– Я не хочу доставлять тебе неудобства, Зак. По крайней мере, больше тех, что я уже доставила. Прошу тебя поступить так, как считаешь нужным.

– В таком случае я намерен некоторое время провести с дочерью, а с тобой встретиться в Лондоне после твоего возвращения.

Шона скованно кивнула, не в силах вымолвить ни слова из-за подступающих к горлу рыданий, грозящих задушить ее. Некоторое время спустя она осознала, что до боли сжимает пальцы. Заставив себя посмотреть на проплывающий за окном пейзаж, она медленно ослабила хватку и даже сумела придать лицу безразличное выражение, когда Зак проводил ее в дом и ушел, не сказав ни слова.

Наблюдая за тем, как он удаляется, она разочарованно вздохнула, понимая, что упустила прекрасную возможность разрешить возникшее между ними недоразумение. Чувствуя боль и досаду, она ругала себя за то, что приняла его смягчившееся поведение в театре за готовность забыть о возникших между ними разногласиях и помириться. Она поняла, что они с самого начала занимали разные жизненные позиции и разум Зака всегда был закрыт для нее.


Лежа в постели, Шона прислушивалась к звукам ночи за окном. Сон бежал от нее. Она думала о Заке, ее сердце было переполнено любовью к нему. У него не получалось поступить как должно по отношению к дочери, которую он, совершенно очевидно, любит и очень хочет оберегать. Шона боялась, что своим поведением создала у Зака ложное впечатление, будто для его дочери в их жизни нет места. Какой же он глупец, если так посчитал! Она вознамерилась во что бы то ни стало сказать ему об этом и решила не сопровождать тетю Августу в Беркшир.


Когда Зак приехал домой, там не было ни Гарри, ни Миранды. Плеснув себе порцию бренди, он вспомнил, что друзья пригласили их после театра на ужин и вернутся они очень поздно. Одним глотком осушив содержимое стакана, Зак налил себе вторую порцию и сел в кресло у огня.

Вытянув ноги перед собой и уперев их в решетку, он положил голову на спинку кресла и, закрыв глаза, попытался разобраться в своих чувствах. Он корил себя за суровое обращение с Шоной. Его слова были жестокими и несправедливыми. Он понял это, едва произнеся их, но это единственный способ отогнать от себя ужасную мысль, что Шона может не принять Викторию.

Она права, а он нет. Он сознательно обманул ее, вел себя очень холодно по отношению к ней, ранил. Она не ожидала подобного обращения, а у него и в мыслях не было, защищая себя, причинить ей боль. Они узнали друг друга на некоем уровне, не имеющем никакого отношения к плоти. Не сказали друг другу ничего, что можно принять за проявление любви, но их сердца и души всегда чувствовали это. Неудивительно, что Шона разозлилась и замкнулась в себе.

Она обвинила его в отсутствии моральных принципов, а чего он ждал? Шона воспитывалась как истинная леди и потому оказалась неподготовленной к подобной ситуации. Ему ли этого не понимать! Каким же он был дураком. Найдя в себе силы посмотреть в глаза правде, которую скрывало его сердце, он осознал, что любит Шону, самую дорогую, прекрасную и восхитительную женщину, которую он когда-либо встречал. Его чувство к ней было столь велико, что причиняло боль.

Как долго он любит ее? Возможно, с тех самых пор, как впервые увидел. И отчаянно хочет добиться от нее взаимности. Все отступало на второй план, когда он думал о ней, о ее храбрости, дерзости и отваге. Ее глаза метали молнии, когда она готовилась вступить с ним в схватку, и смотрели покорно и со значением, когда он занимался с ней любовью.

Так что же он делает один в этом особняке? Шона, черт подери, его жена! Они не должны жить в разных домах. Неправильно спать в разных постелях, завернувшись, как в одеяло, в обиду и ярость. Зак показал Шоне свой дом и занялся с ней любовью как раз для того, чтобы упрочить связующие их узы. Однако он не мог предвидеть, какое действие их телесная близость окажет на него самого. Он был уверен, что, если Шона отвернется от него, ему придется до конца дней влачить жалкое существование.

Вскочив, он бросился к двери. Мысль о том, что Шона уедет в Беркшир, казалась невыносимой. Он решил отправиться к ней и умолять остаться. Дверной колокольчик зазвонил как раз в тот момент, когда Зак пересекал холл. Дворецкий открыл дверь и впустил девушку. Зак узнал в ней горничную, работающую на миссис Янг, женщину, которая заботилась о его дочери.

На него тут же нахлынули дурные предчувствия. Он в упор посмотрел на девушку, понимая, что что-то случилось. В душе тяжело заворочалась тревога.

– Что такое? Что-то с Викторией?

– Да, сэр. Ей стало плохо после обеда, начался сильный жар. Миссис Янг послала за доктором Коулманом. Говорит, вам следует немедленно приехать.


На следующее утро, переосмыслив собственные чувства к Заку и отчаянно надеясь, что и он разобрался в себе, Шона поехала к нему. Узнав, что его нет дома, расстроилась, но, когда Миранда объяснила причину, немедленно распорядилась ехать в особняк миссис Янг. Горе Зака она переживала как свое собственное и стремилась поддержать его.

* * *

Миссис Янг сама открыла дверь и пригласила ее войти. Она оказалась миниатюрной, начинающей седеть женщиной с умным лицом и проницательными серыми глазами. За грациозными движениями, спокойными чертами и мягким голосом скрывались недюжинная сила и энергичность. Когда Шона представилась женой лорда Харкота, миссис Янг тепло улыбнулась:

– Лорд Харкот пробыл здесь всю ночь. Хотите, чтобы я сообщила ему о вашем прибытии?

– Нет, благодарю вас. Если не возражаете, я сразу пройду к нему.

В тусклом свете комнаты Шона увидела мужа. Он стоял к ней спиной. Свет падал на его сильные, поразительно красивые руки. Он снял сюртук, жилет и шейный платок, оставшись в бриджах и белой сорочке, плотно облегающей широкие плечи. Стоял, склонив голову. Волосы растрепались, одна прядь упала на глаза.

Шона могла бы долгое время стоять не шевелясь, если бы почти звериные инстинкты Зака не подсказали, что он уже не один.

– Зак, надеюсь, ты не возражаешь против моего появления здесь?

При звуке ее голоса он чуть-чуть повернул голову, явив гордый профиль, твердый, будто высеченный из гранита. В молчании несколько секунд смотрел на нее с озабоченным выражением, как у человека, терзаемого ночным кошмаром.

Шона шагнула к нему.

– Мне очень жаль Викторию. Я не могла не приехать.

Зак поднял голову и посмотрел на Шону. Одетая в темно-зеленое платье, с распущенными волосами, перехваченными лентой, она казалась бледным полуночным призраком.

– Шона? – Он посмотрел ей в лицо. Одним прыжком преодолев разделяющее их расстояние, заключил ее в объятия и с силой прижал к себе. Его мука была столь велика и неистова, что сметала все границы. Он продолжал обнимать Шону, будто хотел впитать ее в себя. Они стояли так долгое время, и Зак ощутил, как напряжение постепенно покидает его.

Она была слишком потрясена, чтобы говорить. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она подняла голову и посмотрела в любимое лицо Зака. Ее глаза были мокры от слез.

– Я бы хотела остаться с тобой, если не возражаешь.

– Мне тоже очень бы этого хотелось, – ответил он хриплым от эмоций голосом. Обняв ее лицо ладонями, поцеловал в губы. – Я рад, что ты здесь. Спасибо, что приехала.

– Разве я могла поступить иначе? Как себя чувствует Виктория? – Она посмотрела в его исполненные боли глаза, налитые кровью и полускрытые отяжелевшими веками, красноречивыми свидетелями бессонной ночи.

– Доктор говорит, худшее уже позади. У нее был жар. С детьми такое часто случается. Теперь остается ждать. К счастью, она хорошо питается, поэтому сильнее большинства детей.

Вспомнив маленькую девочку в парке, оживленную и крепкую, с круглыми щечками и крепенькими ручками и ножками, Шона испытала жалость и почувствовала подступивший к горлу комок.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Я поехала к тебе домой, хотела сделать сюрприз, а вместо этого узнала, что тебя нет. Миранда рассказала мне о случившемся, и я сразу отправилась сюда.

– Я думал, ты уже на полпути к Беркширу.

– Я решила не ездить. Просто не могла. Не хотела оставить недосказанность между нами.

Видя ее волнение, Зак взял ее за руки.

– Шона, будь добра, расскажи мне все.

Мысль о неминуемом признании была ей ненавистна, но какое это имело значение теперь, когда она решила склониться перед ним? Она начала объяснять, говоря с большим трудом:

– После театра, когда я все как следует обдумала… Ужасные вещи мы друг другу наговорили. Я поняла, ты, должно быть, решил, будто я против Виктории. Мне очень жаль, если это так, Зак. На самом деле я просто растерялась. Должно быть, всему виной моя ревность к Кэролайн. Я подумала, ты можешь до сих пор испытывать чувства к ней, хотя все отрицаешь, и, возможно, даже сожалеешь, что женился на мне. – Почувствовав подступающие к глазам слезы, Шона вырвала у Зака руки и отвернулась.

Он озадаченно нахмурился, обнял ее за плечи и прижал к груди.

– Если хочешь спросить, сожалею ли я, что не взял ее в жены, ответ будет отрицательным, – прошептал он, касаясь губами пробора в ее золотистых волосах. – Ты единственная женщина, на которой я когда-либо хотел жениться. Поверь мне, милая. Тебе нечего опасаться. К Кэролайн у меня нет чувств. Прошу, прости, если невольно ввел тебя в заблуждение.

Порывисто развернувшись, Шона обняла мужа, ткнувшись головой ему в грудь, а он крепче прижал ее к себе.

– Ты восхитительная, храбрая, невероятно красивая женщина, – прошептал Зак. – Как ты могла допустить дурные мысли? Я никогда не желал причинить тебе боль. Я люблю тебя, Шона. Разве может быть иначе? Я люблю тебя больше всех на свете.

У нее перехватило дыхание. Подняв голову, она посмотрела ему в глаза, чувствуя себя счастливой и защищенной. Все тревоги прошлых дней, недель и месяцев, прошедших с момента их знакомства, развеялись.

– Но ты никогда мне этого не говорил.