– Я постараюсь. – Максим пожал плечами: – Там ведь еще братья.

– Дорогой, мы никогда не суем нос в чужую семью. У нас своих забот хватает. – Серго на этот раз не стал усаживать Максима в удобное глубокое кресло…

…Максим приоткрыл окно в машине. Воспоминания последнего года были тяжелыми. Он так и не смог узнать, где хранится коллекция монет. К Варваре Сергеевне с этим вопросом подойти было нельзя. Аня тоже ни разу не ответила толком.

– Слушай, это так грустно – вспоминать о папе… – только и сказала она, совершенно не удовлетворив жгучий интерес Максима.

Ничего не дал тщательный осмотр дома – все вещи были новыми. Тогда Максим вытащил из сумочки ключи от квартиры жены и тайком поехал туда – там он провел несколько часов, которые повергли его в недоумение: монет не было, а квартира хранила вид жилища, которое оставили только лишь на несколько часов. В другом состоянии Максим обратил бы на это внимание – странно, что жена не забрала отсюда практически ни одной вещи, ни одного предмета. Но Максиму было не до психологии и не до воспоминаний – он забыл, как перед свадьбой Аня ему сказала:

– Если я вдруг почувствую, что не могу с тобой жить, – уйду. Перееду к себе.

– А ребенок? – глупо спросил Максим.

– И ребенок, – ответила Аня таким голосом, словно Максим отставал в развитии. Вообще все, что было когда-то для него важно, сейчас если не померкло, то отодвинулось куда-то на задний план или превратилось в чужую историю. Остались лишь только огромные деньги, которые он проиграл, коллекция тестя и «третьи лица». Они, «третьи лица», как теперь он называл Серго, звонили ему каждую неделю, почти в одно и то же время. Разговаривали ласково, вежливо, подробности не спрашивали, но у Максима складывалось впечатление, что его, как маленького ребенка, спеленали.

– Лучше поспешить… – давали совет «третьи лица» и, не дожидаясь ответа, бросали трубку.

Мысль о наследстве, которое может попасть в его руки, мелькнула внезапно. Он ее даже не додумал, такой она ему показалась простой. Так, на всякий случай, он заглянул в пару юридических справочников, быстро пробежал несколько нормативных актов, почти удостоверился в правильности своих соображений – и с этого момента Аня стала превращаться в сумасшедшую.

В глубине души Максим был уверен в двух вещах. Первая – Аня добровольно никогда не отдаст монеты. Второе – он, Максим, подлец. И первое соображение, и второе давали полную свободу действий. За детей он не беспокоился – детей никто тронуть не посмеет, но все-таки на всякий случай Максим разыскал двух молодых женщин, которые прошли специальное обучение и могли совладать не только с мальчишкой, но и со здоровым буйным мужиком. Пригласив этих нянь-телохранителей к себе работать, Максим убивал сразу двух зайцев. Сыновья оставались под присмотром тренированных, физически сильных женщин, способных защитить их, а с другой стороны, факт опыта работы одной из них в психиатрической лечебнице мог сослужить в будущем неплохую службу. Сколько же времени и денег Максим потратил на подкуп врачей, которые в здоровой Ане признавали невротичку с признаками шизофрении, сколько времени пришлось провести в гостиной тещи, которая отказывалась верить в сказки о странном поведении дочери! Сколько… «Третьи лица» звонили уже каждый день, и разговоры становились все напряженнее и напряженнее.

Однажды вечером Максима встретила обеспокоенная Аня:

– Ты знаешь, мне позвонил мужчина и попросил тебя к телефону…

– Ну и что?

– Я ответила, что ты скоро приедешь…

– Ну?

– А там помолчали и сказали: «Никогда не будьте такой самоуверенной. Ведь он может и не приехать…» Максим, что это значит?

Он швырнул портфель на кресло и прокричал:

– Ань, что ты выдумываешь?! Опять надо ехать в клинику?! Аня, ты пьешь таблетки, которые тебе выписали? Не пропускай ни одного приема.

– При чем тут таблетки?! – Аня швырнула в Максима детской футболкой. – Что ты меня за психованную держишь?!

– Ты и есть такая… – Максим уже выходил из дома.

Поехал он один, без водителя. Несмотря на поздний час, к Серго его пропустили без звука.

– Дорогой, лучше звонить… – начал было тот. Обычной полуулыбки не было.

– Нет, Серго, лучше не звонить, тем более моей жене. Ты хочешь результата или ты хочешь больших проблем?! Ты хочешь получить эту проклятую коллекцию или ты хочешь, чтобы все мои домашние писали заявления в полицию?!

– Успокойся, успокойся… – Серго увидел, что Максим разозлен не на шутку. – объясни, что случилось?

– А ты не знаешь?! – забыв почтительность, с которой он обычно обращался к Серго, Максим кричал: – Ты ничего не знаешь?! Ты вот такой тут сидишь и не знаешь, что мне звонят по три раза на дню, а сегодня еще и жене позвонили! Запугивали…

Серго внимательно посмотрел на Максим:

– Ну и как, запугали?

– Запугали, запугали… – Максим вдруг сник. Он понял, что его гнев, его возмущение ничего не значат – ситуация не поменяется: есть долг и его надо отдавать.

– Жену не тронем, а ты не доводи до греха. Время идет, а результатов никаких. Не думай, что просто так соскочишь с темы. И, надеюсь, глупостей с полицией тоже не будет. И запомни как следует: мне твое хозяйство не нужно. Мне нужны монеты.

Максим ушел от Серго поздно – пришлось поприсутствовать при беседе об охотничьих трофеях и делать вид, что веришь в эту дружескую, добрую болтовню. «Он думает, что хитер, – размышлял Максим, – думает, что весь этот антураж меня обманет. Восточный менталитет – двойственность во всем!»

Обратный путь был долог. Максим не спешил, выбирал длинные объездные пути – ему хотелось побыть одному и подумать.

Сегодня, увидев испуганные глаза Ани, Максим впервые понял, что семья разрушилась. Она и создавалась на пепелище Аниной любви к этому Олегу. И создавалась она Максимом. Аня, даже родив троих детей, не смогла до конца забыть Олега, не смогла полюбить Максима. Он это и чувствовал, и понимал. Но любить ее было увлекательно, азартно. Такая грустная и красивая, знакомая и неизвестная. Максим подумал, что, пройдя через эту несчастную любовь, через несостоявшуюся свадьбу, Аня стала вдруг совсем иной, другой, незнакомой женщиной, которую завоевывать было вдвойне тяжелее и интереснее. Что же будет там, в будущем, когда закончатся эти «сальто-мортале», когда придется все-таки приземлиться на обе ноги и почувствовать почву, Максим не думал. Перед ним была одна цель – Аня. И вот эта цель достигнута. Впрочем, никогда у него не было чувства победы. Было постоянное ощущение, что отстаиваешь право на свое чувство. Что больше всего его раздражало? Почему так легко ему было превратиться в душевного палача? Все потому, что Максим всегда видел в глазах Ани эти весы с покачивающимися чашами. И тот, сбежавший, всегда перевешивал. Несмотря на то, что сбежал. Впрочем, с определенного момента Максима уже мало интересовали тонкости семейной жизни. Ему было страшно – люди, с которыми так легкомысленно он обошелся, были жестки. Он это понимал и, сцепив зубы, пытался выполнить их требования.

Эти три месяца без Ани тяжело ему дались. Вечное ожидание страшной развязки: рокового звонка, подстроенной автокатастрофы, еще чего-то неведомого – превратило Максима в настоящего сумасшедшего. «Она сбежала, – повторял он про себя десятый раз, – сбежала, сбежала. Я сам себя загнал в угол, надо было с ней поговорить». Максим сожалел обо всем, что просто было сделать в прошлом. Просто взять и поговорить, признаться, покаяться. Почему он этого не сделал? Максим опять и опять отвечал на этот вопрос: «Монеты бы не отдала, презирала бы за алчность, неразборчивость, безответственность. Надо любить человека, чтобы прощать подобные вещи. Тем более у нас дети, трое сыновей!» Он вздохнул, закинул голову и прикрыл глаза – и вдруг почувствовал, как что-то переменилось в нем. Максим вспомнил, как в момент исчезновения Ани ему хотелось топать ногами, хотелось наорать на этого придурка, начальника охраны… Но за всем этим спряталось маленькое, осторожное чувство облегчения – Ани нет, а потому можно считать, что свою роль злодея он сыграл. Вот сейчас Максиму стало так же легко. Все кончено, от него больше не требуется угрожать и «принимать меры». «Надо ехать к Серго. Все рассказать. И про то, как собственность на монеты оформлена, и про Аниных братьев… Пусть как хочет, так и поступает. В конце концов, что они со мной сделают?! – Максим заерзал на кожаном сиденье автомобиля. – Я малодушен. Сказать все Анне не смог. Я не совсем пропащий – я рад, что она сбежала. Допросы с «пристрастием» – это не для меня, я бы ничего от нее не добился. Я даже ударить бы ее не смог… Та пощечина в комнате была случайностью, от безвыходности, от паники… Что Серго со мной сделает?! Что угодно. Это люди такие. Только б ее и детей не трогали. Ну, и козел же я! Яхта мне понадобилась! И ведь не оправдаешься теперь ни перед кем. Мальчишки, бедные… Им же должно было все достаться, а теперь… Впрочем, зачем Серго «убирать» меня? Проку от этого? Во-первых, и времена не те, и не разживешься особо. Если бы по закону… Закон…» На этих словах Максим Поздняев вдруг замер… Какая-то шальная мысль, почти сумасшедшая, почти фантасмагоричная, где-то когда-то подслушанная, мелькнула у него в голове. Максим замер, пытаясь мысленно ухватиться за тоненькую спасительную ниточку. «Наследство, наследники… Спасение где-то здесь… Допустим, меня «уберут» для того, чтобы получить все имущество… Нет, я боюсь скорее того, что показывают в кино, – пыток. Всяких там паяльников. Я переписываю на них имущество, но есть же сыновья… Если Аню обойти можно, то их обойти будет сложно – опять же, братья подключатся… Но вот заставить меня подписать какие-нибудь бумаги… Это они могут… не подпишу – буду ходить без носа, или уха, или пальцев… Что меня может спасти? А ничего… Я все теряю… Дети и Аня тоже. Ну что ж, в конце концов, коммерческие риски, да и у моей жены тоже кое-что есть. Та же самая коллекция… Нет-нет, минуточку…»