— А я тем временем попробую разузнать все, что можно, об этом шотландце. Так ты, стало быть, считаешь, что он безжалостный?

Вечером следующего дня Синджен чувствовала себя такой счастливой, что ей хотелось танцевать в своей спальне. Сейчас Дуглас поведет ее и Александру в театр «Друри-Лейн», где дают «Макбета». Само собой разумеется, что, будучи шотландцем, прозываясь Кинроссом и имея кучу родственников, чьи фамилии начинаются на «Мак…», он непременно придет на представление. Сегодня премьера. Ну, конечно же, конечно же, он придет! Ох, а что, если он будет с какой-нибудь дамой? Что, если он… Нет, об этом нечего и думать! Нынче вечером она потратила целый час на свой туалет, и, глядя на нее, Дорис, ее камеристка, одобрительно кивнула и многозначительно улыбнулась.

— Вы выглядите бесподобно, миледи, — сказала она, любовно вплетая в волосы Синджен бархатную голубую ленту. — У этой ленты такой же цвет, как у ваших глаз.

«Да, я и впрямь смотрюсь недурно», — подумала Синджен, в последний раз оглядывая себя в зеркале. На ней было платье темно-синего шелка с короткими пышными рукавами, перехваченное под грудью голубым поясом того же оттенка, что и лента в ее волосах. Она выглядела высокой, стройной, а ее лицо было слегка бледно, как и требовала последняя мода. Вырез на платье неглубокий, только чуть-чуть открывает ложбинку на груди, потому что Дуглас терпеть не может, когда дамы слишком оголяются. Да, вид у нее превосходный.

Синджен увидела его только в антракте. В фойе театра «Друри-Лейн» собрался весь свет. Отовсюду слышались оживленные разговоры и веселый смех, и пламя бесчисленных свечей отражалось в драгоценностях, которых хватило бы на то, чтобы целый год кормить жителей дюжины английских деревень. Было очень жарко. На одежде некоторых незадачливых дам и джентльменов виднелись потеки свечного воска, капающего с люстр. Дуглас отправился в буфет, чтобы принести шампанского жене и сестре, потом к Алике подошла одна из ее подруг, и таким образом Синджен оказалась предоставлена самой себе и могла обойти все закоулки огромной залы в поисках своего шотландца (именно так она называла его в мыслях). К ее восторгу и ужасу, она увидела его почти тотчас — он стоял у нее за спиной, менее чем в восьми футах, и беседовал с лордом Брассли, другом Райдера. Лорд Брассли, которого все приятели звали Брасс, был известный повеса, но сердце имел доброе и содержал свою жену в большей роскоши, нежели любовниц, что было достойно одобрения.

Сердце Синджен учащенно забилось. Она повернулась и пошла прямо к нему. По дороге она столкнулась с каким-то толстым джентльменом, машинально извинилась и, не задерживаясь, двинулась дальше. Когда до него оставалось не более трех футов, она услышала, как он рассмеялся и сказал, обращаясь к лорду Брассли:

— Черт побери, Брасс, что еще мне остается делать? Положение мое — хуже не придумаешь. Напасти налетели на меня целой стаей, и каждая злорадно хихикает и ухмыляется и норовит клюнуть. Эти два мерзавца — мой папаша и старший брат — довели дело до того, что я непременно должен жениться на богатой наследнице, иначе я потеряю все, что имею. А все девицы с деньгами, которых я до сих пор встречал, страшны как смертный грех.

— Ах, дружище, не смотри на вещи так мрачно, ведь в Лондоне есть девицы куда более приятные, — со смехом отвечал лорд Брассли. — Такие, что предназначены не для брака, а для утех. На них не женятся, ими просто наслаждаются. В их обществе ты отлично развеешься, Колин, а развеяться — это как раз то, что тебе сейчас нужно. — С этими словами он хлопнул Колина Кинросса по плечу. — Что касается поисков наследницы, то потерпи немного, мой мальчик, потерпи немного, и в конце концов какая-нибудь да подвернется.

— Легко тебе говорить: потерпи! Каждый день приближает меня к краю пропасти. А что до тех девиц, о которых ты толкуешь, то они, черт бы их драл, будут требовать с меня денег, которых у меня нет, и настаивать, чтобы в благодарность за услуги я осыпал их драгоценностями. Нет, Брасс, у меня нет времени на развлечения. Я должен отыскать себе наследницу, и притом достаточно приятной наружности.

Голос у него был низкий, бархатистый, в нем слышались юмор и едкий сарказм. Лорд Брассли расхохотался, потом окликнул кого-то из своих знакомых и удалился. Не колеблясь более ни секунды, Синджен подошла к «своему шотландцу», встала прямо перед ним и стояла так, пока его красивые синие глаза наконец не остановились на ее лице и одна черная бровь не поползла вопросительно вверх. Тогда она решительно протянула ему руку и сказала:

— Я — богатая наследница.

Глава 2

Колин Кинросс, седьмой граф Эшбернхем, оторопело воззрился на молодую женщину, которая стояла перед ним, протягивая руку и глядя ему в лицо с совершенным чистосердечием и, если он не ошибался, с немалым волнением. Он был ошеломлен и попробовал потянуть время, чтобы собрать разбежавшиеся мысли:

— Простите, что вы сказали?

Громко и ясно, без малейшей запинки Синджен повторила:

— Я — богатая наследница. Вы сказали, что вам надо непременно жениться на богатой наследнице.

Чувствуя, что голос его звучит фривольно и неестественно, он медленно произнес, так и не сумев привести мысли в порядок:

— И у вас достаточно приятная наружность.

— Я рада, что вы так считаете.

Он перевел взгляд на ее руку, все еще протянутую к нему, и машинально пожал ее. Следовало бы, конечно, поднять эту руку к губам, но она протянула ее, как это сделал бы мужчина, и он не нашел ничего лучшего, как пожать ее. Сильная рука, подумал он, пальцы очень белые, тонкие… и умелые, что ли. Он отпустил ее.

— Поздравляю, — сказал он. — С тем, что вы богатая наследница, и с тем, что у вас приятная наружность. Ах да, простите меня, сударыня. Мое имя Эшбернхем.

Она только молча улыбнулась, глядя на него влюбленными глазами. Какой чудесный у него голос, мужественный, веселый, намного более обольстительный, чем у любого из ее трех братьев. Куда им до этого удивительного молодого человека!

— Да, я знаю. А я — Синджен Шербрук.

— Странное у вас имя — оно похоже на мужское прозвище.

— Да, наверное. Мне дал его мой брат Райдер, когда мне было девять лет и он попробовал сжечь меня на костре. Мое настоящее имя Джоан, и он сказал, что я буду Жанной д’Арк, которую сожгли как ведьму и которая наверняка была святой, короче говоря, святой Жанной. А из святой Жанны получилась Синджен (В Англии Жанну д’Арк называют не Жанной, а Джоан, а словосочетание «святая Жанна» звучит по-английски как «Сент-Джоан» (Saint Joan).)… и с тех пор меня так зовут.

— Мне нравится Джоан. Это имя больше подходит для женщины.

Он провел пальцами по волосам и растерянно подумал, что ляпнул что-то несуразное и не относящееся к теме разговора, какова бы она ни была.

— Ей-богу, вы застали меня врасплох. Я не знаю вас, а вы не знаете меня. Я совершенно не понимаю, зачем вы это сделали.

Светло-голубые глаза девушки загорелись, и, глядя на него взором бесхитростным и ясным, как летний день, она отчетливо сказала:

— Я видела вас на балу у Портмейнов, а потом на музыкальном вечере у Рэнли. Я — богатая наследница, а вам нужно жениться на наследнице. Если вы не монстр — я, конечно, имею в виду вашу натуру, — тогда вам, вероятно, надо подумать, как сделать так, чтобы жениться на мне.

Колин Кинросс, для друзей — Эшбернхем, или просто Эш, растерянно взирал на незнакомку, которая, похоже, была не в силах оторвать взгляда от его лица.

— Ничего чуднее со мной отродясь не случалось, — вымолвил он наконец и тут же подумал, что это еще мягко сказано. — Разве что один раз в Оксфорде, когда жена одного из преподавателей предложила мне заняться с ней любовью, пока ее муж давал моему приятелю урок латыни в соседнем классе. Она к тому же хотела, чтобы дверь между комнатами была слегка приоткрыта, чтобы она могла видеть своего мужа, пока будет заниматься любовью со мной.

— И вы согласились?

— Согласился на что? Ах да, заняться с ней любовью? Сейчас уже не помню, — сказал он, опамятовавшись, и, нахмурив брови, строго добавил: — И вообще о подобных вещах лучше не вспоминать.

Синджен вздохнула:

— Мои братья рассказали бы мне все без утайки, однако вы меня еще не знаете, и я пока не вправе ожидать от вас большей откровенности. Я знаю: я не красавица, но достаточно мила. Я выезжаю в свет уже второй сезон, однако у меня нет ни жениха, ни даже поклонника. Но я богата, и у меня доброе сердце.

— Едва ли я могу полностью довериться вашей самооценке.

— А может быть, вы уже встретили даму, которая бы отвечала вашим финансовым запросам?

Он невольно усмехнулся:

— Вы, как я вижу, склонны говорить без обиняков. Нет, такой дамы я пока еще не встретил, как вам, по всей видимости, уже известно, коль скоро вы слышали, как я плакался в жилетку старине Брассу. И по правде сказать, вы самая красивая молодая особа, какую я когда-либо встречал. И к тому же высокая, так что, говоря с вами, мне не надо нагибаться и зарабатывать себе растяжение шейных мышц.

— Да, рост у меня великоват, но тут уж ничего не поделаешь. А что до красоты, то братья, конечно, находят меня красивой, но вы, милорд, вы правда так считаете? Это мой второй лондонский сезон, я вам уже говорила, и мне ужасно не хотелось опять тратить время на выезды в свет, ведь это невыносимо скучно, но тут я встретила вас.

Она замолкла, но по-прежнему смотрела на него во все глаза, и жадный взгляд этих красивых светло-голубых глаз поразил его. Никто никогда не смотрел на него так. Он был ошарашен, ошеломлен, оглушен и чувствовал себя совершенным болваном. От его хваленого самообладания не осталось и следа. Ему стало не по себе.

— Давайте отойдем, здесь такая давка. Да, тут лучше. Послушайте, я чувствую себя неловко. И все это очень необычно. Могу ли я нанести вам завтра визит? Смотрите, к нам идет какая-то молодая леди, и вид у нее весьма решительный.