— Потому что ты ревнуешь, - не унимается он, забрасывая мои руки себе на шею, продолжая удерживать запястья железной хваткой. Это невозможно приятно - быть его пленницей, быть в его мягком безумном подчинении. Я и правда бабочка и сижу на краешке капкана, не думая о последствиях. - Ты ревнуешь, - повторяет он, растягивая слова, словно карамель.

— Не придумывай всякую ерунду, - отмахиваюсь я, но мы оба знаем, кто прав. - Есть хочу, - бормочу недовольно, хватаясь за повод, чтобы увести разговор на безопасную для меня территорию. Ревность к человеку, который меня купил - это уже из разряда пресловутого синдрома любви жертвы к своему мучителю. О таком можно почитать в книгах, но это, мягко говоря, не моя тема, и я не хочу быть героиней такой истории.

— В ресторан нас не пустят в таком виде, - посмеивается Ма’ну, галантно распахивая дверцу авто.

— Есть идея получше ресторана, - улыбаюсь я. Жду, пока он усядется за руль и заведет мотор. - Поехали ко мне.

Ма’ну выглядит ошарашенным таким предложением, да я и сама удивлена, потому что, клянусь, хотела предложить просто перекусить в первом же попавшемся на пути кафе. А еще у меня есть правило: никого не приглашать в гости, никого не впускать на свою территорию, чтобы там не осталось ни единого намека на посторонний запах. Это что-то вроде зоны комфорта, которую я с остервенением берегу. Но хуже всего то, что, предлагая поехать ко мне, я имела в виду вовсе не свою крохотную квартирку.

— Мы поедем туда, где я выросла, - уточняю я, подбирая ноги под себя на сиденье. С нас стекает вода, так что мы буквально сидим в лужах, но кого это волнует?

Вижу, что ему не по душе моя затея.

— Это большой старинный дом, трусишка, - не могу удержаться, чтобы не похихикать над ним, - а не клетка с тиграми. Сестра в отъезде и не появится раньше завтрашнего вечера. Зато нас никто не попросит освободить помещение, чтобы не смущать добропорядочных граждан своим видом. И, предсказывая твой следующий вопрос, я совершенно не умею готовить, так что вся надежда на тебя.

— С чего ты взяла, что я умею? - спрашивает лунник.

— Интуиция? - Пожимаю плечами.

— Как я мог забыть, - чуть-чуть оттаивает он, и выруливает со стоянки.

На самом деле есть еще одна причина, почему я хочу поехать в родительский дом, и эта причина хранится на чердаке.

Глава девятнадцатая: Ма’ну

— Ну? - торопит Аврора, стоя по другую сторону открытой двери. - Ты вампир? Тебе нужно специальное приглашение?

Она забавляется: клацает зубами и рычит, и сама над собой смеется.

Перевожу дыхание. Ничего страшного не случится. Это просто дом: четыре стены, два этажа, чердак, на котором мы всегда находили кучу диковинок, даже если сотый раз заглядывали в пыльные ящики и картонные коробки. Это просто дом, который я знаю почти так же хорошо, как «Атлас».

Переступаю порог и сглатываю, шатаюсь, словно кегля, сбитый до боли вкусным ароматом выпечки, кондиционера для белья - неужели за столько лет Марго его не сменила? - и особенного, ни на что не похожего запаха дома Шереметьевых.

Как я дал втянуть себя в это? Ведь собирался держаться подальше от прошлого?

— Одежду нужно высушить. - Аврора стягивает с меня рубашку, даже не стараясь скрыть, что теперь, когда глазеть на меня некому, идея видеть меня более раздетым ей по душе.

Очень трудно держать себя в руках, когда она прикасается к моим плечам, случайно пробегает пальцами по коже. Ко мне прикасались многие женщины, и они делали со мной куда более развратные вещи, чем простые случайные прикосновения, но только с Авророй я чувствую себя так, словно жонглирую факелами, сидя на пороховой бочке. Это все равно, что щекотать пером собственные пятки. Вот только смеяться совсем не хочется.

Я сразу же возбуждаюсь, и, блин, краснею, как полный придурок, потому что хочу попросить ее не останавливаться и зайти со мной так далеко, как ей захочется.

— У нас в доме не бывает мужчин, так что, прости, но сменной одежды для тебя нет. - Моя бабочка делает шаг назад, показывает в сторону коридора, который уходит вглубь дома. - Там ванна и полотенца. А я пока развешу рубашку на сушилке и посмотрю, что есть в холодильнике.

Послушно иду в ванну, но все-таки оборачиваюсь, ошарашенный зрелищем того, как Аврора украдкой зарывается носом в мою рубашку и крепче-крепче сжимает ткань пальцами.

Я быстро принимаю душ и, перевязав бедра полотенцем, смотрюсь в запотевшее зеркало. Есть ли хоть малейший шанс, что я не потеряюсь в ней окончательно?

Аврора тоже переоделась: теперь на ней футболка чуть ли не до самых колен, и волосы собраны в лохматый пучок на макушке. Она меня не замечает, и я получаю пару минут, чтобы полюбоваться, как она отчаянно сражается с кофемашиной. Эта женщина не умет делать совсем ничего, и это выглядит очень милым и непосредственным, как ее личная фишка.

— Боги, не пугай меня! - ругается она, когда случайно замечает мое присутствие.

Слишком старательно делает вид, что не смотрит на меня, и я несказанно этому рад, потому что снова краснею как полный придурок. Нужно отвлечься, нужно заняться делом, потому что полотенце, точнее то, что оно не так, чтобы скрывает, выдаст мои мысли с головой.

Пока я готовлю омлет с овощами, Аврора перебирает пультом телеканалы и останавливается на старом мультфильме про олененка.

— Тебе понравилась игра? - спрашиваю я осторожно, натирая кусок сыра.

— Я не знаю правил и не очень люблю смотреть, как кучка мужчин лупит друг друга за мяч, - откровенно говорит она. - Но ты хорошо смотришься на поле.

— Мне нравится то, что я делаю. Это… приятные ощущения.

На самом деле мне хочется сказать, что только на поле я и живу, потому что существование за пределами него едва ли можно назвать интересным. Игра и коллекционирование бабочек - вот и вся моя жизнь, хоть еще несколько дней назад, до того, как Аврора снова вошла в мою судьбу, я был уверен, что стал полноценным членом общества.

Я раскладываю омлет по тарелкам и ставлю одну рядом с моей бабочкой. Она тянет носом аромат, жмурится и, хватаясь за вилку, отправляет в рот первый кусочек.

— Я знала, что тебя можно подпускать к плите Марго, - говорит, стремительно поглощая мою стряпню.

— Буду считать это комплиментом. - Опираюсь бедрами на столешницу и, держа тарелку одной рукой, отламываю кусок омлета. В самом деле неплохо получилось. - Теперь можно признаться - я первый раз в жизни готовлю.

Аврора давится, кашляет и машет рукой, удерживая меня на расстоянии. Запивает кашель водой из стакана и чуть охрипшим голосом спрашивает:

— Как? Ты же тут корчил шеф-повара.

— Я просто люблю читать и смотреть кулинарные шоу, и у меня хорошая память.

С улыбкой стучу себя пальцем по лбу… и взгляд Авроры меняется. Только что она была веселой соблазнительницей, но, стоит лишь моргнуть - и я вижу настороженную, озадаченную девушку, которая, щурясь, всматривается в мое лицо.

Блядь!

— Мне нужно позвонить, - торопливо говорю я.

Неаккуратно ставлю тарелку на столешницу и выхожу в коридор. Прислоняюсь к стене, чтобы перевести дух и убедить себя в том, что она не может меня узнать. То есть, я хотел, чтобы она узнала, но не так и не сейчас, и до того, как решил, что смогу простить.

Сердце бешено колотится в груди, посылая в кровь порцию огня. Кажется, еще немного - и в моей груди откроется кратер, начнется извержение. Ноги быстро слабеют и я, как ни стараюсь, не могу стоять. Охаю, сползая по стене. Что я за тряпка такая?

Пред глазами все плывет, а в голове пульсирует только одна мысль: я действительно хочу простить мою бабочку. Кажется, она точно такая же, как и я, невольная заложница судьбы.

— Ма’ну? - перед замыленным взглядом мелькает тень. Ладони на моих щеках прохладные и мягкие. - Ма’ну, тебе плохо?

— Все в порядке, - тяжело дышу я.

— У Марго где-то есть аптечка, я сейчас…

Хватаю ее за руку и тяну на себя, вынуждая сесть сверху. Прикрываю глаза, чтобы перевести дыхание и попытаться справиться с приступом паники.

— Не надо никаких таблеток, Вишенка. Но если поцелуешь - оживу.

— Так и скажи, что просто хочешь ко мне поприставать.

— Хочу, - улыбаюсь я. - Тебя хочу, Вишенка.

Нам обоим становится не до смеха: я чувствую это по ее учащенному дыханию, по тому, как пальцы зарываются в мои влажные волосы. Аврора наклоняется к уху и говорит самую сексуальную вещь, какую я только слышал в своей жизни:

— В моей комнате односпальная жутко скрипучая кровать со старым матрасом.

— Прекрасно. - Открываю глаза и погружаюсь в темные океаны с обсидиановыми звездами. - Всю жизнь мечтал лишиться проклятой девственности на скрипучей кровати.

— Ты… что?! - Аврора хлопает ресницами, очень похожая на идеальную фарфоровую куколку. Даже трогать ее сейчас страшно. - Ты никогда не… не был с женщиной?

— Ну, технически, если говорить не о самом процессе, а о некоторых его тонкостях…

Она не дает закончить мое занудствование, затыкая рот поцелуем.

Мы прижимаемся друг к другу сильно и горячо, как будто падаем с безымянной высоты и у нас один на двоих спасительный парашют. Целуемся, проникая друг в друга воздухом, запахом и чувствами, которые втираем в кожу в безумных попытках стать еще ближе, хоть больше уже просто некуда.

Я фанат ее губ - теперь я это знаю. Если бы сейчас была последняя минута моей никчемной жизни, я бы попросил лишь еще немного поцелуев перед тем, как утонуть в пустоте. У ее поцелуев вкус вечности и немного - омлета. Почему-то думать о том, что моя бабочка пахнет жареными овощами и яйцами так смешно, что я невольно отрываюсь от Авроры, чтобы не задохнуться от хохота. В груди все еще нестерпимо болит, и взрыв смеха никак не способствует облегчению, но ничего не могу с собой поделать