К себе домой Максим приехал поздно вечером.

В эту ночь ему не приснился ни один сон. Он, впервые за долгое время, спал спокойно, безмятежно и даже посапывая. Проснулся он поздно, но вставать не торопился – долго разглядывал потолок в своей спальне, потом рассеянно посчитал складки на светлых портьерах, потом взбил подушку, присел на кровати повыше и взял книжку с прикроватной тумбочки. «Джек Лондон» – было написано на обложке. Максим с наслаждением вытянул ноги, открыл книгу и стал читать. Читал он долго, и это занятие было прервано телефонным звонком.

– Дорогой, поговорить бы надо… – раздался недовольно-ласковый голос Серго.

– Пожалуйста, – с готовностью ответил Максим, – буду через час-полтора.

Собрался он быстро, отказался от водителя и, не позавтракав, поехал к Серго.

– Как дела, дорогой? Не отвечай, сам знаю – никак. Ты же понимаешь, для меня время очень много значит. А сколько я уже жду?

– Серго… – Максим внезапно охрип, но тут же откашлялся и четко и громко произнес: – Ты извини, что до сих пор тебе долг не отдал. Сам знаю, что виноват, но вот так получилось… Если бы ты сегодня не позвонил, я бы к тебе сам приехал.

– Что ты хотел бы мне сказать?

– Коллекции не будет. Извини, но я не смогу тебе ее добыть. Причин на это несколько: во-первых, она оформлена хитрым образом и хранится не в семье. Вряд ли родные позволят мне наложить на нее руку. Выкрасть? Да, может, выкрал бы, если бы она была в пределах досягаемости. Но увы!

– Ты смеешься?! – взревел бывший ласково-умильный Серго. – Столько времени я ждал…

– Серго, подожди, я еще не все сказал. Я тебе должен много денег. Очень много. Но я их могу отработать, вернуть. Скажем, за год-полтора. Что-то у меня уже есть…

– Того, что у тебя есть, не хватит даже на проценты…

– Мы о процентах не договаривались…

– А теперь договариваемся. Я тоже не договаривался год коллекцию ждать… Я, конечно, посоветуюсь с людьми, но все твое имущество мы возьмем в счет процентов, а сам долг… Не знаю, что мне люди скажут… Они ждут монеты. Ты думаешь, я их в сейф спрячу? Ерунда, мне они нужны, чтобы отблагодарить очень нужного человека. Очень. Такие люди в деньгах не нуждаются…

– Погоди, – взмолился Максим, – не разговаривай со своими людьми.

– Слава богу, так бы давно… – Голос Серго вновь приобрел добродушную интонацию. – Давай поднапрягись, еще неделю я тебе дам…

– Нет, ты меня неправильно понял, – твердо сказал Максим. – Вы не сможете получить мое имущество…

– Это еще почему?

Вместо ответа Максим протянул Серго папку:

– Вот, читай.

Серго достал очки и принялся изучать документы. Чем дольше он читал, тем краснее у него становилась шея. Наконец он поднял глаза:

– Ты же не жилец на этом свете после всего этого!

– Значит, не жилец, – развел руками Максим. – Это тебе решать. Могу только сказать, что тогда долг я тебе отдать не смогу. А так – заработаю. Но никак не иначе.

– Кто тебя надоумил? – нахмурился Серго.

– Никто. Сам сообразил.

Серго повертел в руках бумаги:

– Ну, положим, это тоже можно оспорить.

– Попробуй. Попробуй оспорить это у церкви.

Через два часа Максим Поздняев обстоятельно делал заказ в ресторане «Гамбринус». Отпустив официанта, он открыл папку, лежащую на столе, еще раз внимательно просмотрел документы и удовлетворенно вздохнул. Максим отхлебнул темного густого пива и стал вспоминать, как сидел у нотариуса и оформлял завещание. Нотариус, человечек в дорогом сером костюмчике, нервно похрюкивая и покрикивая на помощницу, листал справочники, что-то искал в ноутбуке и вообще всем своим видом выражал растерянность и тихое ликование. Клиент был богат, за скорость оформления платил огромные деньги, но само завещание для такого молодого и успешного человека было более чем удивительным.

– «…все движимое и недвижимое имущество завещаю Троицкому монастырю с условием, что мои жена и дети сохраняют право пользования этим имуществом в течение двадцати лет». – тут нотариус посмотрел на клиента, тот кивнул, и документы были скреплены и пропечатаны. Несмотря на несколько громоздкую формулировку, ситуация с основным капиталом была предельно ясна – в случае смерти Максима все имущество отходит к церкви, но при этом интересы Ани и мальчиков сохраняются. Двадцать лет – срок большой, за это время сыновья повзрослеют и встанут на ноги, да и Аня устроит свою жизнь. Максим усмехнулся: может, он уж и не такой плохой муж? Если думает о будущем своей бывшей жены.

Пообедав, Максим вышел на оживленный, пахнущий весной Тверской, огляделся по сторонам и понял, что долгая история с завоеванием Ани закончена. Закончена бесславно, с большими потерями.


В понедельник с утра Аня пришла в конюшню Абажура. Семимесячный жеребенок лежал в своем деннике на толстой подстилке из сена. Уткнувшись головой в угол, он казался обиженным на весь белый свет.

– Анна Алексеевна, ночь прошла спокойно… – поспешил за ней конюх. До этого Аня видела его на улице болтающим с девчонками, которые работали в соседней конюшне.

– Спокойно для кого? Для вас или для жеребенка? – не сдержалась Аня. Все хорошо: денник чистый, вода налита свежая, сено сухое. Но состояние подопечного было настолько плохим, что конюху надлежало дневать и ночевать рядом.

– Я был все время здесь, – уверенно заявил тот.

– Не врите! – жестко прервала его Аня. – Я видела вас на улице, около манежа. Не забывайте, из окон ветеринарки обзор неплохой!

Конюх покраснел и принялся мести и без того чистый приступок.

– Ладно. В следующий раз я пожалуюсь Олегу Петровичу. Так и знайте! – Аня для пущей важности повысила голос. Ее раздражал этот конюх – беспечный, болтливый, вечно бегающий без дела. С лошадьми должны работать люди спокойные, неторопливые, надежные. Лошади – существа внимательные, умные и чутко реагирующие. Они очень быстро перенимают повадки тех, кто с ними рядом. «Бедолага, – подумала Аня, глядя на Абажура, – покинутый больной ребенок! Сегодня я буду ночевать. Ничего со мной не случится». Она подошла к жеребенку. Сквозь короткую пятнистую шерсть была видна кожа, такая же пятнистая. «Дорогой, да ты просто чудо какое-то!» Аня протянула жеребенку морковку. Тот повернул голову и аккуратно взял ее, деликатно приподняв верхнюю губу. Но есть не стал. Подержав морковку в зубах, он также осторожно положил ее перед собой.

– Ты даже морковку не ешь?! Плохи дела. – Аня увидела, что губы жеребенка белые, словно обмазаны сметаной.

– А где у Абажура лизунец? – крикнула Аня и обвела взглядом денник.

– Я только сегодня хотел повесить, – откликнулся откуда-то из-за угла конюх, – только не успел.

– Так вешайте, в чем же дело! Разве вы не знаете, что это даже важнее кормов бывает. Там не только соль, но и минеральные вещества, – выговаривала Аня, наблюдая, как конюх вешает лизунец в виде большого бублика. – Я, кстати, вчера тоже его не видела.

«Конюха надо завтра же поменять!» – решила про себя она.

– Вот, теперь у тебя все есть. И еда, и вода, и даже вкусность полезная. Теперь бы понять, что у тебя, несчастного, болит!

Аня взяла маленькую табуреточку и присела рядом с жеребенком. Дышал он тяжело. На ласковое поглаживание отозвался сразу, опять повернув голову, и тут Аня увидела, что склера глаз, которая у аппалузы в отличие от других пород обычно белая, у Абажура красная. «Вот и сосуды у тебя воспалены. С чего бы это?» – подумала Аня. Подозвала конюха и скомандовала:

– Так, сходите в ветеринарку, попросите Зою сделать мне большой термос с кофе и передать сумку с медикаментами. Потом пройдите с ней ко мне и принесите теплую куртку и плед. Зоя знает, где это все найти. Сегодня можете уйти пораньше – ночевать здесь буду я.

Аня увидела, как на лице конюха возникло что-то вроде улыбки, которая скрылась под напускным беспокойством.

– Анна Алексеевна, что вы? Я никуда не уйду, я с Абажуром сколько надо, столько ночей и буду.

– Будешь. Не волнуйся. Сколько надо, столько и будешь. А пока сделай что я просила и можешь ехать домой.

Через полчаса в подсобке конюшни стояло маленькое раскладное парусиновое кресло из «запасников». На гвозде висела большая сумка с пледом, термосом и коробкой бутербродов.

– Анна Алексеевна, вы первая, которая ночует с больной лошадью, – сказала Зоя, которая организовала все это. – Здесь до вас ничего подобного мы не видели.

– Вот, – улыбнулась Аня, – значит, вы присутствуете при историческом событии.

– Я тоже сегодня никуда не еду. Буду ночевать в ветеринарке, если что – звоните, зовите. – Зоя махнула рукой и исчезла за дверью.

Аня и Абажур остались одни.

– Ну вот. Ты лежи пока, а я проверю, чем тебя здесь кормят. – С этими словами Аня полезла в кормушку. – Смотри-ка, все очень вкусно – плющенный овес, отруби, немного морковки. Но съел ты мало. Давай-ка еще раз попробуем морковку погрызть!

Аня взяла в руку морковку и поднесла ее к морде лошади. Та также аккуратно взяла ее губами и также аккуратно положила перед собой.

– Ты просто какой-то упрямец. Из кормушки не ешь, морковку не любишь! Что с тобой делать?

За этим делом Аню застал Олег. Он осторожно присел возле жеребенка, сначала наблюдая, а потом принялся помогать Ане, которая открыла чемоданчик с лекарствами. Листал справочник, уходил, возвращался, менял Аню на ее посту.

Так у этих двоих появилось общее дело. Нет, не то, большое дело, в котором могло участвовать еще много полезного народу – уборщики, конники, конюхи, берейторы. У них появилось дело, к которому они никого не захотели подпускать. Ради этого дела они вставали намного раньше обычного, ради этого дела они перекроили весь свой день и подчинили ему ночь. Они оба теперь с полуслова понимали друг друга, поскольку это было очень легко – думали они об одном и том же, заботило их одно и то же, душа обоих болела об одном и том же.

– Как ты думаешь, если пенициллин?