Карен Рэнни - Необычная гувернантка

– Такие, как ты, Ровена?

Она улыбнулась:

– Как я, дорогой Камерон. Хотя в последнее время ты ничем не показываешь, что тебе по-прежнему нравится моя внешность. Странно. Я думала, ты лишился ног, а не того, что между ними.

Неожиданная резкость жены заставила Камерона вздрогнуть. Никогда прежде она не позволяла себе словесных нападок или оскорблений. Ровена уже не раз пыталась соблазнить мужа, говорила намеками о своем одиночестве, а когда исчерпала все уловки, отправилась в Лондон. Там она наконец поняла, что единственный способ разрушить возведенную Камероном крепость – прямая и открытая атака.

Миссис Гордон не собиралась позволять кому бы то ни было отнять у нее хотя бы крупицу внимания мужа, а уж тем более какой-то жалкой Беатрис Синклер.

– А она боится тебя, ты заметил? Может, потому что ты в кресле… или же ты ей просто не нравишься.

– Почему ты так решила?

– Она всячески избегает тебя, разве не так?

– Меня совершенно не волнует, что испытывает ко мне мисс Синклер.

– Возможно, мне следовало просветить ее, что ты был куда добрее, когда мог ходить. Ты очень изменился, Камерон. Стал угрюмым, озлобленным и вечно недовольным.

– К чему это долгое перечисление моих грехов, Ровена?

– Тебе же всегда нравились мои шутки, Камерон. Помню, ты как-то сказал, что ценишь меня за ум и тонкость. Возможно, теперь ты оценишь мою тупость или грубость.

Она решительно шагнула к мужу, но неожиданно передумала, подошла к двери и заперла ее.

На губах Камерона мелькнула легкая усмешка, и Ровена вспыхнула от гнева. Ей хотелось наказать мужа за бессердечие и холодность, за все те бессонные ночи, что она провела по его милости в своей одинокой постели, сгорая от желания, отчаянно надеясь, что он хотя бы прикоснется к ней. Но Ровена понимала: сейчас не время сводить счеты.

Она придвинула стул, села рядом с мужем и слегка распахнула капот. Тонкая ткань едва прикрывала обнаженное тело. От холода ее соски затвердели и отчетливо обозначились под тонкой материей, придавая Ровене соблазнительный вид охваченной желанием женщины.

Камерону ни к чему было знать, что в этот миг ее сердце сжималось от страха. Больше всего Ровена боялась, что муж отвергнет ее. Решившись пойти ва-банк, она взяла Камерона за руку и положила его ладонь себе на грудь.

– Помнишь, как ты любил ласкать мою грудь, Камерон? Сжимать губами соски, играть с ними. И мне это нравилось. – Камерон попытался вырвать руку, нерешимость Ровены оказалось сильнее его досады. Стиснув пальцы мужа, она принялась медленно ласкать себя его рукой. – Помнишь, как сплетались наши тела, Камерон? Как мы наслаждались друг другом до изнеможения? – Ровена положила руку ему между ног. – Ты хочешь меня? Чем же ты занимаешься по ночам? Стараешься подавить желание? Или думаешь о своей мисс Синклер и сам себя ублажаешь?

– В некоторых отношениях я мало чем отличаюсь от животного, – проговорил Камерон, высвобождая руку. – Одного вида хорошенькой женщины – любой хорошенькой женщины – бывает достаточно, чтобы вызвать у меня желание.

Ровена в ужасе отпрянула.

– За что ты так ненавидишь меня?

– Вы лучше меня знаете ответ, мадам.

– Но мы всего пять лет как женаты, Камерон. Пять лет. И я должна теперь прожить остаток своих дней в одиночестве?

– Возвращайся в Лондон, Ровена. Найди себе любовника. – Камерон развернул кресло, подкатил его к дверям, открыл засов и широко распахнул дверь. – Или заплати какому-нибудь лакею, чтобы он обслуживал тебя в постели. Мне все равно. Только не приходи сюда больше.

Ровена встала, запахнула капот и приняла равнодушную позу, хотя это стоило ей неимоверных усилий.

Камерон отвернулся и не сказал ни слова, когда она покидала комнату.

Как ни странно, Беатрис спала хорошо и проснулась лишь на рассвете. Утро в Крэннок-Касле совсем не походило на череду серых одиноких рассветов дома, где последние три месяца Беатрис просыпалась голодная и с мучительной головной болью.

Беатрис с удовольствием съела бы вчерашнее печенье с корицей, но вряд ли Роберт оставил ей хотя бы кусочек. Ничего, она найдет себе что-нибудь поесть.

Одевалась она не более пятнадцати минут, а вот на строгое самовнушение потратила целых полчаса.

«Ты не будешь флиртовать с Девленом Гордоном. Не станешь даже смотреть в его сторону. Ты не должна мечтать о несбыточном. Не смей и думать о нем. Хватит с тебя приключений в Крэннок-Касле».

Можно было бы еще добавить что-нибудь в пользу тихой, безмятежной и монотонной жизни, но в этой жизни не было места таким людям, как Девлен Гордон, неотразимым и опасным.

Беатрис тяжело вздохнула. Пришлось потратить еще немного времени, чтобы аккуратно уложить волосы. Одежда выглядела вполне пристойной для гувернантки. Беатрис умылась и долго смотрела на себя в зеркало, дожидаясь, пока пылающее лицо побледнеет. Ее глаза блестели слишком ярко, но с этим, пожалуй, ничего нельзя было поделать. Она попыталась привести в порядок разбегающиеся мысли, но и это ей не удавалось.

Час спустя Беатрис вышла в коридор и направилась к комнате своего воспитанника.

До завтрака оставалось достаточно времени, чтобы совершить небольшую прогулку. Перед долгим сидением в классной комнате полезно немного пройтись. Когда же Беатрис заговорила об этом с Робертом, тот сразу сделал удивленные глаза.

– Вы уверены, что это безопасно, мисс Синклер?

Беатрис совершенно забыла о выстрелах в лесу. Разве хорошая гувернантка смогла бы забыть о таком ужасном происшествии?

– Мы будем гулять поблизости от замка, – виновато возразила она. – Нам необходим свежий воздух. Сегодня довольно холодно, но день обещает быть хорошим.

На самом деле хмурое зимнее небо было затянуто тучами, и в воздухе уже кружились первые снежинки, но Беатрис твердо настроилась на прогулку, словно стоял солнечный летний день.

Она закутала Роберта в теплый плащ, а сама надела новую темно-синюю накидку. Когда они вышли из замка, Беатрис повернулась к мальчику.

– Вы собираетесь рассказать кузену о случае в лесу?

Юный герцог смотрел прямо перед собой, и Беатрис засомневалась, что он удостоит ее ответом. После долгого молчания Роберт вздохнул.

– Вы думаете, следует?

Они медленно направились по дорожке вдоль фасада. Беатрис не ожидала, что мальчик захочет узнать ее мнение. Она нерешительно замялась и осторожно спросила:

– А по-вашему, не следует?

Внезапно Роберт остановился. Его лицо застыло, глаза расширились. Беатрис заметила, что мальчик дрожит.

– Роберт, что случилось?

– Смотрите, мисс Синклер, птицы!

Она проследила за его взглядом и невольно шагнула вперед, потрясенная ужасным зрелищем. На земле лежало не меньше дюжины мертвых птиц. Рядом с их неподвижными серыми тушками валялись замерзшие куски хлеба.

– Пойдите и приведите сюда Девлена, – распорядилась Беатрис, стараясь держаться как можно спокойнее.

Не задавая лишних вопросов, Роберт бросился выполнять ее поручение.

Беатрис спрятала руки под накидку и попыталась унять дрожь. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть приступ паники и принять невозмутимый вид. Она крепко сжала кулаки и оглядела мертвых птиц. Окно классной комнаты располагалось как раз над ними. Беатрис запрокинула голову и посмотрела вверх, на окно, откуда вчера Роберт с упоением бросал птицам хлеб. Ей захотелось пронзительно закричать и бежать из Крэннок-Касла как можно дальше. Но разве этим чего-то добьешься? Беатрис старалась сохранить спокойствие, и все же ее охватил леденящий ужас. Кто-то пытался отравить Роберта, а совсем недавно в мальчика стреляли. Тогда она легко нашла этому объяснение, списав все на нелепую случайность, а теперь… мертвые птицы. Что может быть страшнее? Пищу герцога отравили. И это сделал кто-то из обитателей замка. Тот, кто желал мальчику смерти. Но кто?

Неужели Камерон Гордон настолько уязвлен, что герцогский титул унаследовал вместо него семилетний ребенок, что пожелал смерти племяннику? По спине Беатрис пробежал холодок. А ведь она тоже могла съесть вчера ломоть хлеба.

Если бы яд не предназначался мальчику, Беатрис, наверное, заявила бы о своем уходе. Пусть в деревне ее ожидали лишь нищета, бесчестье, а возможно, и голод, но там никто не пытался ее убить.

Беатрис услышала звук торопливых шагов и почувствовала, как липкий, удушливый страх понемногу отступает. Обернувшись, она увидела Девлена и Роберта. Они одновременно вышли на поляну.

Девлен, не сказав Беатрис ни слова приветствия или ободрения, окинул взглядом мертвых птиц, посмотрел на окно и наклонился, чтобы разглядеть остатки хлеба.

– Я отравил их, Девлен? – тихо спросил Роберт.

Мальчик держался с привычной напускной храбростью, но слабый голос выдавал его смятение. Роберт был умным ребенком. Возможно, даже слишком умным, Беатрис отчаянно хотелось утешить его, смягчить боль, развеять страх, но она никогда не умела лгать. Не в ее силах было защитить его и уберечь от жестокой правды. И все же она порывисто обняла мальчика и, прижав к себе, ласково заговорила с ним, как могла бы говорить мать, будь она жива.

– Все хорошо, все хорошо, – повторяла она бессмысленные слова.

На самом деле Беатрис вовсе не чувствовала уверенности, что все будет хорошо. Но Роберт не спорил. Он лишь обеими руками обхватил ее за талию и уткнулся лицом в живот. Даже сквозь толстую шерстяную ткань плаща чувствовалось, как он дрожит. Беатрис охватил гнев, в глазах полыхнула ярость.

– Это подло! – взволнованно выдохнула она. – Не знаю, зачем кто-то сделал такое, но это настоящая подлость. – Беатрис наклонилась к мальчику. – Скажите ему, Роберт.

Герцог посмотрел на нее и перевел взгляд на Девлена.

– Он будет взбешен.

– Не думаю.

– Почему вы говорите обо мне так, будто меня здесь нет? – нахмурился Девлен. – И отчего это я должен рассердиться, Роберт?