Кэролайн Линден - Невеста для графа

Лишь усилием воли Элиза заставила себя не броситься мужу на шею и проговорила:

– Мое приданое принадлежит тебе по закону. И у тебя его никто не отнимет, так что не надо меня жалеть. Я могу выдержать любую правду, какой бы она ни была. Говори все как есть.

Хью нахмурился. На скулах его заходили желваки.

– Твой отец купил меня за восемьдесят тысяч фунтов, – сказал он, – и я намерен вернуть ему все, до последнего фартинга. А что до твоего наследства, то мне на него плевать. Пусть отпишет все больнице для бедных. Повторяю, мне плевать! Я приехал сейчас за тобой не ради твоих денег. Я действительно полюбил тебя, несмотря на шантаж твоего отца, несмотря на его интриги! Я корю себя лишь за то, что не разглядел тебя в первый свой приезд в Гринвич. Я должен был влюбиться в тебя уже тогда, когда ты, мокрая и грязная, пропахшая псиной, растянулась передо мной на полу.

Сердце Элизы гулко колотилось. Два чувства боролись в ее душе – тревога и надежда. Которое из них возьмет верх?

– Это правда? – прошептала она.

– Правда. До последнего слова. Отныне и впредь между нами будет только правда.

Сама того не замечая, Элиза шагнула к мужу. Оказавшись в его объятиях, она крепко к нему прижалась, с жадностью вдыхая знакомый запах. Неужели меньше суток прошло с той поры, когда они кружились в вальсе на балу Монтгомери? Казалось, прошла целая вечность…

Хью достал из кармана какой-то листок, сунул ей в руку и попросил:

– Сохрани его. Храни до тех пор, пока я не отдам твоему отцу все, что должен. А потом можешь вернуть эту бумагу мне или порвать – как тебе будет угодно. Но только, пожалуйста, дай мне шанс доказать, что я тебя достоин.

Элиза взглянула на листок и узнала свидетельство об их с Хью браке.

Он обхватил ладонями ее лицо и, глядя в глаза, проговорил:

– Я хочу, чтобы мы всегда были вместе, любовь моя, потому что мне нужна ты – ты, и больше ничего. Если же ты этого не хочешь…

– Хочу, Хью, хочу, – пробормотала Элиза, сморгнув набежавшие слезы. Она и до этого точно знала, что хочет прожить с любимым всю жизнь.

Прижавшись лбом к ее лбу, Хью выдохнул с облегчением и прошептал:

– Спасибо, любимая.

Элиза еще крепче к нему прижалась и, улыбаясь, подумала: «А ведь Хью, пожалуй, прав: поступкам отца действительно нельзя найти оправдание, но простить его можно… когда-нибудь в будущем». Да-да, если он был прав насчет ее и Хью и без его вмешательства она коротала бы свои дни, ухаживая за садом и собаками, – что ж, тогда, наверное, несмотря ни на что, отца следовало простить.

«Но сейчас, когда боль от того, что я узнала, еще не прошла, с прощением нужно повременить», – решила Элиза.

– Я так рада, что ты за мной приехал, – прошептала она, целуя мужа в щеку. – Спасибо тебе, Хью.

И тут она вдруг заметила, что плечи его трясутся. С удивлением заглянув ему в лицо, Элиза поняла, что он с трудом удерживается от смеха.

– Я знал, что промедление смерти подобно, – пробормотал он и тут, наконец, рассмеялся. – Ведь задержись я хоть на час, и все три мои родственницы набросились бы на меня как разъяренные фурии. Мать и сестры тоже хотят твоего возвращения. И даже… – Хью снова хохотнул. – Знаешь, твоего возвращения они хотят больше, чем моего. Ведь я признался им в содеянном.

– Нет-нет, просто они…

– Элиза, дорогая… – перебил Хью и обхватил ладонями ее лицо. – Все дело в том, что до этого я не рассказывал им, в каком бедственном положении отец нас оставил. Я думал, что так для них будет лучше. Выходит, что я, в сущности, лгал им. Но в конце концов я понял, что ложь – оправдание трусости. Да, я просто-напросто трусил. А вот ты – храбрая. Храбрая, чуткая, участливая и щедрая. Ты была с ними самой собой, и, подобно мне, они узнали тебя и полюбили. – Хью выдержал паузу и с улыбкой добавил: – Конечно, не в том смысле, как я тебя люблю, и, смею предположить, не так сильно. Но все же они очень к тебе привязались и потребовали, чтобы я во что бы то ни стало уговорил тебя вернуться. А без тебя они просто не пустят меня в дом.

– Ты уже меня уговорил, – с улыбкой сказала Элиза.

Хью тоже улыбнулся.

– Но ничего, если я повторюсь? Ведь я люблю тебя…

– А я тебя, – сказала Элиза.

– Я люблю тебя, люблю… – проговорили они одновременно и тут же радостно рассмеялись.

– Моя прекрасная леди, моя горячо любимая жена, – сказал Хью и ослепил ее по-мальчишески задорной улыбкой.

– Мой горячо любимый муж, поехали домой, – отозвалась Элиза и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула его в губы.

Четырнадцать месяцев спустя, Розмари, Корнуолл.

Солнечный луч проник в щель между портьерами, скользнул по кровати и, наконец, добрался до ее лица. Элиза наморщила нос. Она еще не хотела просыпаться.

– Любимая… – шепнул ей на ухо знакомый голос. Ладонь мужа замерла у нее на бедре, затем медленно заскользила вверх. – Знаешь, мне приснилась красивая женщина в одной постели со мной – и сон оказался пророческим. Вот она, рядом, спящая красавица.

Элиза улыбалась, не открывая глаза.

– Спящая красавица с роскошными формами… – протянул Хью, накрывая ее грудь ладонью.

– Но я же не сплю, – заметила Элиза.

– Тем лучше, – сказал Хью и поцеловал ее в затылок. – Бодрствующие красавицы легче поддаются уговорам.

Элиза засмеялась и повернулась к мужу лицом.

– Надеюсь, ты сможешь меня уговорить.

– Ты уверена? – Хью пристально посмотрел на нее.

Элиза с улыбкой кивнула. Они так давно не занимались этим в полную силу!

Хью со стоном перекатился на нее и стал покрывать поцелуями лицо. Элиза засмеялась – ей стало щекотно.

И вдруг оба, как по команде, замерли, прислушиваясь, а Вилли, до этого мирно спавший в своей корзине, насторожился. Элиза с беспокойством посмотрела в дальний угол спальни, куда еще не добрался проворный солнечный луч. Хью прижал палец к ее губам и тихо прошептал:

– Ни звука, Элиза.

– О, Хью, нет, мы не…

Хью зажал ей рот ладонью. Другая его рука пробралась под ее ночную сорочку и приступила к активным действиям. Элиза отчаянно мотала головой и делала большие глаза, но ноги, однако же, раздвинула пошире. Прошло еще немного времени, и она забыла обо всем на свете.

Хью любил ее страстно и нежно, любил в полной тишине, и всякий раз, как с губ Элизы готов был сорваться стон, зажимал ей рот поцелуем. Когда же ей хотелось кричать в пароксизме страсти, он крепко прижимался губами к ее губам. Они изнемогали от желания и торопили долгожданную разрядку. Еще секунда-другая – и вот они оба на вершине блаженства.

Они еще качались на ласковых волнах усмиренной страсти, и тела их еще помнили только что пережитый восторг, когда из дальнего угла вновь послышался тот же звук, потом кряхтение сменилось попискиванием.

– Он проснулся, – силясь отдышаться, сказала Элиза.

– И я тоже, – сказал Хью. – Нет, не проснулся, я ожил! – с блаженной улыбкой констатировал он.

– Да? Я не думала, что два месяца воздержания способны убить. – Элиза рассмеялась, а Хью снова ее поцеловал.

Писк перешел в громкий и требовательный крик.

Хью вскочил с кровати и вернулся с сыном на руках, шести недель от роду.

Элиза села, положив под спину подушки, и муж протянул ей ребенка. Сердце ее переполняла любовь – любовь к ним обоим. Вилли запрыгнул на кровать и расположился рядом с хозяйкой, защищая ее и ребенка, как делал всегда, когда она кормила Саймона. Покосившись на пса, Элиза улыбнулась.

Позже, когда няня забрала у нее малыша, а Вилли уже бегал по просторному саду, играя с Ангусом, Элиза приняла ванну. Потом Мэри помогла ей одеться и сделать прическу, после чего Элиза отпустила горничную и, достав из шкатулки тот самый листок и прижала к груди.

– Хью, иди ко мне.

– Всегда к твоим услугам, дорогая, – откликнулся муж из смежной комнаты и, закалывая накрахмаленный шейный платок, подошел к жене.

Они жили в браке уже полтора года, но Элиза все еще не смогла поверить в свою счастливую звезду. За что ей такое счастье? Она выходила замуж за красавца, но свежий воздух и теплый климат Корнуолла сделали его совершенно неотразимым. Но это не главное чудо; главное чудо было в том, что с каждым прожитым вместе днем муж все сильнее ее любил. Не было на свете мужчины, который относился бы к жене внимательнее, чем он, который бы заботился лучше. Даже когда беременность сделала ее большой и неуклюжей, Хью продолжал смотреть на нее с тем же обожанием и не уставал повторять, что красивее ее нет никого на свете. Как-то Элиза – уже почти на сносях – в сердцах сказала, что красивой ее может назвать либо слепец, либо безумец, и Хью ответил, что второе ее предположение ближе к истине, потому что он безумно ее любит.

И она ему поверила, потому что очень любила. Но любила уже не так, как в те дни, когда выходила замуж, витая в облаках. Нет, теперь она любила мужа как взрослая женщина, которая точно знает, чего хочет. И Элиза знала, чего хотела. Она хотела, чтобы рядом с ней всегда был он, ее муж, ее Хью. И в радости, и в скорби.

Ни слова не говоря, она протянула ему листок. Явно озадаченный, он развернул его и с удивлением взглянул на нее.

– Ты велел мне хранить его у себя до той поры, пока я не буду уверена в тебе абсолютно, – напомнила Элиза и спрятала руки за спиной, чтобы муж не увидел, что они дрожат. – Ты ведь знаешь, что я уже давно в тебе не сомневаюсь.

Хью медленно, по старым сгибам, сложил листок.

– Но почему сейчас? – спросил он.

Элиза виновато улыбнулась.

– Потому что я знаю, что все это время ты продолжал расплачиваться с моим отцом.

Хью пожал плечами. Он знал, что Элиза была против этой его затеи, так как считала, что ее отец виноват перед ними обоими. Хью согласился поступить в соответствии с ее желаниями. Согласился, но поступил по-своему.

– Тогда тебе известно и то, что я все еще должен ему немалую сумму, – сказал он. – И ты, конечно же, догадываешься, что я не успокоюсь, пока не отдам все, что задолжал мой отец.