Александра по‑прежнему задумчиво глядела на Клервуда, силясь понять смысл его речей и поступков. Подобно всем вокруг, она прекрасно знала о добрых делах могущественного герцога, его благотворительных учреждениях. Так что же, теперь она — один из его филантропических проектов? Выглядели эти намерения именно так. Действительно, была в их ситуации какая‑то злая ирония: Александра невольно задавалась вопросом, не дойдет ли она однажды до того, чтобы оказаться в одном из его пристанищ для матерей‑одиночек.

— Вы не должны чувствовать себя виноватым. Возможно, нам обоим стоит признать свои ошибки, после чего можно спокойно разойтись, мирно прекратив всякое общение.

Он пристально сощурился.

— Я считаю себя человеком чести. Решая прекратить нашу любовную связь, я совсем не ожидал, что Эджмонт выгонит вас из дому.

Внутри у нее все мучительно сжалось.

— Я не хочу говорить об этом.

— Почему нет? И какой именно темы вы так желаете избежать? Обсуждения вашего отца — или нашего романа?

Александра поднялась со стула.

— Мне понадобится кучер, чтобы вернуться обратно в гостиницу.

В тот же момент Клервуд вскочил и метнулся к упрямице — теперь он крепко сжимал ее запястье.

— Мне бы хотелось услышать ответ, Александра.

Но ей совсем не хотелось отвечать. Если бы она говорила об Эджмонте, пришлось бы открыть герцогу свое кровоточащее, разбитое сердце. Что же касается произошедшего между Александрой и Клервудом, то эту область своей жизни она и вовсе не хотела исследовать — по крайней мере, не сейчас, и уж точно не с ним.

— Бессмысленно копаться в прошлом, — промолвила она.

— Обычно — да, но только не на сей раз.

Герцог по‑прежнему надежно удерживал ее за руку.

— Я не могу здесь оставаться. Я должна сохранить те жалкие остатки репутации.

Взгляд Клервуда пронизывал Александру насквозь, и сейчас ей казалось, будто герцог пытается проникнуть в ее сознание, раскрыть самые сокровенные мысли, чувства и тайны.

— Александра, мне бы хотелось переговорить с вами с глазу на глаз.

Безграничная тревога накрыла ее с головой и придала сил, позволив наконец‑то освободиться от его железной хватки.

— Я должна уйти.

— Вы не можете уйти — у вас не осталось ни гроша. И вы не уйдете — по крайней мере пока я не позволю вам сделать это.

— Вы же говорили, что герцоги не берут заложников!

— Вы — моя гостья, Александра. — Клервуд повернулся к слугам: — Оставьте нас и закройте двери. Не нужно нас беспокоить.

— Боже праведный! — выдохнула Александра, осознавая, что двое лакеев стали свидетелями их пылкого спора. Слуги стояли так тихо, что она и забыла об их присутствии. Когда они вышли, плотно закрыв за собой двери, Александра в отчаянии заломила руки: — Чего вы теперь от меня хотите?

— Я уже несколько раз объяснил вам, что хочу возместить нанесенный вред. Но вы правы. Я хочу от вас кое‑чего еще.

Герцог снова пристально посмотрел на свою гостью, и она в ужасе попятилась назад, к дверям.

— Нет, вам не удастся сбежать. — Он бросился за ней. — Объясните, почему вы ввели меня в заблуждение по поводу своей невинности.

— Что? — изумилась Александра.

— Вы дали мне понять, что несколько лет назад вас с вашим поклонником связывала великая страсть.

Продолжая отступать назад, она ударилась о буфет.

— Так и было!

Сейчас Александра чувствовала себя беспомощной…

Она думала о том, что вся эта история началась из‑за ее тоски по Оуэну, но Клервуд никогда не понял бы этих мечтаний и потаенных желаний. Теперь герцог и его гостья внимательно смотрели друг на друга, погрузившись в молчание. Александра дрожала, понимая, что он напряженно ждет ответа.

— Я собиралась замуж за Оуэна Сент‑Джеймса. Мы так любили друг друга! — опечаленная, прошептала она. Это казалось странным, но Александра не знала, что стало причиной захлестнувшей ее волны грусти — воспоминания об Оуэне, переживания о хаосе, в который превратилась жизнь, или навязчивые мысли, горькие раздумья о Клервуде.

Взгляд герцога стал более острым, глубоким, но он по‑прежнему не двигался и не произносил ни слова.

Александра почувствовала, как из глаз вот‑вот хлынут слезы.

— Я так любила Оуэна… Он любил меня. Мы смеялись, болтали, сплетничали — и держались за руки при свете луны. А еще мы мечтали о будущем, нашем общем будущем. — Она крепко обхватила себя руками и, сама того не желая, вдруг выпалила: — Я все еще скучаю по нему… Прошло немало времени, прежде чем Клервуд спросил:

— Когда это было?

Она взглянула в его мрачные, проницательные глаза:

— Девять лет назад — кажется, будто прошла уже целая жизнь.

— И что произошло потом?

— Моя мать умерла. — Александра беспомощно пожала плечами. — Ну как я могла выйти за него замуж? Я любила Оуэна всем сердцем — я все еще люблю его и буду любить всегда… Но у меня не было выбора, я была нужна своей семье. Отец пил еще тогда — хотя не так сильно, как теперь. Мои сестры были совсем маленькими: Оливии исполнилось десять, Кори — всего семь. Мне пришлось разорвать отношения с Оуэном.

Она смахнула слезу и продолжила:

— Я разбила ему сердце. Он говорил, что будет ждать, — я умоляла его не делать этого. Потом было несколько писем… А потом Оуэн сдался, отказался от своих попыток, как я того и хотела. Спустя три года я узнала, что он женился на другой, — и, конечно, я за него рада.

— Конечно, — ровным, ничего не выражавшим тоном отозвался Клервуд.

Перед глазами Александры все это время стоял Оуэн, но сейчас она внимательно смотрела на Стивена.

— Вы все еще общаетесь?

— Нет. Последний раз Оуэн написал мне несколько лет назад, чтобы рассказать, что он женился на Джейн Годсон. — Она снова повела плечами, стараясь казаться беспечной, но поняла, что это напускное равнодушие герцога не обмануло.

— Он, судя по всему, был истинным образцом мужественности, раз сумел завладеть вашим сердцем, — произнес он все тем же безликим тоном.

— Оуэн был красивым, остроумным и очаровательным. А еще он был добрым. Он происходил из хорошей семьи.

Его отец был бароном, как и Эджмонт. Но самое главное, он был не только моим возлюбленным, он был моим лучшим другом. — Александра наконец‑то просияла слабой, мечтательной улыбкой.

Лицо Клервуда теперь было жестким, будто высеченным из камня. Все его черты казались более четкими и резкими, чем когда бы то ни было. Он предложил плачущей Александре носовой платок. Ресницы герцога опустились, и ей не удалось рассмотреть, что выражали его глаза.

— Мне очень жаль. Я все еще тоскую по нему. Когда вы спасли меня на балу… — Александра запнулась, внезапно осознавая, что не стоит объяснять Клервуду, какие чувства он пробудил в ней тем вечером, каким счастьем было оказаться в его объятиях, ловить на себе его взгляд, полный искренней увлеченности и вожделения.

— Пожалуйста, продолжайте.

Александра помедлила, не решаясь честно обо всем рассказать, но все‑таки призналась:

— Вы — такой красивый, очаровательный… А я и забыла, что это такое — быть в объятиях привлекательного мужчины.

Герцог поднял на нее все такие же бесстрастные, ничего не выражавшие глаза.

— Значит, я напоминаю вам давно потерянного возлюбленного. Или, возможно, я стал ему заменой.

— Вы — совсем не такой, как Оуэн. Вы не можете его заменить.

С уст Клервуда сорвался резкий фыркающий звук, и его губы изогнулись, но в этом подобии улыбки не было ни теплоты, ни радости.

Он что, разозлился?..

— Я не хотела обижать вас.

— Разумеется, нет, — категорично отрезал герцог. — А если бы мы держались за руки при свете луны, если бы я шептал вам на ухо все эти необходимые нежности, я был бы таким, как ваш юный романтичный Оуэн?

Александра не знала, что и ответить, к тому же ей сейчас не нравились выражение лица и тон Клервуда.

Он тихо добавил:

— Вы тоскуете и по его поцелуям тоже? В лунном свете? И вы чувствовали к нему неудержимое влечение?

Александра поняла, что залилась краской.

— Я любила Оуэна. Конечно, я чувствовала влечение.

Клервуд пристально посмотрел на свою гостью, и она ответила на его взгляд. Потом очень тихо, будто угрожающе, герцог произнес:

— Но вы не любите меня, поэтому нет ни одного разумного объяснения экстазу, который вы испытали в моих объятиях. Я прав?

Слова, которые он так тщательно подбирал, заставили щеки Александры зардеться еще ярче. Почему Клервуд так себя вел? И несмотря на то что его голос по‑прежнему звучал сердито, в тоне отчетливо слышалась насмешка.

— Я не желаю обсуждать нашу любовную связь!

— Почему нет? Потому что я не держал вас за руку?

Осознав, что теперь герцог действительно злится, Александра запаниковала. Он явно был в гневе — но почему?

— Я отказываюсь разговаривать на эту тему.

Клервуд схватил ее за руку, прежде чем она смогла выскользнуть из комнаты.

— Я ведь вижу, как вас беспокоят ваши страстные желания.

— Нет никакого рационального объяснения страсти, которая нас с вами связывала, — настаивала Александра.

Он наклонился ближе:

— Страсть не рациональна, моя дорогая. Это категория физическая — чувственная.

Теперь ее сердце билось неудержимо, готовое в любой миг взорваться в груди. Каждая частичка ее существа сжалась, томясь мучительным огнем.

— Я не понимаю, почему мы до сих пор обсуждаем все это!

— Мы обсуждаем это, потому что я хочу понять, почему вы умышленно ввели меня в заблуждение.

Александра обхватила себя руками.

— Я — просто бесстыдна… Я пыталась сопротивляться… но я хотела быть с вами, — прошептала она.