Бренда Джойс - Неукротимое сердце

Майор не заставил себя ждать. Расстегнув брюки, он опустился на колени и навис над ней. Кэндис ощутила страх. И тут же последовал толчок – это майор попытался проникнуть в ее сухое лоно. «Джек! Удастся ли ему дотянуться до этого чертова пресс-папье? Ведь он так ослаб», – пронеслось в мозгу Кэндис, пока Брэдли с неловкостью школьника пытался войти в нее.

Но тут она увидела руку Джека, услышала, как он тихо вскрикнул от боли, и отшатнулась, когда пресс-папье обрушилось на череп Брэдли. Удар пришелся майору по виску. Он застыл – видимо, оглушенный, уставившись на нее непонимающим взглядом.

Рука Кэндис метнулась к кобуре. Расстегнув ее, она выхватила револьвер и нанесла сокрушительный удар по тому же виску. Брэдли дернулся и повалился на нее.

Столкнув с себя обмякшее тело майора, Кэндис поднялась и рухнула на постель рядом с Джеком. Он тяжело дышал, глаза его были закрыты.

– Надо как-то вытащить тебя отсюда, – сказала она. Джек открыл глаза.

– Достань ключ, – хрипло уронил он.

Кэндис кинулась к Брэдли. Обыскав его карманы, она нашла ключ и отомкнула замок наручников. Джек сел и огляделся. Майор зашевелился на полу.

Джек встал, поднял револьвер и шагнул к окну. Снаружи дверь охраняли два солдата. Он подошел к другому окну. Оно находилось сразу за углом от входа в квартиру майора, но иного пути не было. Джек помедлил, затем с выражением мрачной решимости повернулся к Кэндис.

– Ты бросаешь меня здесь! – догадалась она. – Нас с Кристиной!

– С тобой ничего не случится. Ведь это я ударил майора, а не ты.

– Джек! Но… – Кэндис была не в силах поверить, что он действительно защелкнул у нее на запястье наручники, пристегнув к спинке кровати. Его обнаженная фигура с револьвером в руке на мгновение застыла на подоконнике, затем он мягко спрыгнул на землю. Кэндис зажала рот свободной рукой. Он бросил ее!

Джек оглянулся, их взгляды встретились. Кэндис беспомощно смотрела на него, чувствуя, что ее сердце разбито.

– Прошу тебя, – выдохнула она, прежде чем он исчез.

Вся дрожа, Кэндис сидела на постели, совершенно обнаженная, с пристегнутой к спинке кровати рукой. Джек был свободен, но она не испытывала ничего, кроме мучительной боли.

Он бросил ее.

Кэндис смотрела в окно своей спальни, не замечая пыльного двора, загонов, амбаров и стен, окружавших ранчо «Хай-Си». Она видела перед глазами Джека, присевшего на корточки перед вигвамом рядом с Дата и Шоши. Слезы навернулись у нее на глаза. Но разве не этого она хотела?

Нет! Кэндис всегда рассчитывала, пусть неосознанно, что Джек последует за ней, скажет о своей пылкой любви и предложит начать новую жизнь где-нибудь за пределами территории. Ничего подобного, однако, не случилось. И она ломала голову, не в силах понять, зачем Джек так рисковал, явившись в форт Бьюкенен, если не намерен приходить за ней сюда.

Майор еще не очнулся, когда в комнату ворвались два солдата. Это Кэндис осенило позвать их на помощь. Они вытаращили глаза, увидев ее совершенно нагую, прикованную к кровати, майора на полу с расстегнутыми штанами и никаких следов пленника. Ввиду исключительной пикантности ситуации немедленно послали за капралом Тарновером, и тот взял дело в свои руки. Часовым пригрозили военным трибуналом, если они обмолвятся хоть словом о том, что видели. И поскольку никому и в голову не могло прийти ничто иное, Тарновер предположил, что Джек оглушил майора, завладел его револьвером, заставил Кэндис отомкнуть наручники, а затем из чистой злобы приковал ее к кровати. Даже Брэдли поверил в это. Майор, получивший серьезное сотрясение мозга, принес Кэндис свои извинения и спустя два дня отослал домой с небольшим эскортом.

Кэндис догадывалась, что представляет собой впечатляющее зрелище, явившись на ранчо в изношенной до дыр одежде, с облупленным носом и колыбелью за спиной. Отец и братья долго и ошарашено разглядывали ее. Молчание затянулось. Вздернув подбородок, Кэндис спокойно сняла колыбель и взяла Кристину на руки. Улыбнувшись дочери, она посмотрела на Люка:

– Не хочешь поздороваться со своей племянницей? Люк, выйдя из транса, стремительно шагнул к сестре.

Широко улыбнувшись, он погладил девочку по щеке и взглянул на Кэндис:

– Привет сестричка. Ну и видок у тебя.

– Спасибо, Люк. Я тоже тебя люблю. Он поцеловал ее в щеку.

Первым пришел в себя отец, пожелавший узнать, где Кинкейд и все ли у нее в порядке. Кэндис спокойно встретила его взгляд, потом посмотрела на братьев:

– Кинкейд мертв, и на сей раз окончательно.

– Где, к дьяволу, ты была все это время? – воскликнул Марк, между тем как отец и Джон подошли к Кэндис, обняли ее и посмотрели на ребенка.

– Джек Сэвидж убил Кинкейда, – сообщила Кэндис. – За то, что он сделал со мной. Это его ребенок.

Никто не шелохнулся.

– Дочь Кинкейда? – спокойно уточнил Люк.

– Нет, Джека. Он мой муж.

Все растерянно молчали. Марк побледнел, затем побагровел. Отец не сводил с Кэндис потрясенного взгляда. Люк начал скручивать сигару.

Наконец Джон воскликнул:

– Что за чепуха!

– Джек – мой муж, я люблю его. И если вы любите меня, попытайтесь это понять.

– Я никогда этого не пойму! – проскрежетал Марк. – Как ты могла связаться с полукровкой? – Он направился к двери.

– Марк! – крикнула Кэндис. – Пожалуйста! Ведь это не Джек убил Линду!

Дверь с грохотом захлопнулась за ним.

Кэндис задрожала. Кристина беспокойно зашевелилась в ее руках. Кэндис крепче прижала к себе девочку и посмотрела на отца.

– Я ужасно устала, – сказала она. – Папа? Мне уйти? Отец тяжело опустился на стул.

– Кэндис, Господи, ты хоть представляешь себе, что натворила?

– Я люблю его, – ответила она. – Он отважный и сильный, целеустремленный и благородный. Я буду любить его, даже если нам больше не суждено увидеться. У меня никогда не будет другого мужчины.

Отец молча потер лицо ладонями. Подошел Люк, взял сестру за руку и с улыбкой взглянул на свою племянницу.

– Почему бы тебе не отдохнуть наверху? – ласково предложил он. – Думаю, нам понадобится время, чтобы привыкнуть ко всему этому.

– Вряд ли Марк когда-нибудь привыкнет, – горько заметила Кэндис.

Она оказалась права. Марк до сих пор не разговаривал с ней, лишь бросал время от времени на сестру укоризненные взгляды. Он никогда не смотрел на Кристину, словно племянница не существовала для него. Отец, казалось, постарел на десять лет. Забавно, но Джон быстро оправился от удара и в последовавшие несколько недель возобновил с Кэндис прежние отношения. Видимо, он был слишком молод, чтобы затаить злобу. Однажды Кэндис застала его на полу играющим с Кристиной.

Благослови Господи Люка! Не будь его, она давно свихнулась бы от молчаливого осуждения отца, Марка, ковбоев и соседей. В конечном счете Кэндис поведала Люку всю историю и кончила тем, что разрыдалась, прижавшись к брату. Он гладил ее по голове. Она утаила лишь одно: что поженивший их проповедник был самозванцем.

И все эти дни Кэндис напряженно прислушивалась, ожидая крика часового: «Всадник!»

В ту ночь, когда Джек бежал, на его поиски направили солдат. Два последних дня в форте прошли для Кэндис в непрерывном страхе за него. Правда, она надеялась и даже верила, что он отсидится в какой-нибудь пещере, где апачи хранили припасы, пока не наберется сил. В любом случае ему пришлось бы пробираться к цитадели по ночам, прячась от патрулей и солнца. А вдруг его рана воспалилась? Или произошел несчастный случай – что было бы неудивительно в его состоянии – и он погиб?

Несмотря на эти тревожные мысли, Кэндис не покидала надежда, что Джек придет за ней.

Да, конечно, она сама запретила ему приходить. Но неужели он поверил той нелепой записке? А может, Джек понял, как важно для нее вырастить Кристину белой женщиной? И решил окончательно уйти из ее жизни?

Кэндис убеждала себя, что это к лучшему, но слова, пустые и неискренние, не задевали ее сознания.

– Итак, время пришло, – произнес Кочис, устремив на Джека твердый взгляд.

– Да, – отозвался Джек. Он чувствовал, что должен что-то сказать, как-то объяснить, почему уходит из племени и никогда не вернется. – Я не могу иначе. Это сильнее меня, – вымолвил наконец Джек, сознавая всю бессмысленность этих слов.

– Я понимаю, – отозвался Кочис.

Джек повернулся и зашагал прочь, ощущая глубокую печаль. Однако это чувство не шло ни в какое сравнение с душераздирающей тоской, которую он испытал, когда Кэндис оставила его. Скоро, скоро он увидит ее! Сердце Джека воспарило при этой мысли.

Но вид Дати с Шоши на руках снова поверг его в уныние. Джек любил своего сына и, хотя знал, что ребенок принадлежит матери, не хотел оставлять его. Что поделаешь, другого выхода нет.

Дати крепилась изо всех сил. Судя по ее покрасневшим глазам, она проплакала всю ночь напролет. Накануне вечером Джек сказал ей, что уезжает навсегда. Однако сейчас ее подбородок был решительно вздернут, а губы плотно сжаты. Она заставила себя улыбнуться.

– Куда бы ты ни направился, мои молитвы будут с тобой. Боги любят и охраняют тебя, как и прежде.

– Спасибо, – сказал Джек. – Выходи замуж, Дати. Так будет лучше.

Она не ответила.

– Можно мне подержать его? – Голос Джека дрогнул.

Шоши сидел на руках у матери. Он улыбался, серые глазенки оживленно блестели. Узнав отца, он радостно залопотал и потянулся к нему.

– Возьми его. – Дати протянула Джеку ребенка.

Джек крепко прижал к себе сына, проглотив подступивший к горлу ком. Не хватает ему только заплакать! Это же смешно. Шоши вырастет храбрым воином. Это часть наследства, доставшаяся ему от апачей. Он перевел взгляд на Дати, которая приторачивала сумки к седлу вороного. На следующую ночь после побега Джек вернулся в форт и увел своего коня.