— Нет, я по-прежнему не пью, и да, я собираюсь купить «Атлас»: тот большой замок на окраине города.

Несколько секунд в трубке просто тишина, а потом мое ухо чуть не взрывается от громкого смеха этого идиота. Терпеливо жду, пока он успокоится и приступаю к самой главной части нашего разговора: торгам. Напоминаю, хоть обещала не делать этого, что его прославили мои картины и теперь к нему очередь из желающих заполучить его услуги. И подсказываю, что от того, решится ли этот вопрос быстро и положительно, или медленно и не в мою пользу, зависит мое вдохновение. А нет вдохновения - нет и картин, с продаж которых он получает приличный процент. В общем, Алекса быстро капитулирует и обещает прямо сейчас разузнать, что там с правом собственности и с кем можно решить вопрос о покупке или передаче.

А пока он занимается этими вопросом, я звоню Нане и сообщаю, что примерно час назад вышла замуж за самого ненормального и красивого парня на свете и нам необходимо жилье, где бы нас никто не побеспокоил в медовый месяц. Сестра довольно попискивает трубку и говорит, что рада за меня, и что всегда знала, что я в итоге найду свое «счастье в кроссовках».

Последнее звено в этой цепочке - Р’ран и его сумасшедшие возможности. Иногда мне кажется, что Нана не шутит, говоря, что муж купил ей уже с десяток звезд: просто так, потому что он может себе это позволить. Разговор с Р’раном самый короткий. Вот что значит деловая хватка: я только произношу «Атлас», а он уже знает, о чем пойдет речь. И заявляет, что в общем как раз собирался купить его для Наны. Слышу на заднем фоне ее возмущенное: «Даже не смей!». Р’ран посмеивается и задает пару наводящих вопросов. И очень удивляется, когда я говорю, что полгода назад этот гигант был собственностью моего мужа. По совместительству - того самого нападающего «Воронов», который неожиданно исчез на самом пике своей карьеры. Р’ран фанат «Воронов», а игру Ма’ну нахваливал даже, когда я ничего не знала об этом парне.

— Ты такая… энергичная, - улыбается Ма’ну, когда я увожу машину в темный тоннель, ведущий за город. - Чувствую себя принцессой на горошине.

— Ты слишком брутальный для принцессы, - в шутку отмахиваюсь я.

— У меня есть деньги, Аврора, - неожиданно резко меняет тему Ма’ну. - Немного, к сожалению, но я настаиваю, чтобы ты взяла их в первую очередь.

— Конечно, я их возьму! Моих все равно не хватит.

Хоть, говоря по правде, не хватит и общей суммы, но я стараюсь об этом не думать. Не может же нам так хронически не везти.

Глава тридцатая: Аврора

У Ма’ну все время звонит телефон. Назойливо и настойчиво, даже после того, как он несколько раз подряд сбрасывает. Не стоит и спрашивать, кто же такой неугомонный. В конце концов Ма’ну просто выключает телефон, но тревога с его лица не исчезает, а сам он выглядит волком, которого загнали в ловушку, и который готов стоять на смерть в битве, даже если нет ни одного шанса на победу.

Алекс звонит через полчаса, когда мы почти добираемся до «Атласа». Говорит много, быстро и не устает нахваливать себя. Но я улавливаю лишь главное: процесс передачи официально не завершен, так как из-за бюрократической волокиты и каких-то там законов Ма’ну не подписал важные документы. Он же официально лечился, находился в состоянии, которое считалось неадекватным. Как-то так, не уверена, что поняла правильно. Но я почти визжу от радости, когда узнаю, что есть лазейка и не все потеряно. И почти сразу после звонка Алекса звонит Р’ран. Уж не знаю, кому он успел позвонить за это время, но у него на руках готовое решение: мы соглашаемся оставить часть территории открытой для посещения двадцать дней раз в сезон, а взамен получаем «Атлас» обратно, но с выплатой каких-то издержек и оформлением всего пакета документов за наш счет. Р’ран обещает, что пришлет к нам ребят из охраны, а уже завтра - парочку натасканных юристов. А следом Нана орет в трубку, что все будет хорошо и нам вообще не о чем переживать, потому что мы семья, а семья - это главное.

Я резко даю по тормозам, потому что слезы хлещут из глаз, и я просто не вижу дороги. Такие простые слова, прописные истины, но я остро ощущаю их только сейчас. Я не самая идеальная сестра на свете, я завидовала Нане, считала ее наивной и недалекой, и после их с Р’раном бурного романа в лоб сказала, что ей просто повезло, что он на нее запал. Не уверена, что на ее месте смогла бы забыть все те слова, но Нана меня давно простила. Жаль, что я не могу обнять ее крепко-крепко и сказать, как мне жаль, что я была такой эгоистичной сучкой.

— Аврора, что такое? - беспокоится Ма’ну.

Вытираю глаза, почему-то только теперь вспоминая, что так и хожу в свадебном платье, и оно в принципе успело испачкаться.

— Все хорошо, - улыбаюсь сквозь слезы. Даю мысленный зарок обязательно извиниться перед сестрой. Не из-за нее - Нане это точно не нужно. Просто хочу обнять ее и сказать, как сильно ее люблю.

Ма’ну все-таки приходится сесть за руль, и он явно отрывается: чуть-чуть газует, выжимая из моей малышки больше, чем когда-либо я, но мне совсем не страшно. Я доверяю своему сумасшедшему мужчине.

— Ты представляешь, сколько нам придется потратить на ремонт? - улыбается Ма’ну.

Мы больше не проникаем на территорию, как воры. Мы заходим через скрипучие, заросшие лозой ворота. Теперь понятно, почему здесь все открыто и никого нет. Фактически, все эти полгода «Атлас» никому не был нужен. Просто чудо, что его не облюбовали бездомные и наркоманы - видимо сыграли свою роль дурацкие слухи о привидениях и проклятии, которое ляжет на каждого, кто переступит порог.

Но мне дела нет до проклятия, а уж с привидением мы с Ма’ну как-нибудь поладим.

Мой Красный ворон берет меня на руки и переносит через порог. Правда, тут же наступает на прогнившую доску, и мы с громким смехом валимся на пол. Садимся и кое-как отряхиваем с себя пыль. На подоле платья - огромная дырка, и Ма’ну философски заявляет:

— Это знак, что больше никаких свадебных платьев.

— Какой-то очень непонятный знак, - подначиваю я. Опираюсь рукой в пол и чувствую, как доска прогибается под рукой.

— Там что-то есть, - говорит Ма’ну, глядя, как я энергично «приминаю» доску кулаком. Хмурится, а потом его брови ползут вверх. - Я знаю, что.

Я не то, чтобы против сюрпризов, но в случае с Ма’ну они меня немного пугают. Вчера мы гуляли всю ночь, и он несколько раз сделал акцент на том, что я ничего не должна говорить ему о прошлом. Потому что пока он блуждает в неведении, то пытается найти выход. Даже если медленно, спотыкаясь и падая, но это будет его выход, его луч света и прозрение. Та самая правда, которая освободит, а не станет жирной точкой его поисков. Ведь только вернув свои настоящие воспоминания, Ма’ну избавится от фальшивых.

Но мне почему-то страшно. Даже когда он простукивает пол, вынуждая меня отодвинуться в сторону, и приподнимает край доски, под которым лежит маленькая пыльная коробочка, я чувствую себя так, будто мой псих держит в руках грану и вот-вот выдернет из нее чеку. Хочется схватить его за руку, попросить не открывать, но я покорно жду следующего шага судьбы.

Ма’ну вертит коробочку в руках, смазывает серый слой, под которым виднеется темная глянцевая поверхность, усыпанная звездами и детскими рисунками белых лошадок. С видом победителя нажимает на невидимую кнопку - и крышка с тихим щелчком открывается, извлекая на свет миниатюрную карусель и мелодичный звук.

Музыкальная шкатулка?

Хочется взять ее, повертеть в руках - всегда обожала такие винтажные штуки, но Ма’ну вцепился в находку и выглядит ошарашенным, словно его со всего размаха огрели по голове. Этого я и боялась. Конечно, было бы просто шикарно, если бы там лежал ключик к сейфу с миллионным состоянием его предка, но что сулит нам эта детская игрушка - загадка.

— Приятная мелодия, - рискую нарушить тишину, и Ма’ну, моргая, поднимает на меня взгляд. Глаза такие пронзительно синие, что хочется прикрыться рукой. Словно под какой-то магический луч попала, ей-богу! Хоть визор заказывай, как у Циклопа из «Людей-Х». - Что-то важное для тебя?

— Это шкатулка матери. Был уверен, что она потерялась сто лет назад. Но’лу… любил засыпать под эту мелодию.

Мне становится стыдно за то, что я почти ничего не знаю о его брате за пределами нашего с сестрами дома и нашего общения. Я лишь знаю, что тот мальчик был мне дорог, и после его смерти я на многие годы перестала быть собой.

— Мать любила его, - бормочет Ма’ну, устраиваясь поудобнее. Завороженно смотрит на немного рваные движения карусели и хмурится, словно хлынувшие воспоминания причиняют ему боль. - Всегда укладывала спать и читала на ночь сказки. Потому что он был не таким, как я.

— А каким был ты? - «И почему я ничего не знала о твоем существовании?»

— Я был сам по себе, - говорит Ма’ну. - Мальчик, который говорит с тенями, потому что никто другой не хочет с ними говорить. Мне кажется, меня вообще никто не замечал.

— Даже родители?

— Отец редко нас навещал. Они с матерью были женаты и не могли развестись, потому что она обещала устроить скандал и убить всех, кто подойдет к нему хоть на шаг. Обещала убить его и себя. Но мне кажется, что дело было не в этом. Я… Трудно вспомнить.

Ма’ну резко захлопывает музыкальную шкатулку и кладет ее мне в руки, сжимая в кулаке своими ладонями. Мы сидим несколько минут в полной тишине, и я мысленно рисую его портрет: вот такого, немного взлохмаченного, с мазком пыли на щеке, с жилистой шеей и пылинками позади, которые вспучиваются и разлетаются, словно черно-белый калейдоскоп.

— У меня что-то с физиономией? - спрашивает Ма’ну, видимо озадаченный моим пристальным взглядом.

— Ничего, просто думаю, почему до сих пор не нарисовала портрет такого красавчика. Если раздеть тебя и прикрыть бутафорским фиговым листком, картина сорвет большой куш.