— Помолчи, Аврора, - просит Ма’ну.

Всего два шага - и он уже рядом. Забрасывает мои слабые руки себе на шею, приподнимает за талию, и я оплетаю его ногами. Мой сумасшедший крепкий, как дьявол, держит меня, словно невесомое перышко.

— По-моему, мы будем больными родителями, - выдает на удивление серьезно.

— Самыми чумовыми на свете, - так же деловито соглашаюсь я. - Рожу тебе гусеницу, мой ненормальный.

У жизни на все есть план. И на нас с Ма’ну тоже, хоть мне немного неприятно думать о нашей маленькой семье в таком ключе. И все же, когда мой сумасшедший лунник протягивает ко мне руки, обнимая так нежно, что сердце щемит, я мысленно прошу прощения у судьбы за миллионы укоров, которые посылала ей на голову. Я-то была уверена, что Ма’ну - мое проклятие, воплощенное и неуничтожаемое.

— Я никогда не дам вас в обиду, - говорит Ма’ну глухо.

— Мы знаем, - отвечаю, легонько целуя его в пластырь на щеке.

Пожилая медсестра качает головой и, задернув шторку, выходит из смотровой. А мы так, сплетаясь руками и душами, садимся на кушетку. В пахнущей медицинскими препаратами тишине слышен лишь тихий шепот невысказанных слов. Мы друг для друга - больше чем родственные души. Мы - сильнее неразрушимого. Мы крепче всего, что создано богами.

— Поехали домой, бабочка, - наконец, говорит Ма’ну.

Потихоньку отодвигает меня, поднимается и поднимает на руки. Ничего не могу поделать - весело хихикаю.

— Что? - не понимает он и озадачено хмурится.

— Привыкла, что ты меня все время на руках носишь, - улыбаюсь в ответ.

— Ну знаешь, самая ценная ноша в моей жизни, - чуть-чуть оттаивает он. Вижу, что тяжелые мысли все еще топятся в его голове, и даже приятные новости не в силах развеять тучи грусти, но это посильная задача. Главное, не опускать рук. - Аврора, я хочу вернуться на поле.

Это многое означает. В первую очередь - его желание жить дальше. Выйти из тени и снова заявить о себе. Встряхнуть спортивный Олимп новостями о возвращении Красного ворона - нападающего, который так ни разу не упустил мяч, и не потерял ни одной выигрышной подачи.

И боюсь, на этот раз Ма’ну не собирается спрашивать моего мнения. Он просто ставит меня перед фактом. Чтобы не дала ему минувшая ночь и встреча с Шэ’аром - все это полностью переменило моего лунника.

Я даже не перечу, когда Ма’ну на руках выносит меня на улицу и осторожно усаживает на заднее сиденье. Точнее, я там лежу, подложив под голову мягкую игрушку в виде улитки. Даже не представляю, откуда она взялась, но сейчас очень кстати.

Когда возвращаемся в «Атлас» Ма’ну предлагает не заходить в дом. Поднимается в комнату, чтобы вернуться уже с пледом, укутывает мои плечи, и мы садимся прямо на ступени. Кладу голову ему на плечо, мысленно представляя, как круто изменится наша жизнь в самое ближайшее время. И дело не только в детях.

— Я должен кое-что рассказать тебе, бабочка, - говорит мой лунник.

И я слушаю его исповедь длиною в целую жизнь: беззвучно плачу и иногда улыбаюсь, и снова плачу, вместе с ним, кусочек за кусочком, склеивая картину прошлого. Мне больно из-за того, что стала невольным катализатором его горя, но Ма’ну проскальзывает по этой части воспоминаний пунктиром, стараясь не задеть мои чувства.

Я так мало помню о прошлом. О том, что случилось, потому что психика маленькой девочки оказалась неспособна принять тот факт, что мальчишка, в которого она была влюблена, умер. Просто взял - и исчез. Если бы не Марго - не знаю, что бы со мной было. Марго - и чудесные маленькие таблетки. Забвение, изобретенное фармакологией.

— Мы с тобой как в той сказке: солдатик без ноги и балерина, которая не танцует, - улыбаюсь сквозь слезы. На самом деле, в сказке все не так, но Но’лу-Ма’ну рассказывал свою версию. И у нее был счастливый конец, потому что маленькая Аврора не любила плакать. И всегда просила, чтобы герои жили долго и счастливо.

«Пообещай, что все будет хорошо», - слышу свой собственный, по-детски тонкий и капризный голос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍«Все, что ты захочешь», - обещает лысый мальчик с темными кругами под глазами.

— Я отвез его в полицию, - наконец, говорит мой муж.

Мы нарочно избегаем болезненную для нас обоих тему, но невозможно вечно прятать голову в песок.

— Может быть, нужно было… - Он судорожно сглатывает и пальцы на моем плече сжимаются сильнее. Наверное, останутся синяки, но я не издаю ни звука. Я - его опора, а он - моя. И если ему нужно держаться покрепче - я подставлю и второе плечо. - Он делал столько гнусностей со всеми нами. Я должен был, но не смог.

— Потому что ты не такой, как он, - говорю я.

И аккуратно поворачиваюсь, чтобы согреть лицо Ма’ну в своих ладонях. Он самый красивый мужчина на свете - теперь я это точно знаю. У него огромная душа, где хватит любви на всю нашу семью. Может быть, и выглядит тонким деревом, но нет такого урагана, который бы сломил его или поставил на колени.

— Хочу каждый день заново в тебя влюбляться, мой сумасшедший, - улыбаюсь ему самой безумной своей улыбкой. - И домогаться с разными пошлостями пока твой ребенок не превратил меня в лягушку, проглотившую футбольный мяч.

Ресницы Ма’ну дрожат, губы медленно растягиваются в улыбку, на щеках все те же безумно-сексуальные ямочки. Мы тянемся друг к друга, обвиваемся руками и ногами. Муж тянет плед выше, заворачивая нас обоих.

И наши поцелуи на вкус как счастье цвета радуги.

Эпилог: Ма’ну

Восемь месяцев спустя

 Я люблю, когда стадион взрывается воплем. Люблю, когда фанаты скандируют мое имя и выкладывают его красно-белыми флажками на трибунах.

Я люблю игру. Люблю ощущение адреналина, бешено колотящегося сердца и пота, стекающего за шиворот. Даже если вымотан под завязку - как сейчас - не могу просто так уйти с поля. Просто сижу на коленях и пытаюсь отдышаться, мысленно прокручивая в голове каждый свой прокол. Мои удачи и так зафиксировали сотни спортивных телеканалов, и теперь решающий мяч точно войдет в историю. Потому что благодаря ему «Вороны» получили Чемпионский кубок.

Но для меня куда важнее ошибки. Учусь на них, чтобы не допускать в будущем. Мог ли я сыграть лучше? Безусловно, и в следующем сезоне я это обязательно докажу, а пока…

Пока стадион неожиданно, одним махом, умолкает. Потому что на табло огромными неоновыми штрихами написано: «Твоя жена рожает, капитан!»

Какой-то человек, кажется, физик, придумал, что обогнать ветер невозможно. Он очень заблуждался, но ему простительно - ведь у него не было бабочки-кометы. С двумя гусеницами внутри.

Я быстрее урагана и если кто-то встанет у меня на пути - снесу на хрен!

Плевать, что в клинику приезжаю, как есть: грязный, потный и в охапку с кубком. Ребята из команды решили, что наши с Авророй гусеницы первым делом должны увидеть именно его. Ну, конечно, после того, как познакомятся с мамой и папой.

Папой! Я буду отцом!

Медсестра не хочет меня пускать, хоть у нас с Авророй партнерские роды. И да, это была моя идея, потому что в такой момент мой руконогий мячик не должна быть одна. Глупо звучит, но за эти восемь месяцев семейной жизни мы не только отстроили «Атлас» и завоевали главный приз на Художественном вернисаже, но и конкретно обогатили лексикон друг друга всякими нелепыми нежностями. Все парочки делают это. А если говорят, что не делают - мне их жаль, этих скучных неудачников.

— А ну стоять! - слышу командный голос в спину.

Дело дрянь, потому что это - Марго. А Вселенная еще не изобрела способ сражаться с этой женщиной. Как-то мы с Р’раном обменялись впечатлениями от старшей Шереметьевой: оказалось, не только мне она угрожала прибить яйца к полу ржавыми гвоздями, если обижу ее малышку-сестричку. И мы даже скрепили рукопожатием наш союз, пообещав во что бы то ни стало отыскать пресловутые гвозди и молоток, и спрятать их получше, чем Кощей - яйцо. На этой почве мы с Р’арно сдружились даже сильнее, чем на любви к регби. А еще он здорово помог, когда началась тяжба за мое наследство. В итоге, смешно сказать, из голодранца в старых кроссовках я стал … миллионером. И по чуть-чуть осваиваю хитрую науку ведения дел, ведь мы с Авророй запустили сеть ресторанов, под общим названием: «Маска Кометы». Оказалось, клиенты просто балдеют от того, что все наши официантки носят маски и специальные крылышки за спиной.

Кстати, Аврора преподает в своей художественной студии. И очередь из желающих попасть на ее мастер-классы просто огромная. Такого же размера, как и очередь за билетами на сегодняшний матч. И именно под ее чутким руководством я собственноручно разрисовал стены детской. Если честно, получилась какая-то разноцветная мазня, но Аврора, подумав, заявила, что во мне явно есть задатки импрессиониста. А гриб, который оказался похож на пораженный ветрянкой детородный орган, на всякий случай прикрыла картиной с бабочкой-кометой. Той, которую я купил на судьбоносном аукционе.

— В таком виде я тебя даже к палате не подпущу, - продолжает расстреливать мою спину Марго.

Нет смысла спорить - только смириться и топать за медсестрой. Хорошо, что здесь у них есть душ. Плохо, что после душа приходиться переодеться в голубой костюм санитар, который мне явно мал: штаны задраны до самых икр, а стоит пошевелить руками - футболка задирается выше пояса.

Ничего удивительного, что когда меня, наконец, запускают в предродовую, первое, что я слышу - смех Авроры. Она стоит около шведской стенки, одной рукой держится за перекладину, а другой поглаживает живот. И хохочет, как ненормальная.

— Расплата за грехи, - делаю вид, что ворчу. Целую ее в макушку и начинаю медленно массировать поясницу, когда мою бабочку простреливает болезненная схватка. - Надеюсь, наши гусеницы не запомнят меня таким.