Элди повернул голову:

— Что там за шум?

Вайолет прислушалась к журчанию ручья и стуку своего сердца и затем услышала очень тихий скребущий звук — словно металл царапал камень.

— Там кто-то есть, — прошептала она, взглянув на катакомбы.

— Лисица, возможно. Или беспокойные духи. Может, что-то похуже. Давай как-нибудь на днях проверим.

— Мы не должны сюда ходить, ты же знаешь.

— Не должны, — согласился Элдберт и потянул ее за руку.

Они поднялись по ступеням до самого верха и вышли на площадку перед часовней, когда откуда-то снизу из катакомб снова отчетливо раздался знакомый металлический скрежет.

Элдберт принялся карабкаться наверх по склону оврага, но Вайолет его окликнула.

— Элдберт, — прошептала она. — Посмотри, это он.

Из подземелья вылез мальчик и стал подниматься по ступеням. С важным видом ступая по клочковатой траве, он направился к Вайолет.

Он был довольно высоким, а его очень светлые вьющиеся, как у сказочного эльфа, локоны достигали самого подбородка. С того места, где стояла Вайолет, казалось, что глаза его отражают свет, сверкая, словно кристаллы. Одет он был странно — в элегантные нанковые брюки, полосатую рубашку и рваную желтую куртку, которую носил с таким щегольством, словно то был плащ с подбоем из горностая.

Элдберт скатился вниз, едва не сбив ее с ног.

— Он — голодранец из «дворца»! — прошептал он.

— Откуда?

— Из «дворца», — повторил Элди. — Побежали отсюда.

Элдберт был прав, ведь он всегда прав. Может, мальчик ее и заинтриговал, но это не означало, что он был приличным, вежливым мальчиком. Что же касается того, что он из дворца, — что же, этого она не могла поставить ему в вину.

— Прошу прощения, если мы вас побеспокоили, — сказала Вайолет быстро. — Я видела, как вы упражнялись с мечом, и вы произвели на меня такое впечатление, что… что… Меня зовут Вайолет Ноултон, а это мой сосед Элдберт Томкинсон. Нам, конечно, здесь не следует находиться, но мы… мы…

Мальчик ничего не сказал. Он сохранял столь невозмутимый вид, что Вайолет засомневалась в том, понял ли он ее. Она немного подождала. Ей хотелось броситься наутек, однако интуиция подсказывала, что убегать уже поздно. Она действительно надеялась с ним подружиться, а он, очевидно, не разделял ее намерений.

И вдруг он улыбнулся.

— Меня зовут Кит, — сказал он вполне дружелюбно и неожиданно вытащил из-под своей желтой куртки меч. Опустив клинок Вайолет на плечо, он добавил: — Думаю, мне придется взять вас в заложницы.

Элдберт, опешив, даже выронил из рук лопату.

— Что она вам сделала?

Кит лишь мельком взглянул на него:

— Не лезьте не в свое дело.

— Беги, Вайолет, — шепнул ей Элдберт. — Приведи моего отца и слуг, пока я его тут задержу. Приведи мисс Хиггинс, если сможешь ее найти.

Мальчик презрительно рассмеялся, что указывало на то, что Элдберт нисколько его не запугал.

— Ну, вперед, — сказал он Вайолет. — Почему бы вам не внять совету вашей сестры и не побежать домой?

— Не нужно так себя вести, — пробормотала Вайолет. — Мы думали с вами подружиться…

— Подружиться? Вы же слышали: я беру вас в заложницы. Я собираюсь отвести вас в катакомбы, и этот соплежуй ничего не сможет мне сделать.

Вайолет наконец очнулась — она не могла допустить, чтобы Элдберта так оскорбляли. Не думая о последствиях, она сняла с себя шаль и набросила ее на лицо грубияна.

— Мне жаль, что я вообще на вас смотрела. Меня не удивляет, что вы всегда играете один в этом ужасном месте. Что хорошего в том, чтобы рубить мечом невидимых врагов?

Кит попытался снять шаль, но бахрома накрутилась на рукоять меча, и как бы искусно и ловко он ни вращал оружием, шерстяные нитки не желали распутываться. Наконец девочка сняла с него свою шаль, смерив Кита осуждающим взглядом, с невозмутимым видом снова накинула себе на плечи. Она держалась с королевским достоинством, и от этого Кит почувствовал себя грязным и жалким. Он узнал в ней девочку, которая наблюдала за ним из окна дома на холме, и знал, что если бы она захотела, то бы пожаловалась на него надзирателям работного дома, но она никому ничего не сказала и была его единственной зрительницей во время упражнений с мечом, и это льстило ему. Ее общество было намного приятнее, чем общество мертвецов, с которыми Кит сражался. Призраки не могли причинить ему вреда, но надзиратели из приюта могли, если бы узнали, что он отлынивает от работы.

Надсмотрщикам нравилось пороть мальчиков, сдирая не только кожу, но и мясо, или вешать их вниз головой на ночь, или сажать в карцер. Кит больше всего ненавидел карцер, особенно когда сторож пускал в каморку крыс.

Кит жил в работном доме уже двенадцать лет, а перевели его туда из приюта в два года. В журнале записей работного дома значилось, что его нашли завернутым в плащ на пороге.

Сейчас его выпускали из работного дома на три часа через день, чтобы он собирал камни и распугивал ворон вместо чучела на полях одного старого фермера, а на церковный погост Кит приходил в поисках покоя. Он не мог с точностью сказать, почему его привлекали катакомбы и покосившиеся надгробия. Может, потому, что под ними скрывался туннель, который вел к работному дому?

Полтора века назад здесь, в Манкс-Хантли, свирепствовала чума. Болезнь пощадила лишь несколько семей. Над кладбищем нависло проклятие. И в тени вязов, окружающих это место, ничто не росло, кроме травы и поганок.

Иногда Кит устраивал настоящее боевое представление ради девочки, которая находилась от него достаточно далеко и совершенно не догадывалась о том, что он обычный нищий мальчишка.

Девочка была довольно хорошенькой — темноволосой, с лучистыми глазами и звонким голосом. А лицо ее напоминало лица на брошах, которые носили милые пожилые леди из тех, что занимались благотворительностью и посещали «дворец».

Обитателям работного дома, или «дворца», как его все тут называли, никогда, однако, не доводилось попробовать ни одного из пирожных с ванильным кремом, что пекли для них эти дамы. Надзиратели забирали корзины с едой — таков был порядок. Так пусть эта девочка в окне смотрит на него, если хочет. За просмотр денег не берут. От того, смотрит она на него или нет, Киту было ни жарко, ни холодно. Вот чего он не переносил, так это прикосновений, и еще совсем маленьким научился защищаться от рук, которые пробирались к нему под одеяло. Впрочем, терпеть оставалось недолго. Он останется во «дворце» до октября, а дальше у него два пути: либо убежать, либо быть проданным какому-то чужаку в ученики. В октябре ему исполнялось пятнадцать, и он должен был покинуть дом. Но обитатели работного дома не могли позволить себе такую роскошь, как право выбирать свою дальнейшую судьбу.

Глядя на девочку, Кит нахмурился:

— Я не собирался брать вас в заложницы. Не с таким оружием. — Он закинул меч — а на самом деле обычную тяпку — на плечо. — Это была игра. И бой на мечах — игра. Я бы не причинил вам вреда. Идите спокойно домой.

— Простите, — сказала Вайолет.

— За что?

Она прикусила губу.

— За то, что испортила вам игру, случайно узнав вашу тайну.

Кит был уверен, что больше никогда ее не увидит.

Впервые заметив ее в окне, он подумал, что она калека. Потом он решил, что она, должно быть, наследница, которую привезли сюда из Лондона и держат заложницей в надежде получить за нее выкуп. Никто в здравом уме не стал бы искать пропавшую девочку в Манкс-Хантли. Через несколько недель он заключил, что ее заперли в доме в наказание за то, что она не слушалась родителей. Ему даже стало ее жалко. Он много всего передумал до того момента, как она стала ему другом.

И ни одно из его предположений не оказалось верным.

Глава 2

Через три дня Эмброуз раскрыл тайну Вайолет и Элдберта. Эмброуз заподозрил, что эти двое что-то затевают, и его сильно задело то, что его не позвали. В конце концов, Эмброуз считал себя здесь полноправным хозяином, ведь ему никто не был указом, кроме его матери, которую он боялся до полусмерти, и еще соучеников, чьи постоянные издевательства наполняли его стыдом и злобой.

С ним едва не случился гневный припадок, когда он узнал, что Вайолет и Элдберт не только пробрались на запретную территорию церковного двора, чтобы найти себе там приятеля — мальчишку из работного дома, но и что этот мальчишка взялся учить неповоротливого Элдберта фехтованию. Вайолет сидела на могильной плите — ни одна приличная девочка до такого бы не додумалась — и плела венки из клевера, собранного со склона оврага.

Худой светловолосый мальчик заметил Эмброуза первым. Он враждебно прищурился, словно знал, кто такой Эмброуз, что, наверное, было правдой. Затем он принял воинственную позу, словно собирался вызвать его на дуэль.

— Что ты здесь делаешь? — надменно осведомился у Эмброуза Элдберт — до сих пор он никогда не позволял себе говорить с ним подобным тоном.

Что-то изменилось. Нет. Все изменилось. Вайолет и Элдберт всегда играли только в те игры, которые предлагал Эмброуз. Но сейчас Вайолет плела венок для мальчишки-оборванца, бедняка, ничтожества!

— Что ты делаешь? — воскликнул Эмброуз, выпучив глаза. — Почему ты водишь дружбу с этим…

— Он Рыцарь непобедимого меча, — пояснила Вайолет. — А тебе запрещен вход в это королевство, если ты не поклянешься соблюдать его законы.

— Законы? Законы? Я должен соблюдать законы, установленные нищим? Нищим, который, — лицо Эмброуза побагровело, — носит мои брюки, украденные с бельевой веревки! — Эмброуз чуть было не подпрыгивал от возмущения. — Идите домой вы оба, или я расскажу маме, что вы тут делаете.

— Нет, — в один голос ответили Элдберт и Вайолет.

— А если ты скажешь матери, — добавил Элди, — твой друг попадет в беду.