едва на него не наткнулась.

– Только тех, от которых хочу отделаться.

– Это вы пришли в мой дом, мистер Кросс, – улыбнулась она. – Не забывайте.

Он глянул на небо, потом на нее, и она пожалела, что не видит его глаз.

– Условия нашего пари достаточно ясны: вы не станете искать приключений на свою голову. Если останетесь здесь, со мной, вас хватятся и начнут искать. А если найдут, ваша репутация будет погублена. Возвращайтесь. Немедленно.

В этом мужчине было нечто очень привлекательное. Особенно его спокойствие. Самообладание. И она в жизни не хотела чего-то меньше, чем покинуть его.

– Никто меня не хватится.

– Даже Каслтон?

Пиппа поколебалась. Нечто, очень похожее на угрызения совести, не давало покоя. Граф наверняка ждал ее с лимонадом, гревшимся в руке.

Мистер Кросс, казалось, прочитал ее мысли:

– Он скучает без вас.

Возможно, дело в темноте. Или всему виной боль в ноге. Или их молниеносная переброска словами заставила ее почувствовать, что она, кажется, нашла человека, который рассуждал так же, как она.

Пиппа так и не поняла, почему выпалила:

– Он хочет, чтобы я дала кличку его собаке.

Последовало долгое молчание, во время которого она все время боялась, что он рассмеется.

«Пожалуйста, не смейся».

Кросс не рассмеялся:

– Вы выходите за него замуж. Вполне обычная просьба.

Он ничего не понял.

– Тут нет ничего обычного.

– С ней что-то не так?

– С собакой?

– Да.

– Нет, думаю, она славная животинка.

Пиппа подняла руки и снова уронила:

– Просто это кажется таким… таким…

– Окончательным.

Значит, все-таки понял.

– Совершенно верно.

– Но это окончательно. Вы станете его женой. Вам придется давать имена его детям. Каждый подумал бы, что кличка собаки – самая легкая часть.

– А мне кажется, самая трудная.

Пиппа глубоко вздохнула:

– Вы когда-нибудь задумывались о женитьбе?

– Нет, – ответил Кросс мгновенно. И честно.

– Почему нет?

– Это не для меня.

– Вы, кажется, так уверены в этом.

– Уверен.

– Откуда вам знать?

Он не ответил. От этой необходимости его спасло появление Тротулы, которая выскочила из-за угла дома со счастливым, взволнованным «гав».

– Ваша? – спросил он.

Пиппа кивнула, и спаниель замер у их ног. Кросс нагнулся, чтобы погладить блаженно вздохнувшую собаку.

– Ей нравится, – обрадовалась Пиппа.

– Какая у нее кличка?

– Тротула.

Уголок его губ поднялся в легкой понимающей усмешке:

– В честь Тротулы де Салерно? Итальянского доктора?

Конечно, он должен был знать имя ученого.