– Я тебя на ужин не приглашала. Равно как и твою невесту, которая мало ест! – рявкнула Настя. – Ну-ка, пошли в свою комнату быстро!

– Давай еще из-за картошки подеремся, – хмыкнула Лиза. – Мне, чур, зажаристую. И не надо тут строить из себя оскорбленную. Хочешь жить отдельно – никто тебя не держит. Не можешь заработать – живи в семье.

– Я давно говорил, надо поставить холодильник в нашей комнате. И замки врезать, – прогудел вплывающий в кухню Анатолий. – И готовить отдельно. А то устроили тут коммунизм. Никто не работает, все только жрут!

– А то ты много работаешь! – ощетинилась Лиза. – Помалкивай.

– Да ты даже зубы чистишь нашей пастой! – взвизгнул Толик. – Ты хоть раз что-то в дом принесла, пиявка?!

– Ты-то больно много принес! – заверещала Лизавета.

Настя, давно привыкшая к постоянным скандалам, реплики в которых знала уже почти наизусть, молча вышла, предоставив мужу ругаться в одиночестве.

Правильно говорят, что однажды количество переходит в качество. Она вдруг отчетливо поняла, что дальше жить в этом кошмаре не может, не хочет и не будет.

– Дашка, нужно срочно что-то менять, пока еще есть время! – выпалила Настасья, набрав номер подруги.

– Настена, я тебе давно говорила – приезжай ко мне. Устрой себе отпуск на месяц, пусть они там как пауки в банке перегрызутся. Представляешь: приезжаешь ты обратно, а там тихо, пусто и никого, – мечтательно расписала картину маслом Дарья.

– Боюсь, там либо будет полиция, либо Лизка со своим новым женихом победят Толика и будут по этому поводу гулять с друзьями. У нас, Дашуня, такая ситуация, что покидать поле боя нельзя. Как только свалишь, там сразу сомкнется, как в вагоне метро в час пик, и фиг втиснешься обратно. Нет, менять все надо как-то кардинально. Я тряпка, мямля и потеряла кучу времени. Только с возрастом начинаешь понимать, что нет ничего дороже времени. Я все профукала, – буркнула Настя. – Вернее, еще не все. Тридцать пять – еще не финиш. Можно еще хоть что-то успеть. Я неправильно жила.

– А я тебе давно говорила!

– Ой, как говорить – мы все умные, а вот попробуй еще услышать, что тебе говорят! Наверное, пора начинать тренировать силу воли и хамить, да? – жалостливо предположила Настасья.

– А чего таким тоном? – оживилась Даша. – Сама прикинь. Ты им что-нибудь должна? Нет. Они с тебя требуют? Требуют. Включай логику и отправляй родственников лесом. Пора начинать жить для себя. Вот ты хочешь ребенка? Хочешь. Поэтому и Толика надо ставить перед фактом: либо вы кооперируетесь и совместными усилиями меняете квадратные метры, либо рожаете на чем есть, либо «Прощай, Толик!» Ты, кстати, готова с ним попрощаться?

– Не знаю, – приуныла Настя. – Как-то страшно. Столько лет вместе.

– И какие плюсы? – подсказала подруга. – Давай-давай, развивай мысль.

– Никаких, – вынужденно признала Настя. – Одни минусы.

– Ты, конечно, в одночасье себя не поменяешь, но только подумай – еще года два, и у тебя вообще не будет шансов что-либо в этой жизни изменить. Так и останешься в этом Содоме с пиявками. Бейся за свое счастье. Оно само редко в руки падает, – отрубила Дарья. – И бойся лишиться из-за них всего. Разозлись, что ли… Не знаю я. Ты разозлиться можешь?

– Я сейчас просто в бешенстве, – осторожно покопавшись в ощущениях, выговорила Настя.

– Вот, лелей это чувство и не давай ему притупиться! На эмоциях мы иногда творим такое, чего в нормальном состоянии никогда бы себе не позволили. В этой жизни нельзя быть мягкой и покладистой – сожрут. Кстати, твои тебя уже дожевывают, один хвостик скоро останется.


– Насть, – поскреблась в комнату Лизавета. – Выходи, у нас семейный совет. Хватит там по телефону трепаться.

– Ну? – Настя наскоро попрощалась с Дарьей и выглянула в коридор. – Чего от меня надо? Денег?

– А почему ты с таким гонором это говоришь? – неожиданно взвизгнула сестра. – Ишь ты! Можно подумать, что я тебе в пояс кланяться должна и выпрашивать. У тебя, между прочим, сестра замуж выходит.

– И чего? – старательно подогревая клокотавшую в душе ярость, максимально спокойно поинтересовалась Настя. – Я тоже замуж выходила, но к тебе за деньгами не обращалась. Или я чего-то не помню?

– Между прочим, я младше! – прищурилась Лиза, вероятно, считая, что это отличный аргумент.

– И дальше что? – используя сестрицын любимый прием, завела шарманку Настасья. Лиза очень любила на все ее доводы в спорах вдруг начать отвечать: «И дальше что?», повторяя эту выводящую из себя фразу на любую Настину реплику.

– Младшим надо помогать. Мы в ответе за тех, кого приручили, – пояснила мысль Лизавета.

– Мне кажется, что ты путаешь братьев наших меньших и сестер наших младших. Ты вроде совершеннолетняя, вон, замуж собралась, мужик у тебя тоже совершеннолетний. С какой стати я должна тебе помогать?

– Ты ж всегда помогала, – озадачилась Лиза, слегка напуганная странным Настиным тоном, и на всякий случай добавила: – Тебе завидно, что у меня муж молодой и красивый?

– Нет! Я счастлива, что наконец могу тебя сбыть с рук на руки твоему будущему мужу, – пояснила основную идею спича сестра. – Или ты думала, что я тебя кормила, а теперь ты заведешь себе Сашу, и я еще и его буду кормить? Увы и ах. Все, у тебя началась новая, самостоятельная жизнь. Кстати, за материальной помощью обычно обращаются к родителям. У нас маменька имеется. Иди, у нее попробуй денег попросить.

– Она не даст, – мрачно уставилась в пол Лиза. – Поганый у тебя характер, вечно настроение портишь.

– А как надо? Широко тебе улыбнуться, отслюнявить кровно заработанных рубликов и пожелать счастья в личной жизни? – с искренним изумлением поинтересовалась Анастасия. Надо же, она даже не подозревала, до какой степени наглости дошла сестрица – это было что-то запредельное. Она озвучивала совершенно дикие и неприличные вещи таким тоном, словно это само собой разумеющийся факт. Конечно, столько лет кормила, а тут вдруг корыто убрала и кормушку прикрыла – совсем обнаглела!

– А как ты думала, на какие шиши я буду замуж выходить? – с вызовом вздернула головку Лиза.

– Я как думала? – усмехнулась Настя. – А с чего ты взяла, что я вообще должна думать про твою свадьбу? Иди Шурику своему претензии предъявляй.

– У меня денег нет, – немедленно отозвался из-за угла будущий муж. Он явно подслушивал, как лицо, заинтересованное в выдаче финансов. Или просто слышал, так как общались сестры на повышенных тонах.

– Да кто бы сомневался, – пожала плечами Настя. – Вам не кажется, уважаемые брачующиеся, что это ваши проблемы, а не мои?

– Надо по-семейному решать, а то не по-людски получается, – осторожно пошел в атаку Шурик. – Даже странно от тебя такое слышать.

– По-семейному? – задумчиво переспросила Настя. – Саша, ну так и обратись к своей семье.

– У меня только мама. Она в области живет, помочь не может, – бодро отрапортовал будущий муж. И улыбнулся, словно нашел подходящий аргумент и победил в споре. – Так что придется тебе.

– Это как же я до сих пор жила? – изумленно спросила сама себя Настасья и даже повернулась к зеркалу, чтобы убедиться, нет ли в ее лице признаков дебилизма. – Вы меня за кого держите тут все? Чего мне придется? С какой стати? Толик! А ну-ка, давай перетаскивай холодильник в нашу комнату. И замок в двери врезай.

– Ты уверена? – Муж замаячил на фоне дверного проема.

– Уверена. Ты же сам предлагал, вот и давай. Все, уважаемые родственники, переходите на самообеспечение, – рубанула воздух ладошкой раскрасневшаяся Настасья. – Достали вы меня.

– Это подло, – пискнула Лизавета. – Ты специально хочешь испортить нам свадьбу!


Когда женщина собирается круто переориентировать свою жизнь, она подсознательно начинает с главного – с внешности. Наш внутренний мир не может существовать в противофазе с оболочкой. И наоборот – оболочка определяет внутренний настрой. Иными словами, оставаясь серой мышкой, Настасья не только не смогла бы убедить окружающих в том, что отныне она другая и все пойдет иначе, но и саму себя не смогла бы настроить на борьбу. А в том, что предстоит именно борьба, она не сомневалась. За счастье надо бороться. Чем больше думаешь о других, тем меньше они думают о тебе. И если ты решила положить свою жизнь на алтарь служения семье, не жди благодарности: домочадцы быстро привыкнут к хорошему и будут воспринимать твою вахту как должное.

Именно поэтому утром Анастасия Дорохова позвонила на работу, предупредила, что задержится, и отправилась в парикмахерскую. Никто не возражал. К работе переводчиков в фирме относились спокойно, платили не особо много, но давали возможность и поработать дома, и подхалтурить, иногда даже само начальство подкидывало клиентов для переговоров – и все были довольны. То есть, конечно, доволен человек не бывает никогда, но роптали гораздо меньше, чем в других подобных организациях.


Когда девушке двадцать, она хороша уже одной только свежестью лица и изящностью фигуры. Настя всегда была стройной, даже слегка худоватой, тем страннее было наблюдать, как вдруг внезапно тело начало полнеть, лицо жухнуть, а длинные роскошные волосы, которые ей всегда так шли, вдруг стали тусклыми и перестали украшать. Более того, она все чаще убирала их в хвост, так как сама себе стала напоминать пожилую русалку.

– Мы, Настюха, – настраивала ее на позитив Дарья, – уже находимся в том прекрасном возрасте, когда тело переходит в категорию «есть за что взять», даже если раньше брать было не за что. В самом крайнем случае даму бальзаковского возраста можно подержать если не за грудь, то точно за попу или в крайнем случае за живот. Даже такую тощую, как я, при желании есть за что ухватить. А помимо этого таким, как мы с тобой, начинают идти очки. И не потому, что это стильно, а потому, что они закрывают половину морды и морщины под глазами.

Когда девушке прилично за тридцать, у нее появляется масса претензий к собственной внешности. Особенно в тех случаях, когда она еще планирует выжать из этой внешности дивиденды.