— Совсем придурок, - недовольно ворчит Аврора, но пальцы в моих волосах продолжают недвусмысленно царапать кожу головы. Самые приятные ощущения в моей жизни: завуалированное требования перестать валять дурака и пойти дальше. - Ты притворялся, да?

Мотаю головой, не в силах справиться со смехом. Тело предало меня и голова тоже. Чувства переплелись так сильно, что реальность расплескивается тонким слоем по прошлому, покрывая старые раны слоем лечебного бальзама.

— Просто ты… омлет… на вкус, как омлет, - говорю я севшим от смеха голосом.

Аврора смотрит на меня во все глаза, и в них так много всего, что теперь совершенно очевидно - никакая она не пустышка. Или это я прозрел? Или влюбился?

— Сам ты омлет, - тепло улыбается она, снова раскрывая мои губы и вдыхая в них свой воздух. - Только я нежная сочная мякоть, а ты пережаренная горелая корочка.

Теперь уже мы смеемся вместе: целуемся и заливаемся весельем, падаем на пол, и только колено сидящей на мне Авроры не дает катиться по коридору клубком. Если есть в мире самые ненормальные романтические вещи, то мы как раз совершаем одну из них - в самый горячий момент наших странных отношений обзываем друг друга едой и находим это забавным.

Почему нельзя остановить все, как есть?

Мне внезапно становится не до смеха. Я лежу под моей ар’сани, обнимаю ее за талию и впитываю каждую эмоцию, которая вспыхивает на ее лице. Почему мы не можем быть двумя людьми без прошлого? Как две бумажных куклы, которых только что нарисовали и вырезали? Она нужна мне… вот такая. Смеющаяся, живая, яркая, как комета, украшающая скучный горизонт жизни. И это полностью противоречит моему плану опустошения.

— Все в порядке? - обеспокоенно спрашивает Аврора.

— Все идеально, - отвечаю я. Протягиваю руку, чтобы заправить за ухо выпавшую прядь, но локон тут же вываливается обратно и щекочет меня по носу. Аврора тут же наклоняется, чтобы поцеловать меня в кончик носа. Такие удивительные нежности, как будто мы знакомы тысячу лет и делали это миллион раз в прошлых жизнях. - Ты такая красивая, ар’сани. Удивительная.

Я знаю, что никогда не смогу причинить ей боль. Эта мысль - как внеземное озарение, откровение, посланное молящемуся грешнику. Однажды она уже украла сердце уродливого мальчишки и делает это снова. Нет ни единого шанса, что я выживу в нашем противостоянии. Аврора сильная - она переживет все, что пошлет ей судьба, тем более такого безумца, как я. А вот мне судьба приготовила незавидную участь. И самое смешное, что я не хочу ей противится.

— С завязанными глазами по струне над пропастью, - говорю я, приподнимаясь на локтях, чтобы быть максимально близко к ее губам. - С тобой, Вишенка, только так.

Она невесомо целует меня в губы, вскакивает на ноги и протягивает руку.

Послушно бегу за ней по ступеням на второй этаж. Здесь почти ничего не поменялось, но я закрываю глаза. Прошлое, как пес, гонится за мной, хоть я оставил его на предыдущей станции. Мне хочется попросить Аврору бежать быстрее, но она толкает дверь комнаты, втягивает меня внутрь и закрывает ее с громким хлопком. И я понимаю, что в ловушке, и что все это время бежал ему навстречу.

В ее комнате все точно так же: шкаф, письменный стол, старые мягкие игрушки на полках, даже подставка с ручками. Как будто не было многих лет, и только вчера я принес ей вот того смешного плюшевого утенка. Приходится до боли сжать кулаки, чтобы не прикасаться ни к чему. Не уверен, что смогу выдержать и не задать самый главный вопрос: почему, Аврора?

Она прижимается ко мне сзади и пальцы скользят по моей груди, оставляя розовые полосы от ногтей. Я дышу часто и глубоко, пытаюсь справиться с чувствами, но это бесполезно.

— Та самая скрипучая кровать, - говорю, разглядывая аккуратно застеленную розовым покрывалом кровать.

Слышу, как Аврора кивает, елозя носом по моей спине.

Не могу больше, должен ее видеть. Поворачиваюсь - и натыкаюсь на полные глаза паники. Она вдруг делает шаг назад, словно оказалась в клетке с тигром. Приходится идти за ней следом, пока моя бабочка пятится к двери. Натыкается на нее спиной и протягивает ладонь к ручке, но я ловлю ее на полпути и переплетаю пальцы со своими.

— Нам нельзя заходить так далеко, - говорит Аврора. Ноль уверенности в голосе. Себя убедить не может, а уж меня и подавно. - Это же просто смешно.

— Ни капли не смешно, - говорю я, пальцами второй руки забирая вверх ее футболку.

По чуть-чуть, превращая ткань в гармошку, обнажаю бедро и живот. Аврора хватает меня за локоть, чуть не до крови вонзает ногти в кожу и мотает головой.

— Я не красива, не смотри на меня, - молит чуть ли не со слезами на глазах.

Что за глупости?

— У меня шрамы, - всхлипывает, готова разрыдаться в любой момент.

— Покажи мне их, - «нажимаю» интонацией я. Нужно быть решительным и за себя, и за нее, иначе мне никогда не выколотить из моей бабочки глупый страх и еще более глупые мысли о том, что пара шрамов могут сделать ее хоть на каплю безобразнее. - Аврора, покажи мне каждый из них.

Наши взгляды сражаются в коротком поединке, в котором победа достается мне. Удивление в глазах Авроры красноречиво говорит, что для нее это было неожиданностью. Но она послушно, как загипнотизированная, стягивает футболку через голову, неосторожно цепляя воротом пучок волос, и они свешиваются набок.

Однажды мое сердце уже остановилось и ожило лишь благодаря порции электрических разрядов. Может показаться фантастикой, но я чувствовал каждый удар тока, который впрыскивал в меня жизнь пополам с болью. Но по сравнению с тем, что происходит со мной сейчас, те фантомные ощущения кажутся просто блеклой дымкой.

Аврора идеальна. Безупречна. Поразительна.

Я не могу подобрать нужные слова, потому что все они не отражают и малой доли моих эмоций.

Она стоит около двери в одних крохотных кружевных трусиках и не знает, куда деть руки, хоть порывается прикрыться.

— Не надо, - говорю я, и бабочка опускает их вдоль тела, притихшая и послушная.

Наверное, это прозвучит как бред, но в этот момент, когда она стоит передо мной совершенно обнаженная, я любуюсь совсем не ее грудью, хоть она просто потрясающая. Я смотрю на рисунки шрамов на белой коже: два небольших над левой грудью, один глубокий над правыми ребрами, несколько косых на животе. Уверен, парочка есть и на спине тоже.

— Это из-за той аварии, - бормочет Аврора.

— Вишенка, ты можешь просто… помолчать?

Она поджимает губы, кажется, немного обиженная. Но я просто не знаю, как сказать ей, что слова все портят. Мне не нужны ее попытки оправдать себя, потому что ей не нужны оправдания. Все «уродство» - только у нее в голове, ведь каждый шрам - он словно мазок судьбы на коже, тайнопись жизни. И только я могу прочесть это послание.

Аврора вздрагивает, когда я провожу пальцами по выпуклым полоскам шрамов. Дрожь отдается в мое сердце, и это куда сильнее, чем разряд на столе реанимации. Ноги подкашиваются - и я осторожно опускаюсь перед моей бабочкой на колени. Прикасаюсь губами к шрамам на животе, Аврора отзывается вздохом и снова цепляется мне в волосы. Второй раз стою перед ней на коленях и нахожу это странно приятным, потому что все равно я - победитель, а Аврора - моя добровольная пленница.

— Мне нравятся твои шрамы, ар’сани, - говорю, любуясь каждым из них.

— Это потому, что ты псих, - смущается она. Злится самую малость, но это лишь придает пикантности коктейлю чувств в ее глазах.

— Это потому что мы с тобой совершенно одинаковые, Вишенка.

— У тебя нет шрамов.

— Есть, но они все в душе и на сердце. Там, где никто не увидит.

Аврора понимает - это ясно без слов.

Глава двадцатая: Ма’ну

— Пожалуйста, сделай это, - шепчет она.

Я знаю, чего ей хочется в эту минуту, потому что, когда двое обнажены друг перед другом не только телами, но и душами, слова не нужны. Прочесть ее сейчас - не великая загадка. То, как Аврора поджимает пальцы на ногах, как подрагивает мышцы у нее под коленями, когда я провожу по ним ладонью - это самые громкие и самые безмолвные слова в мире.

Она почти не шевелится, когда я стаскиваю с нее трусики, лишь переступает с ноги на ногу, помогая их снять. И сама, повинуясь моему взгляду, забрасывает ногу мне на плечо. Забавно, что внизу живота ее кожа чуть-чуть светлее. Но становится не до смеха, когда я провожу большим пальцем по ее складкам, и на свет рождается низкий молитвоподобный стон с моим именем на губах моей прекрасной бабочки.

Пальцы в моих волосах сжимаются в кулак, идеальные бедра толкаются навстречу моим губам. То, что мы делаем - это не пошлость, не банальный трах и даже не секс между двумя подходящими партнерами. Мы словно два светлячка - кружим друг возле друга, обжигая светом своего желания.

— Ма’ну… - выкрикивает Аврора, когда я прикасаюсь к ней кончиком языка.

Никогда еще это имя не звучало так восхитительно. И никогда еще оно не было для меня таким родным и естественным. Уверен, что после сегодняшнего я окончательно срастусь с ним, и потеряю того, другого, хоть это и будет означать предательство. Самое безоговорочное и подлое предательство, какое только может совершить человек - предательство себя самого.

Она стонет громче и громче, пока я ласкаю языком чувствительный комок плоти у нее между ногами. Вскрикивает, стоит жестче втянуть его в рот и сжать губами. Я знаю, что ей немного больно, но движения языка размазывают боль, заставляя Аврору мелко вздрагивать. Быстро забрасываю вторую ногу себе на плечо, хватаю за бедра и подношу к своему рту, словно изысканное лакомство. Целую ее, лижу и покусываю. Я так давно хотел ее, что теперь чувствую себя голодным зверем, который, наконец, настиг жертву и будет смаковать ее кусочек за кусочком, всю без остатка. Она еще не знает, что обречена на меня, ведь я сам понял это лишь мгновение назад.