Становится неважным все, кроме нее. Она шумно выдыхает и судорожно хватает меня за руки, пытаясь вырваться.

А я не могу ее отпустить, держу в объятиях и не могу поверить, что это реальность.

— Отпустите меня, — чувствую пронзительную боль в ноге и отпускаю ее, — она тут же разворачивается и спрашивает: — Что происходит?

— Да-да, конечно, — говорю уверенно. — Сделай вид, что ты меня не знаешь, что мы не знакомы, что ты от меня не уходила, — она смотрит на меня, как на дурака. Хлопает глазами, как безмозглая кукла и мотает головой.

— Я правда не понимаю.

— Яна, — протягиваю к ней руку, но она лишь отшатывается и вжимается в стену за спиной.

— Не трогайте меня, пожалуйста, — на мгновение мне кажется, что это действительно не она. Но я, блядь, не верю в такие совпадения!

— Двадцать пятое августа. Анапа. Мы снимали домик у одной и той же женщины, — я не улавливаю в ее глазах воспоминаний или узнавания, бешусь, но продолжаю: — я случайно облил тебя водой. Ты назвала меня дураком. Потом мы встретились на вечеринке и через два дня сняли общий домик у той же женщины, — она мотает головой и выдает:

— Вы меня с кем-то путаете.

— Да? — я зол и совсем неконтролирую себя.

Подхожу к ней ближе. Настолько близко, что никакая стена ей не помогает. Вижу, как она зажмуривается и пытается оттолкнуть меня, а я провожу рукой по изгибу шеи и говорю:

— Раз, два, три… три родинки. А здесь, — провожу рукой за ухом. — Небольшой шрам от ветрянки. Беленькая точечка, потому что ты не смогла удержаться в детстве и расчесала ее.

Я понимаю, что говорю полный бред, но когда вижу, что она распахивает глаза и смотрит на меня… со страхом. Я понимаю, что она узнала.

И знала до этого, просто…

Думала, что я не знаю всего этого, что волосы эти, глаза, попытки изменить поведение и голос… что все это поможет.

Да я искал ее два года. Половину из которых буквально бегал с одной единственной фотографией, сделанной на смартфон. Она у меня была пока я его не разбил.

Понял, что она наврала, и швырнул телефон о стенку. А потом напился и подрался. А спустя еще месяц просто забыл обо всем и стал работать.

Действенно.

Помогает.

Она смотрит на меня, а я не могу удержаться и наклоняюсь, чтобы поцеловать, но она шарахается, быстро накрывает мои губы ладонью и выдыхает “Нет”.

Я отпускаю ее и отхожу на пару шагов, прекрасно понимая, что перегнул палку. Прошло два года и то, что я до сих пор ее не забыл вовсе не значит, что и она тоже.

Она, может, и не была влюблена. Нашла парня на отдых и укатила в Москву к жениху.

К моему брату.

Мое настроение меняется практически за минуту.

Я злюсь на нее.

За то, что ушла, что ничего не сказала и не оставила даже записки. Просто села на автобус и уехала.

Я бью кулаком в бетонную стенку, и Яна вскрикивает, а я не чувствую физической боли. Она внутри вся.

Там настолько тяжело, что мне хочется вдохнуть, а я не могу.

Больно.

— Максим, — ее голос продирается сквозь сознание и я смеюсь.

— Серьезно? То есть, Максим? А где же “я вас не знаю”? Вспомнила?

— Перестань.

— Нет. Не перестану.

Я подхожу к ней ближе. Чувствую, что моя рука в крови: все же я сбил кожу на костяшках, но это и неважно.

— Знаешь почему не перестану? Мне интересно, почему ты ушла? К нему спешила? — она мотает головой.

— Это не имеет значения.

Отталкивает меня и идет к двери, а я бросаю ей вслед:

— Беги, но от себя все равно не убежишь.

=Скрытые мотивы

Яна

Он сказал вслед слова, которые и так вертятся у меня в голове. Я не могу их выбросить и забыть о них.

Они меня преследуют.

Врываются в сознание и крутятся как шестеренки у часов. С завидной регулярностью и качеством швейцарского механизма.

Мне физически сложно находиться на этом празднике под руку с Вадимом, когда в паре метров стоит Максим. Я чувствую на себе его взгляд, но скрыться некуда.

Приходится вести непринужденную беседу, в ходе которой меня спрашивают:

— Как твоя работа?

Ольга — жена одного из друзей Вадима. Ее заботят шмотки, тачки, маленькие собачки и развлечения. Она, кажется, ни дня в жизни не работала и посвящала себя маникюрным салонам, парикмахерским и СПА.

Для нее я как собачка, которую показывают на выставке. Она не воспринимает меня как равную себе и явно не понимает, как я могу работать, когда вот-вот выйду замуж.

— Хорошо, — отвечаю и смотрю на нее, вижу, как она улыбается и закатывает глаза.

Отпивает из бокала шампанское и задает следующий вопрос:

— И как? Получается? — она задает вопрос, а я чувствую, как Вадим легонько впивается пальцами в мою талию, и понимаю, что простым “нормально” не отвертеться.

— Получается, — я не хочу говорить о том, чем занимаюсь, не хочу, чтобы кто-то знал о моей работе, но у меня нет выбора. — У меня свой кабинет в поликлинике, — гордо говорю я, замечая, как Ольга дергается.

— Это приносит денег? — тут же спрашивает она, и я улыбаюсь, прекрасно зная, что сказать.

— Я не гонюсь за деньгами, — говорю и замечаю, что к нам присоединилось еще несколько зевак.

Всем интересно, чем занимается будущая жена Вадима Островского.

— Для меня это хобби, а деньги… хватает на уход за собой и оплату квартиры и коммунальных. Я делаю это ради детей. Я помогаю им, прописываю лекарства. Я знаю каждого пациента, — Ольга смеется, а следом за ней еще несколько девушек и пара мужчин из тех, кто слушает.

На мгновение я теряюсь, не зная, что сказать в свою защиту. Для меня дико то, что люди могут смеяться над профессией детского врача, над болезнями и трудностями маленьких пациентов.

Мне не обидно, что смеются надо мной.

Я не понимаю, почему ржут над болезнью детей.

Никогда не понимала.

Я смотрю на Олю и мне хочется плеснуть ей шампанское в лицо. Я почти это делаю, но неожиданно слышу голос Максима:

— Вы зря смеетесь, — серьезно заявляет он, подходя ближе к нам с Вадимом. — У кого-то есть дети? — спрашивает, обводя присутствующих цепким взглядом, и я вижу, как несколько человек кивает.

У меня создается ощущение, что Максим не от мира сего. Он совершенно точно не вписывается в эту богему.

Как и я.

Он одет в светлые брюки кремового цвета и голубую рубашку с расстегнутой верхней пуговкой. Его движения не такие плавные, как у других присутствующих. Он больше резковат, чуть неаккуратен, и его это совершенно не парит.

Ему плевать, что о нем думают, как смотрят.

Он уверен в себе и знает, что привлекателен, хотя заметно, что такие собрания он не любит.

Он смотрится… по-домашнему, что ли.

Я вижу остальных мужчин. Все одеты в рубашки с высоко застегнутыми воротничками и темные брюки. Дресс-кода, как бы, нет, но наряды как на совете директоров. Это смешит, но с другой стороны я понимаю, что так правильно.

Вот в этом мире.

У меня у самой нет дорогой и стильной одежды, как у той же Ольги. Мое платье — подарок подруги. То, которое было на мне изначально — единственное, что я купила сама. Да и то пришлось копить полгода.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Максим рассказывает какой-то случай с ребенком, когда неправильно поставленный диагноз сыграл фатальную роль. Мальчика так и не смогли спасти, а родителям даже отказали в иске и материальной компенсации.

Я вижу, как все вокруг слушают его речь, и меня удивляет легкость, с которой он располагает людей к себе. Под конец монолога он делает так, что присутствующие оценивают значимость моей работы, а Оля фыркает, но все же вынуждена согласится.

Я подхватываю разговор и дальше мы уже общаемся в небольшом кругу.

Я рассказываю двум отцам и трем мамам о ежегодном осмотре, о регулярных прививках, о вакцине и ее выборе, а когда отвлекаюсь, понимаю, что вечер приходит к концу и выдыхаю.

Наконец-то.

Вадим берет меня под руку и мы идем прощаться с родителями.

Выходим из душного зала на улицу, и я расслабляюсь, замечая, что нам уже подогнали автомобиль. Я иду к нему, но Вадим останавливает меня на полпути:

— Погоди… мы договорились с Максимом поехать в боулинг. Посидеть, выпить.

— Хорошо, — говорю и подхожу к нему ближе. — Спокойной ночи, — я тянусь к нему, чтобы поцеловать, потому что деньги деньгами, а я действительно привыкла к этому.

— Ты поедешь со мной, — спокойно говорит он, а я пытаюсь отвертеться.

— Вадим, — говорю спокойно. — Я устала. И что я буду там делать?

— Украшать меня, — он произносит слова так, будто ставит ультиматум, а мне кажется, что я впервые вижу его.

Он никогда не говорил подобные вещи, и на мгновение я даже застываю. Смотрю на него и понимаю, что год начинается уже сейчас.

Он проверяет меня.

Пробует на вкус мою покорность, пытается понять, готова ли я к тому, что он предложил.

И я соглашаюсь. Покорно киваю и говорю, что мне нужно переодеться.

— Я отпустил водителя, — зачем-то говорит он, — и я не могу отвезти тебя. Мне нужно поговорить с одним человеком здесь. Я попрошу Максима тебя отвезти, ладно?

Нет!

Нет, не ладно!

Я хочу закричать, но вместо этого просто цепенею.

Замираю, хотя и легонько киваю головой, соглашаясь с ним. Мне точно нельзя категорично относиться к его брату, иначе у Вадима возникнут подозрения, а это…

— Отлично. Жди здесь, я спрошу у него, — он двигается в сторону ресторана, а я внезапно выдаю: