– Мне пора уходить.

Ее голос слегка дрожал, и она не осмелилась посмотреть в глаза Ройса еще раз. Мэри повернулась, но Ройс встал перед ней, схватив за руку так быстро, что она не смогла скрыть удивления. Глаза с потяжелевшими веками были так темны, что теперь их едва ли можно было назвать зелеными.

– Нет, – хрипло сказал Ройс. – Уйти – это самое последнее из всего того, что вы можете сейчас сделать.

Глава 17

Выпустив руку Мэри, Ройс прижал ее к себе, и их губы жадно и лихорадочно прижались друг к другу, и легкий привкус портвейна будоражил ее сознание. Отпустив ее губы, Ройс начал слегка покусывать мочку уха Мэри.

– Мне не терпелось сделать это еще с того вечера на постоялом дворе, – прошептал Ройс едва слышно, и его дыхание, легкое, словно перышко, заставило Мэри задрожать всем телом. – Быть вместе с вами в Айверли-Хаусе, видеть вас за одним столом, представлять вас со мной в одной постели… Жизнь превратилась в кромешный ад. – Его губы, словно дразня, скользнули вниз по шее Мэри. – Каждый вечер, зная, что вы находитесь в нескольких шагах по коридору, я не могу заснуть, когда прихожу в свою комнату.

Судорожно вздохнув, Мэри запрокинула голову, чтобы Ройсу было легче целовать ее шею. Она еле слышно прошептала его имя и запуталась пальцами в шелке его густых волос. Как ей выразить пронзающие ее чувства, если одно только хриплое дыхание Ройса приводит ее в жаркий трепет? Одно лишь движение рук Ройса по ее телу, медленное и настойчивое, заставляет вздрагивать, пробуждая всю силу незнакомого раньше желания. Она почувствовала страсть, пронизывающую каждый нерв, каждую мышцу, еще тогда, при первом поцелуе на постоялом дворе, но сейчас…

Его мягкие губы скользили по коже, и зубы, чуть царапаясь, оставляли жаркий след, который тут же покрывался влажным следом ищущего языка. Задрожав, Мэри ощутила еще большее желание, и жар, пронзивший ее живот, казалось, был готов вырваться наружу.

Губы Ройса достигли той границы, где начинался вырез ночной рубашки, и он, рыкнув, подавил в себе проклятие. Вскочив, он дернул пояс ее халата, который, распахнувшись, обнажил ее стройное тело в снежно-белой хлопковой рубашке.

Мэри прекрасно видела всю гамму чувств, отражающуюся на лице Ройса: его глаза блестели, кожа порозовела, и теплое дыхание стало хриплым. Глядя на него, Мэри ощутила, как жажда страсти охватывает ее все глубже и глубже.

От поцелуев Ройса очередная волна дрожи пробежала по всему телу Мэри. Резко дернув за ворот ночной рубашки, он взглянул на Мэри почти черными от страсти глазами. Рубашка разорвалась с громким треском, и Мэри ахнула. Руки Ройса двинулись вниз по ее телу, скользя по груди, по животу, вокруг бедер…

Ей показалось, что весь мир вдруг застыл в пышном великолепии восхитительного цветения. Мэри вообразить не могла, что подобные чувства могут порождаться прикосновениями мужчины.

Он снова склонился над Мэри, и его рот, горячий и требовательный, продолжал свое волшебное движение с восхитительной нежностью. Вцепившись в плечи Ройса кончиками пальцев, Мэри почувствовала, что не в силах сдерживать дрожь. Наконец, словно задыхаясь, он оторвался от ее губ и, подхватив на руки, мягко положил на бок. Растянувшись рядом, Ройс начал целовать ее снова, лаская живот кончиками пальцев, путешествуя ими почти до самых сокровенных точек ее желания.

Язык Ройса прошелся вокруг одного соска, потом вокруг другого, в то время как пальцы продолжали свой восхитительный дразнящий танец, а Мэри лишь продолжала судорожные движения, мечтая ощутить его пальцы там, где возникшее желание манило все сильнее и сильнее, словно глубокая пропасть.

– Проклятие! – Оторвавшись от Мэри, Ройс сел рядом и уткнулся головой в скрещенные руки.

Она испуганно посмотрела на Ройса, хотя тело еще продолжало дрожать.

– Ройс? – Ее голос прозвучал еле слышно.

– Одевайся, – напряженно и жестко ответил Ройс, не глядя в ее сторону.

– Но почему?

– Просто сделай то, что я сказал, – словно кнутом щелкнул Ройс. – Накинь халат и беги в свою комнату. И благодари свою счастливую звезду, Мэри, что я не слишком сильно пьян.

Мэри, покраснев, как свекла, почувствовала себя вдруг маленькой и беззащитной. Рывком затянув халат, на котором только что лежала, она выскочила из комнаты и зашлепала босыми ногами по коридору, вверх по лестнице, стараясь производить как можно меньше шума. Нырнув в свою комнату, она заперла дверь и, облокотившись на нее, принялась ловить воздух широко раскрытым ртом, чувствуя, как предательски трясутся колени.

Господи, что же она наделала? Что подумает о ней Ройс?

Застонав, Мэри осела на пол, прижимая к груди разорванную ночную рубашку. Она не знала, как сможет теперь снова взглянуть в лицо Ройса. По крайней мере у него было некоторое оправдание: он был пьян. Но она? Она, имея совершенно трезвую и ясную голову, повела себя как последняя развратница!

Судя по всему, ей бы следовало плакать. Плакать от стыда и отчаяния. Но только она не могла. И – о ужас! – она не могла не отдавать себе отчет в том, что дрожь желания продолжала пронзать ее тело и даже прикосновение ночной рубашки к голой коже заставляло бежать кровь по жилам безумными толчками.

…То, что она сделала, было предосудительным. И все же…

Издав еще один легкий стон, Мэри запустила пальцы в волосы, словно желая остановить мысли, вихрем проносящиеся в голове. Но ведь она действительно наслаждалась каждым мгновением. Своими поцелуями и ласками Ройс пробудил ее тело. Если бы вдруг он вошел в ее комнату прямо сейчас, то она бы снова упала в его объятия.

Между ней и Ройсом никогда не может быть чего-либо общего – Мэри это прекрасно осознавала. Самое худшее решение – отдать себя в его руки, и после этого ее жизнь будет разрушена. Опозорена. Она превратится из девушки в женщину.

Ей всегда была интересна суть этого перевоплощения. А можно ли, избегнув греха похоти – что не так уж сложно, – просто целовать мужчину? Но теперь она поняла. У этого удовольствия очень скользкий склон. И следует быть очень осторожной в будущем, если она не хочет катиться по этому склону вниз!

А это означает лишь одно – быть вдалеке от Ройса.

Вздохнув, Мэри встала. После того как она осознала, что Ройс – человек, которого она бы хотела видеть в последнюю очередь, подняться на ноги оказалось совсем нетрудно. Мэри поняла, что в следующий раз при взгляде на Ройса ее лицо окрасится в цвет кровавого заката, а уж что он подумает о ней, она и представить себе не могла. Раньше он относился к ней, как к наивной провинциалке, а теперь?

Скомкав ночную рубашку, она сунула ее под сложенные одеяла в самый низ сундука в изножье кровати. Она не смогла бы объяснить всевидящей горничной, почему ее передняя часть разодрана.

Справившись с этой задачей, она надела новую рубашку, забралась в кровать и попыталась заснуть. Мэри вовсе не хотелось выглядеть с утра так, словно она не спала всю ночь.

Проснувшись, она поняла, что выглядит так, как опасалась: под глазами черные круги, рот немного запал. Посмотрев на себя в зеркало, Мэри решила было сказаться больной, ее внешний вид вряд ли позволил бы кому-нибудь в этом усомниться.

Однако в этом случае к ней тут же присоединились бы сестры, замучили бы ее вопросами и сочувствием, а этого хотелось Мэри меньше всего. Нет уж, лучше спуститься вниз на уроки мисс Далримпл, где сестры, преисполненные отвращения к занятиям, ничего не заметят.

Мэри с облегчением поняла, что опоздала на завтрак, и попросила горничную принести поднос с чаем и тостами. Покончив со скромной трапезой, она попыталась придать лицу надлежащее выражение и спустилась вниз.

Она испытала громадное облегчение, обнаружив, что в компании сестер и мисс Далримпл отсутствует Ройс, но сосредоточиться на поучениях гувернантки о надлежащих правилах поведения оказалось значительно труднее, чем обычно. Ее мысли продолжали витать вокруг событий минувшей ночи. Будет ли Ройс стараться избегать ее? Насколько глубоко она пала, по его мнению?

Он отсутствовал и на обеде, но когда пришло время занятий танцами, он появился в небольшом зале, как делал это всегда. При взгляде на Ройса сердце Мэри забилось чаще, и ей очень захотелось исчезнуть. Пусть танцует с другими! Однако она осознала, что это был бы неверный путь и такое неопределенное положение не может длиться слишком долго.

Наконец наступил ее черед, и, глубоко вздохнув, Мэри выступила вперед и посмотрела прямо в лицо Ройса, хотя была уверена, что цвет ее щек намного румянее, чем обычно. Безусловно, она испытывала стыд за события минувшей ночи, но решительно не хотела, чтобы Ройс это видел. Галантно поклонившись, он вывел Мэри на середину зала. Слава Богу, сегодня был не вальс, и ей не придется чувствовать его руку на своей талии и находиться к нему так близко! Все ее внутренности и без того дрожали, словно желе на тарелке.

Лицо Ройса, как всегда, выражало учтивую вежливость, но сегодня она носила более сдержанный характер: в глазах отсутствовал блеск, не было обычной улыбки, прячущейся в уголках рта, и Мэри подумалось, что сейчас он старательно копирует манеры графа. Веющий от Ройса холод еще сильнее ударил по нервам Мэри. Хватило бы у нее смелости спросить, не сердится ли он?

Начав танцевать с сестрами, Ройс снова стал самим собой, и Мэри почувствовала, как в ней поднимается раздражение, когда она видела, как он смеется и разговаривает с Роуз или Лили. В глубине души Мэри прекрасно понимала: было бы глупо ожидать, что он почувствует себя с ней комфортно, и она боялась навсегда потерять дружбу и расположение этого человека.

Урок подошел к концу, мисс Далримпл уплыла в свою комнату, и сестры направились к дверям. Мэри почувствовала, как Ройс слегка коснулся ее руки.