Однако в городе подобное умение оказалось очень полезным. Более того, похоже, было просто необходимо, чтобы примкнуть к кругу женщин, которых мужчины находят очаровательными.

Но стоило Генриетте попытаться изменить свою деловую походку, как ноги сделались совершенно неуклюжими и отказались повиноваться.

Ах, черт возьми! Генриетта почувствовала себя ребенком, ловящим мыльный пузырь. Едва она попыталась прикоснуться к правде, как та тут же рассыпалась множеством мерцающих брызг. Она могла, охарактеризовать свое нынешнее состояние, сравнив его с арфой, на которой недавно играли и ее струны до сих пор вибрируют от прикосновения пальцев музыканта. Ей бы ни за что не удалось повторить подобное.

С другой стороны, сравнение с арфой не вполне верно, поскольку вовсе не руки лорда Дебена повергли ее в нынешнее состояние, а его рот. И еще тот негромкий стон, который он издал, уткнувшись лицом ей в ямочку пониже уха.

О боже, при мысли об этом мужественном стоне наслаждения у нее снова подкосились ноги.

Генриетта мечтательно плыла дальше, пока наконец не добралась до дивана. С радостью села рядом с тетушкой и раскрыла веер. Медленно обмахивая пылающие щеки, она чувствовала, как сознание начинает потихоньку проясняться.

Ей вовсе не показалось, это в самом деле был стон наслаждения.

Наслаждения. Нет, гораздо больше. Он был похож на мужчину, готового вкусить изысканное лакомство после долгого голода.

Генриетта стала обмахиваться более интенсивно, и тут ей в голову пришла мысль о том, что Дебен хотя и старался казаться хладнокровным, спокойным и собранным, но их встреча потрясла и его.

Уголки ее губ тронула едва заметная улыбка. Пусть и на краткое мгновение, но лорд Дебен, чей изощренный вкус к самым красивым женщинам был известен повсеместно, наслаждался ее обществом.

«Вот так-то, мисс Уэверли! — возликовала Генриетта. — Вас он никогда не целовал. И совсем даже этого не хотел, как бы упорно вы ни старались очаровать его».

Она тут же одернула себя: недостойно допускать подобные мысли, но в душе торжествовала. Теперь не имело значения, что она не станет звездой высшего света. Осознание того, что она сумела произвести впечатление на мужчину, совершенно, казалось бы, невосприимчивого к женским чарам, стало для нее источником личной тайной радости, чем-то, что она могла приберечь для себя, чтобы позже обдумать в спокойной обстановке.

Ричард может сколько угодно думать, что она лишена качеств, требуемых для выживания в замысловатом высшем свете, на деле у нее только что состоялась интимная встреча с известным распутником, и ей удалось выйти, так сказать, сухой из воды. Если, конечно, не принимать в расчет дрожащие ноги.

Более того, ей даже удалось оказать на него малозначительное, но все же воздействие. Она отлично понимала, что не сумела бы произвести неизгладимого впечатления на такого жесткого человека. Но на один краткий момент, тот самый, когда с его губ сорвался обличающий его стон, ей определенно удалось пробить брешь в стене цинизма, за которой он прятался, точно за кольчугой.


Когда тетушка решила, что пришло время возвращаться домой, Генриетта предприняла отважную попытку идти до экипажа текучей походкой. Осуществить это на деле оказалось совсем непросто, так как ей едва удавалось сдерживать хихиканье. Чем усерднее Генриетта пыталась воплотить в жизнь указания лорда Дебена думать о талии, тем более глупой казалась ей мысль о том, что кто-то может счесть ее сиреной-соблазнительницей.

Она по-прежнему оставалась незамысловатой, практичной и похожей на сорванца мисс Гибсон. Вероятность того, что ей удастся вскружить голову какому-то ничего не подозревающему мужчине одним лишь покачивание бедер, показалась абсурдной, едва удавалось сдерживаться, чтобы не расхохотаться во весь голос.


Наряжаясь для выхода в свет на следующий вечер, Генриетта размышляла о проблеме общения с распутником, он забил ей голову вопиющими понятиями, от которых невероятно трудно избавиться.

Весь следующий день, совершая покупки и нанося визиты вежливости вместе с тетушкой и кузиной, Генриетта исподтишка наблюдала за тем, как мужчины смотрят на женщин. Осознание того, насколько прав лорд Дебен, поразило ее до глубины души. Многие мужчины пялились на мягкое место женщин, особенно если чувствовали, что сумеют остаться безнаказанными.

Стоя перед зеркалом, Генриетта изогнулась, чтобы посмотреть на собственный зад. Прежде она никогда не уделяла этому внимания, полагаясь на горничную, которая должна была следить за чистотой платья и правильностью шнуровки. Теперь же ей казалось, что она слишком долго пренебрегала важной частью своей внешности, которой даже тетушка не придавала значения.

Лорд Дебен сказал, что ее мягкое место «милое». Она натянула материал платья, обрисовав худосочные изгибы и пытаясь понять, почему он выбрал именно такое определение. Ее зад вовсе не был большим. Возможно, именно на это он и пытался намекнуть.

Генриетта восприняла его слова как комплимент, но теперь ее одолели сомнения. Мужчины, за которыми она сегодня тайком наблюдала, похоже, больше всего ценили задницы, раскачивающиеся из стороны в сторону, точно затянутый шелком бланманже[10], а не тощие и поджарые.

«Нет, — со вздохом подумала она, отпуская складки платья и глядя на то, как они струятся по фигуре, — нечего и надеяться на то, что мой зад посчитают милым. Граф использовал это слово скорее для описания, а не для того, чтобы сделать комплимент».

Генриетта стала пристально всматриваться в свое отражение в зеркале, повернувшись к нему лицом. Ее приподнятое настроение улетучилось. Она-то считала, что с тех пор, как тетушка помогла ей определиться с цветами одежды и стилем, который ей подходит, она должна выглядеть…

Она раздраженно отвернулась от зеркала. Не сумела даже Ричарда ввести в заблуждение своим лондонским гардеробом. Пусть даже удалось произвести мимолетное впечатление на лорда Дебена, это вовсе не означало, что она вдруг сделается привлекательной. Она вовсе не красавица и никогда ею не будет.

По крайней мере сегодня на званом вечере у Люттервортов нет никого, на кого ей хотелось бы произвести впечатление. Люттерворты не осмелятся пригласить такого человека, как Дебен, в свой дом, каким бы роскошным он ни был.

В любом случае нечего и рассчитывать произвести впечатление на мужчину вроде него. Генриетта отдавала себе отчет в том, что, стоя перед зеркалом, думала именно о нем. Она достаточно умна, чтобы понимать: любая подобная попытка с ее стороны лишь позабавит его.

Все же она воздержалась от размышлений на тему, почему его смех ее волновал.

Вместо этого решила радоваться хотя бы тому, что проведет целый вечер без графа. Хотя ей никак не удавалось выбросить его из головы, по крайней мере не нужно будет общаться с ним лично и испытывать на себе обаяние его личности.

Не помогло даже то, что она жестко приказала себе выбросить его из головы. Стоило только заметить диван среди роскошной обстановки дома Люттервортов, как эпизод, произошедший прошлым вечером, тут же всплыл в ее памяти так отчетливо, что ноги стали ватными, внутри все сжалось, и походка сама собой сделалась текучей.

Тут она услышала обращенные к ней слова:

— Отлично, мисс Гибсон. Вы уже освоили походку.

— Лорд Дебен!

Генриетта не могла поверить, что он стоит перед ней в тот самый момент, когда она вспоминает невероятные ощущения, испытанные ею, когда он покусывал шею.

Она с трудом верила своим ушам, его первые слова оказались словами учителя, обращенными к ученице.

— Ч-что вы здесь делаете?

— Разыскиваю вас, разумеется, — произнес он, насмешливо вскидывая бровь.

Генриетта почувствовала, что ее лицо залилось жарким румянцем. Как будто он застал ее за чем-то предосудительным!

— Нет-нет, я имела в виду… Ну, я и подумать не могла, говоря вам, что буду сегодня у Люттервортов, что они и вам пришлют приглашение.

— А отчего бы им меня не пригласить?

— Потому что нельзя запросто пригласить в свой дом аристократа, когда сделал состояние на соленьях и маринадах.

— Не стоит вам порочить репутацию мистера Люттерворта, — угрюмо отозвался лорд Дебен. — Он не совершал грубой ошибки, отправив мне приглашение.

— Хотите сказать, что… просто пришли сюда?

Он приложил руку к сердцу.

— Увы, боюсь, мне дела нет до правил поведения, поэтому я беззастенчиво воспользовался своим статусом как паролем, чтобы попасть сюда. Видите ли, в какую бы дверь ни постучался граф, ему рады практически везде.

К этому времени Генриетта умудрилась раскрыть онемевшими пальцами веер, но, сколь бы усердно им ни обмахивалась, смогла добиться лишь того, что сердце переместилось из груди в другую часть тела. Отчего она ощутила еще большее смущение.

К ним подошел мужчина, лицо которого показалось ей смутно знакомым.

— Прошу прощения, мисс Гибсон, но вы обещали мне первый танец.

Он выжидающе протянул ей руку.

Но стоило Генриетте сделать шаг ему навстречу, как лорд Дебен перехватил ее руку и положил себе на локоть. Его лицо, еще мгновение назад казавшееся таким расслабленным, вдруг превратилось в холодную жесткую маску.

— Боюсь, вы ошибаетесь. Первый танец мисс Гибсон танцует со мной.

Возражения застыли на губах у молодого человека. Бросив прощальный взгляд на Генриетту, незадачливый партнер по танцам развернулся и зашагал прочь.

— Видите ли, — сказала Генриетта, — думаю, я обещала ему первый танец. А вот с вами ни о чем на этот вечер не договаривалась. Я не надеялась увидеть вас в течение нескольких дней.

— На каком бы посещаемом вами приеме я ни оказался, — холодно ответил он, — вы должны уделить мне время, когда бы я этого ни пожелал.