– Молодой девушке не приличествует пользоваться косметикой.

Мадди была категорически не согласна с графиней, но на этот раз решила не спорить. «Лучше воспользоваться случаем и попытаться разузнать кое-какие подробности», – решила она.

– А вы позволите спросить, что с ней случилось? Я заметила, что у графа на лице такие же отметины. Они что, оба переболели одной и той же болезнью?

– Оспа, – коротко ответила графиня. И от ее желчности не осталось и следа. Она вернулась к камину, снова опустилась в кресло и с тяжелым вздохом добавила: – Это случилось в конце зимы более года назад.

«А брат Нейтана Дэвид умер год назад, – вспомнила Мадди. – Да, теперь все ясно…»

– А как насчет старшего брата моего мужа? – спросила она. – Он тоже заразился оспой? И поэтому его не стало?

Леди Гилмор опустила взгляд на свои узловатые пальцы, обхватившие набалдашник трости, и тихо сказала:

– К сожалению, это так. Дэвид был очень порядочный и честный человек с огромными возможностями. Его преждевременная смерть стала страшным ударом для нашей семьи.

Мадди, потерявшая родителей, прекрасно понимала чувства этих людей. Но почему граф и его мать отдавали столь явное предпочтение старшему сыну? Неужели у них ничего не оставалось для младшего?

– Тогда, наверное, мы должны благодарить Бога за то, что Нейтан находился за пределами Англии в это время. Возможно, это спасло ему жизнь.

– Нейтан?.. – с горечью в голосе переспросила леди Гилмор. – Он всегда был безрассудным распутником. Пока Дэвид учился управлять поместьем моего сына, Нейтан играл в азартные игры и пьянствовал, пропадая неизвестно где. Единственный его интерес к землям отца заключался в том, сколько он сможет получать с них, чтобы расплачиваться по долгам.

Мадди приподняла руки – миссис Доббс в этот момент закалывала ткань на талии. Представить Нейтана распутником, соблазняющим одиноких женщин обольстительными улыбками с ямочками, – это было совсем не трудно. Наверное, она ошибалась, полагая, что причина отцовской ненависти к нему имела более глубокие корни. Вероятно, все дело было в безответственном поведении младшего сына.

Но в присутствии этой недоброжелательной старой дамы она не станет критиковать его. Особенно сейчас, когда они, как все думали, были без ума друг от друга.

– Значит, совсем неплохо, что он уехал и повзрослел, – прощебетала Мадди. – Я уверена, очень скоро вы увидите, что Нейтан изменился к лучшему. По крайней мере, он стал чрезвычайно богатым коммерсантом. И теперь, когда он стал лордом Роули и женатым мужчиной, он наверняка остепенится и будет вести себя как благородный и достойный джентльмен.

Когда леди Гилмор поморщилась – словно собиралась произнести очередную язвительную тираду, – Мадди решила, что настало время предложить план ее собственного преображения.

Соскочив с табурета, она упала на колени перед старой графиней, не обращая внимание на укол булавки в бок, схватила холодные узловатые руки графини и воскликнула:

– О, миледи!.. Миледи, я так надеюсь, что вы мне поможете. Я чувствую себя недостойной такого благородного человека, как мой дорогой муж. Я боюсь, что могу поставить его в неловкое положение, когда мы начнем выходить в свет и водить дружбу с аристократией. Нового гардероба будет недостаточно, чтобы изменить мое поведение и манеру держаться. Поэтому я подумала, что вы, возможно, согласитесь давать мне уроки хороших манер.

Старая графиня с гримасой высвободила руки.

– Уроки хороших манер?

– Ну да. Я, конечно, сомневаюсь, что найдется время для того, чтобы я могла научиться играть на пианино, как Эмили, но я могу научиться многому другому. Мне нужно знать, какой вилкой пользоваться на ужине, как правильно подавать чай, как вести разговор с людьми из высшего общества…

– Тебе, Мадлен, нужно всего лишь усвоить старое правило: много слушай и мало говори. – В голосе леди Гилмор прозвучало раздражение, но, по крайней мере, она хотя бы не отказала сразу.

Воодушевленная таким ответом, Мадди продолжала:

– И еще – как танцевать, как делать реверанс, как обращаться к какому-нибудь герцогу…

– Нет-нет, – перебила графиня, – это тебе не понадобится. – Снова поморщившись, она добавила: – Позволь мне быть с тобой откровенной, Мадлен. Мне следовало сказать тебе об этом сразу же. Так вот, тебя как особу со скандальной репутацией не станут приглашать в лучшие дома. И не будут приглашать на многие балы. А встречаться с герцогами тебе, естественно, не доведется!

* * *

Приближаясь к открытой двери наверху, Нейт замедлил шаги. Он боялся этой встречи. Он не очень любил детей. Они обычно были навязчивыми, шумными и утомительными. Но, как и многие малоприятные дела, ему следовало это сделать – и поставить точку.

Чуть помедлив, он переступил порог. Детская выглядела точно так, как его собственная много лет назад. Классная комната с низкими книжными полками была главным помещением, а спальни располагались дальше по коридору. По стенам, в рамках, висели все те же изображения животных с буквами алфавита, на подставке же красовался глобус. Но комната, казалось, уменьшилась в размерах по сравнению с той, которую он помнил с детства.

Впрочем, тогда он и сам был гораздо меньше – шалун и проказник, проводивший большую часть времени на табуретке в углу, лицом к стене. Сидеть спокойно часами было самым суровым наказанием для подвижного парня. Порки, применяемые графом Гилмором в качестве воспитательной меры, были намного хуже, но они-то, по крайней мере, не занимали много времени.

Внимание Нейта привлекла живая картина на дальнем конце комнаты. Там, у окна, за детским дубовым столиком, сидела маленькая девочка. Она мотала ножками, вскидывая подол своего желтого платьица, и писала что-то мелом на грифельной доске. А в кресле-качалке дремала пухлая нянька с крошечной рыжеволосой девочкой на коленях. Малышка наблюдала за старшей девочкой и сосала пальчик.

Нейт замер на пороге. Конечно же, это были его племянницы, дочери его брата.

У него вдруг перехватило горло и защипало в глазах от подступившей влаги. Он отвернулся и с трудом проглотил подкативший к горлу комок. «Какая глупость…» – сказал он себе. И действительно, что это с ним? С чего его так пробрало при виде этих детей? Ведь он не нес за них ответственности, это бремя лежало на главе семьи, их деде графе Гилморе.

Тем не менее Нейтан чувствовал, что он все равно в долгу перед маленькими племянницами. Много лет назад Дэвид присматривал за ним и защищал, когда мог, от гнева графа. Теперь настал черед отплатить за добро добром.

Нейт сделал глубокий вдох и расправил плечи. Затем решительно направился к детям. Тут девочка за столом повернулась на своем миниатюрном стульчике и уставилась на незнакомца. Нянька же, проснувшись, внимательно посмотрела на него своими черными, как смородина, глазами на пухлом лице. С малышкой на руках она тщетно пыталась подняться с кресла.

– О, милорд! Простите, но я…

– Умоляю, сидите, – сказал Нейт. – Не нужно вставать.

Растерянная служанка молча закивала.

Нейт же опустился на корточки перед девочкой за столом. Это был довольно красивый ребенок с рыжеватыми волосами, перевязанными сзади желтой лентой, и карими глазами – точь-в-точь как у Дэвида. На миниатюрном носике девочки виднелись следы мела. Страха на лице у нее не было, только любопытство.

Нейтан улыбнулся.

– Здравствуй, я твой дядя Нейт. А как тебя зовут?

Девочка смотрела на него не мигая. Ее лицо хранило печать спокойной серьезности, и это тоже напомнило Нейту его старшего брата. К горлу его снова подкатил комок, и стало трудно дышать. Черт возьми, зачем он сюда пришел? И оказывается, он не знал, как завести с ребенком разговор.

– Может, тогда скажешь, как зовут твою сестренку. – Нейт опять улыбнулся.

Девочка по-прежнему молчала. И смотрела на него все так же внимательно. Отчаявшись, Нейт уже собрался уходить, но тут малышка звонким, как колокольчик, голосом произнесла:

– Я Кэролайн, а она Лора. Она иногда плачет по ночам. А я никогда не плачу.

– Умница! Это значит, что ты уже не ребенок, правда? – Нейт задумался, не зная, о чем дальше говорить. Но тут ему на глаза попалась грифельная доска. – Ты уже учишься писать, Кэролайн?

– Учусь писать букву «К». Это палочка с оттопыренной рукой и отставленной ножкой.

Кэролайн снова склонилась над доской и вывела букву – слегка кривоватую, но вполне узнаваемую.

– Отлично, – похвалил Нейт. – А ты знаешь слова, начинающиеся с «К»?

Малышка задумалась на мгновение, потом объявила:

– Королева! Ну… как королева Виктория.

– Да, королева Виктория. Правильно. Умница!

На лице Кэролайн расцвела улыбка. Но тут за спиной Нейта послышались шаги, и раздался ворчливый голос леди Софии:

– Что здесь происходит?

Нейт выпрямился и обернулся. В дверном проеме, ведущем в детские спальни, стояла его овдовевшая невестка в темно-сером платье. Теперь он понял, почему его брат женился на этой женщине: изящные черты лица, блестящие каштановые волосы, стройная фигура… Однако общее впечатление портила кислая гримаса – это выражение почти никогда не покидало ее лицо. За ней маячила худощавая женщина в черном, лет сорока пяти, с темными волосами, собранными в пучок.

– Я просто наблюдал Кэролайн за учебой, – ответил Нейт. – Она делает успехи.

София подошла к старшей дочери, погладила ее по головке и что-то проворковала. Затем направилась к младшей. Рыжеволосая малышка протянула к ней пухлые ручонки, и София взяла ее на руки, потискала, промурлыкала что-то ей в ушко, потом вернула няне.

У Нейта возникло ощущение, что его невестка проверяла, не причинил ли он какого-нибудь вреда ее дочерям.

Он постарался не принимать это близко к сердцу. София производила впечатление хорошей матери – разве что слишком уж беспокоилась о дочерях. Правда, она его совсем не знала, и ее мнение о нем на протяжении всех этих лет складывалось под воздействием яда, изливаемого графом Гилмором.