— Разве она не прекрасна, — сказал он, прежде чем понял, что один. Он так привык к тому, что Кейт рядом с ним, что произнес это вслух. За короткое время она стала неотъемлемой частью его жизни.

Он осторожно удалил крючок и отпустил рыбу. Течение било его по ногам, пока он шел через реку к берегу. Прислонив спиннинг к «Хаммеру», Роб открыл багажник. То, что Кейт не было рядом, не значило, что он должен быть один. Не так, как прежде. То, что Кейт не было рядом, не значило, что в его жизни не может быть женщины. Он сбросил жилет, но был не в силах сбросить ощущение одиночества, которое грузом лежало на его плечах. Проблема была в том, что он не мог представить себя ни с кем, кроме Кейт. И это было большой проблемой, потому что Кейт хотела большего, чем он мог дать ей. Он был паршивым мужем для Луизы: они сделали друг друга несчастными.

Он снял болотные сапоги и бросил все снаряжение в багажник «Хаммера». Роб любил Кейт. Любил так, что это заставляло его внутренности завязываться узлом. Он женился на Луизе. У них был ребенок, но он никогда так ее не любил.

По дороге домой Роб тщательно разложил по полочкам свою жизнь. Он был парнем, который учился на своих ошибках. Но, может быть, он не так уж и учился на них, а просто избегал жить по-настоящему. Потом он встретил Кейт с ее красивым лицом и острым языком, и она заставила его хотеть большего.

Кейт тоже хотела большего. Она хотела стареть с кем-то, но этого ли хотел Роб? На этот вопрос ответить было нетрудно. Он хотел Кейт. Он хотел держать ее за руку без причины, просто потому, что мог сделать это. Он хотел прижаться губами к ее уху и сказать что-то, что заставило бы ее рассмеяться. Он хотел провести ладонью по спине Кейт до ее округлой попки. Привычное прикосновение двух людей, очень хорошо знающих друг друга.

Он хотел смотреть, как она пытается превзойти его в рыбалке, в то же время зная, что на ней кружевные стринги. Он хотел, чтобы она была его другом и любовницей, и он хотел этого на всю оставшуюся жизнь.

Саттер взял левее и направился в «М&С», но Кейт не пекла хлеб на завтра. Один из близнецов Абердин сказал Робу, что она упоминала что-то про «Больших женушек-мастериц».

Он бы не удивился, если бы она планировала силой накормить их желе «Халапеньо». Роб подъехал к клубу: сердце стучало, как сумасшедшее, пока он поднимался по ступеням. Даже не открыв двери, он услышал голоса нескольких женщин. Замер, положив руку на дверь, собираясь с духом, и зашел в клуб. Взгляд Роба упал на миссис Фернвуд, которая стояла между двумя длинными столами. В руке она держала листок бумаги и говорила:

— Сложи левую часть твоего треугольника пополам.

Дверь закрылась с громким хлопком, и все головы повернулись к Робу. Его интересовала только одна рыжуля, сидевшая в самом конце самого дальнего стола. Она подняла глаза: ее взгляд был настороженным, пока Роб шел к ней.

— Привет, Роб, — окликнула его Регина. — Ты пришел сделать оригами цикаду?

Он бы лучше получил удар шайбой, чем стал делать чертову оригами цикаду. Множество глаз прожигало в нем дыры. Роб шел по клубу, пока не остановился перед Кейт.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Сейчас?

— Да. — Когда она лишь нахмурилась, он добавил: — Не заставляй меня перекидывать тебя через плечо.

Его слова услышала Иона Осборн и захихикала.

Положив сложенную бумагу, Кейт встала.

— Я сейчас вернусь, — сказала она женщинам. Роб взял ее за нежную руку и вывел на улицу.

Как только дверь за ними закрылась, Кейт выдернула руку из его ладони.

— Что-то случилось с Грейс и дедулей?

Заходящее солнце омывало дикую местность тенями и отбрасывало серебристые лучи на бледные щеки Кейт. Они стояли на ступенях клуба, и Роб мог поспорить, что если он откроет дверь, двадцать пожилых леди выпадут наружу.

— Нет, — он смотрел на нее, на женщину, любя которую, хотел провести всю свою жизнь. — Я здесь не из-за этого.

Она сморщилась:

— Ты воняешь, как рыба.

— Я знаю. Я только что поймал шестнадцатидюймовую красотку. Тебе бы она понравилась.

— И ты пришел, чтобы сказать мне это?

— Нет, но пока я рыбачил, я понял, как сильно скучаю по тебе, и что моя жизнь — полное дерьмо без тебя.

— Роб, я не…

— Ты права, — перебил он ее, прежде чем растерял все мужество. — Ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет любить тебя достаточно сильно.

Боль затуманила глаза Кейт, и она отвернулась. Роб положил ладонь ей на щеку и заставил посмотреть на себя.

— Я люблю тебя, Кейт. Я не просто думаю, что, возможно, люблю тебя. Я никогда не любил женщину сильнее, чем тебя. Я люблю твою силу воли. Люблю то, что другие мужчины считают, что рядом с тобой у любого яйца усохнут, и что я один знаю правду. Люблю то, что ты в одиночку хочешь изменить гастрономические привычки всего Госпела. Люблю то, что ты знаешь, чего стоишь. Я привык думать, что если что-то идет в моей жизни не так, я просто решаю проблему, никогда не повторяя прежних ошибок. Но это сделало меня чертовски одиноким. А потом пришла ты и снова впустила солнечный свет в мою жизнь. И я больше не хочу возвращаться к тому, что было до того, как ты попыталась соблазнить меня той ночью в Сан-Вэлли. Я люблю тебя и хочу быть с тобой навеки. Хочу, чтобы ты была моим другом и любовницей. Не на сегодня или завтра. Не на год или пять лет. — Он обнял ее за талию и приблизил губы к уху: — Кейт, будь моей женой. Моей любовницей. Моей вечной любовью.

После молчания, которое, казалось, тянулось целую жизнь, Кейт сказала:

— Ты снова делаешь это.

— Что? — Роб отстранился и посмотрел ей в лицо. Слезинки повисли на ее ресницах, и сердце тяжело забилось у него в груди, пока он ждал, когда она снова заговорит.

— Делаешь невозможным ответить тебе «нет».

— Значит, скажи «да», — улыбнулся он.

— Да, — она обвила руками его шею и прижалась лбом к его лбу. — Я люблю тебя, Роб. Я люблю то, что твое эго больше моего. Я люблю то, что ты отважился прийти к «Женушкам-мастерицам» ради меня. Я приехала в Госпел в поисках своего пути в жизни, а нашла тебя. Ты мой любовник и мой мужчина из фантазий.

Он подарил ей долгий, страстный поцелуй, а отстранившись, сказал:

— Я тут подумал, что мы должны отпраздновать в той сторожке, где встретились впервые.

Положив руки ему на плечи, Кейт отклонилась назад:

— Это не самое лучшее из моих воспоминаний.

Он усмехнулся:

— Это лучшее из моих.

— Ты просто хочешь, чтобы я скрутила тебя в сексуальный кренделек.

— Ты снова читаешь мои мысли.

— Иногда это совсем не трудно, — тихо засмеялась Кейт.

Она была такой всезнайкой и болтушкой. Роб крепко прижимал ее к себе, зарывшись носом в волосы на макушке. И именно эти два качества он и любил в ней.

Эпилог

Кейт Саттер поднесла кружку горячего рома с маслом к губам и сделала большой глоток. День святого Валентина, решила она, был чертовски сказочным. По шкале «чертовски сказочных вещей» этот день располагался где-то между обнаженной задницей ее мужа и кольцом от Тиффани с бриллиантом в четыре карата на пальце новоиспеченной миссис Саттер.

Кейт оглядела бар «Дучин Лаундж» в «Сан-Вэлли Лодж». Гирлянды из сияющих сердец, розы и мерцающие свечи. Красные и розовые сердца были привязаны за барной стойкой и на больших окнах, из которых открывался вид на покрытые снегом сосны, расчищенные дорожки и ночных лыжников. Она была замужем целых шесть часов и смотрела в будущее с радостью.

Они с Робом произнесли клятвы в маленькой церкви Госпела и после приема отправились в свадебное путешествие. Первой остановкой стал «Дучин Лаундж».

В конце лета дедушка Кейт ушел на пенсию и передал управление «М&С» в руки внучки. В тот день, когда Стэнли и Грейс уехали на новом «Виннебаго», Кейт заказала новый кассовый аппарат, который отслеживал покупки с помощью системы учета реализации. Ее хлеб домашнего приготовления распродавался каждый день, хотя желе «Халапеньо» все еще было не очень по вкусу местным жителям.

— Эль «Сан-Вэлли», — раздался рядом с ней мужской голос.

— Бутылка или на разлив? — спросил бармен.

— Бутылка сойдет.

Кейт пробежала глазами по потертым «Левисам» и голубой фланелевой рубашке вверх, к зеленым глазам.

— Хочешь увидеть мою татуировку? — спросила она.

Бармен поставил на стойку бутылку, и Роб поднес ее к губам.

— Ты хочешь снять меня?

— Да, — Кейт встала и поставила кружку. — У нас еще девятьсот двадцать фантазий, над которыми нужно поработать.

Сделав глоток, Роб опустил бутылку.

— Девятьсот девятнадцать, — сказал он с улыбкой, полной чистейшего греха. Затем взял Кейт за руку и вывел из бара так быстро, как только мог. — Но кто считает?