- У меня сегодня планы, - неловко произнес я, совершенно не зная, что ей сказать. Я понятия не имел, как это сделать. Кроме всего прочего, я не хотел, чтобы она думала, что я выгоняю ее из своего дома, хотя мне в принципе нужно было это сделать и быстро.

Она моргнула сонными глазами и села, обернув простыню вокруг своего обнаженного тела. Ирис окинула мой наряд внимательным, прищуренным взглядом.

– Окей. Я возьму свои вещи и не буду тебе мешать, - наконец сказала она.

С точки зрения того, что она могла сказать, это было мне на руку.

Тем не менее, я чувствовал себя дерьмово.

Она даже не попросила объяснений. Но по какой-то причине, я чувствовал, что должен их дать.

- Я так оделся, потому что на следующей неделе приедет фотограф, чтобы сделать снимки для интервью в журнале.

Ее брови взлетели вверх, и она улыбнулась.

– Это замечательно. – Она сбросила простыню, встала с кровати и направилась к шкафу, полностью обнаженная и чувствуя себя комфортно.

Я держался на расстоянии. Костюм, в который я одет, мне даже не принадлежал, и я мог представить, как мы очень быстро его испачкаем. Если бы я был умнее, я бы взял ее быстро, прежде чем принять душ, по крайней мере, попытался бы вывести ее из моего организма, пока ее не будет.

После долгой минуты раздумий, как поступить, я направился к дверному проему гардеробной.

Она все еще была обнажена и рылась в своей большой желтой сумке, а затем в маленьком чемодане, который взяла с собой на ночь.

Как бы я ни ворчал, она все равно держала вещи упакованными. Она даже не повесила свою лучшую одежду. Это приводило меня в бешенство, но я быстро усвоил одну вещь об Ирис: она никогда не сдавалась, если не хотела.

Я не видел, что она достала из сумок, слишком сосредоточенный на ее обнаженной коже, когда она двигалась по полу.

Было бы так легко взять ее вот так. Всего лишь пуговица и молния. Если я буду очень осторожен, то смогу сохранить свой позаимствованный костюм в чистоте, сказал я себе.

Я поправил себя, осторожно отодвигая свою возросшую эрекцию от передней молнии моих брюк, намереваясь осторожно освободить ее от внезапно ставших тесными границ. Я сильно сжал свой кончик в попытке взять себя в руки.

Ирис внезапно выпрямилась и увидела мою дилемму. Она лукаво усмехнулась.

– Мне нужно торопиться? Во сколько придет фотограф? У тебя вообще есть на это время? – Она махнула рукой в мой пах.

Я покачал головой, говоря.

– Возможно.

Она рассмеялась.

– Что это значит?

Именно по этой причине я оделся, прежде чем разбудить ее. У меня действительно не было времени. Я потратил все это на то, чтобы дольше поспать.

– Она будет здесь через полчаса.

Она изучала мое лицо испытующим взглядом, выражение ее лица было замкнутым.

- И к тому времени мне нужно будет уехать? – очень медленно спросила она.

Я кивнул, стиснув зубы, ненавидя то, как она смотрела на меня.

- Ну, тогда у нас действительно нет времени. Мне просто нужна минутка. – Она направилась в ванную.

Я досчитал до ста, глядя на слегка приоткрытую дверь.

Ирис включила какую-то музыку, что-то на старом маленьком iPod, который она носила с собой, подумал я, так как узнал песню. Это была одна из тех песен, которая стояла на повторе, та самая, о пьяной цыпочке, проснувшейся на кухне. Должно быть, Ирис подсоединила его к маленькому усилителю, потому что песня играла на всю.

Она собиралась уйти без лишних вопросов, как мне и требовалось, но это было неправильно.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


Я зашел в ванную и тут же пожалел об этом, когда увидел, что она красится стоя, в одних неоново-оранжевых стрингах и этих проклятых белых гладиаторских сандалиях, ее тело слегка двигалось в такт, даже когда она наносила тушь.

Я пододвинул стул, наблюдая за ней. Я знал, что она быстро соберется и уйдет. Ей никогда не требовалось много времени, чтобы перейти от естественной красоты к шику. Она выйдет отсюда минут через десять, не больше.

Я не мог этого вынести.

Я сидел и дулся, уперев руки в колени, пока не закипел.

- Почему ты надеваешь эти туфли в одиннадцать утра? – Сказал я громко, чтобы меня услышали сквозь музыку. – И зачем столько косметики? Куда ты собираешься идти?

Она убрала с ресниц маленькую кисточку для туши и встретилась со мной взглядом прямо в зеркале.

Я отвел взгляд.

- Я бы тебе ответила, но, если не ошибаюсь, ты хочешь, чтобы я убралась отсюда до того, как появится твой фотограф. Ты ведь не хочешь, чтобы она меня увидела?

Я сглотнул, чувствуя себя ужасно пристыженным. Она поняла ситуацию сразу и слишком ясно.

Я чувствовал себя подонком.

Не то чтобы я стыдился ее. Только не ее. Кого-то ее возраста, хотя, да, мне было стыдно за это.

- Дело не в тебе… - начал я.

- Дело не в тебе, а во мне? Ты это хотел сказать? Ты просишь меня уехать отсюда навсегда?

Я почувствовал момент, когда меня прошиб сильный пот.

Мои руки крепко вцепились в колени.

– Нет, пожалуйста, не делай этого. Я совсем не это имел в виду. Я хотел сказать, что не хочу, чтобы она видела тебя.

- Тогда в чем дело? Почему у меня такое чувство, что ты очень хочешь, чтобы я убралась отсюда, будто у меня осталось мало времени для этого?

Я снова и снова качал головой, пытаясь избежать обмана.

Я всегда был ужасным лжецом.

- Дело не в тебе, дело в твоем возрасте. – Я сразу понял, что не должен был этого говорить. Все это вырвалось из меня, и я знал, что после этого заявления пути назад нет.

- Ты не хочешь, чтобы она узнала, сколько мне лет? – спросила она ровным голосом, нанося блеск на губы. – Не хочешь пояснить, что это значит?

- Я слишком стар для тебя. Ты слишком молода для меня. Фотограф – мой друг, и она подумает, что я полный подонок, если увидит тебя.

Она медленно закрыла губную помаду, потом резко поставила ее на столешницу и повернулась ко мне. Я изо всех сил старался не сводить глаз с ее лица, но она была топлес, и мне это удалось лишь наполовину.

Она оперлась бедром о стойку, уперев руки в бока, совершенно не обращая внимания на отсутствие одежды.

– Из-за меня ты похож на подонка?

Я покачал головой, решив, что не смогу ответить лучше, чем сейчас.

С каждым словом я рыл себе яму глубже. Даже мое неуклюжее «я» могло это видеть.

Она медленно подошла ко мне, одна из ее любимых песен громко играла на заднем плане, ее бедра покачивались в такт.

Я держал руки на коленях, пока она двигалась между моих ног, одна ее рука потянулась вверх, чтобы схватить меня за волосы.

– Скажи мне, Дейр, что во мне такого, что делает тебя похожим на подонка? – тихо спросила она, откидывая мою голову назад и наклоняясь вперед, ее тяжелые сиськи оказались в опасной близости от моей челюсти.

- Потому что есть только одна причина, по которой люди нашего возраста встречаются.

- И что же это за причина? – Ее голос был таким тихим, что я едва расслышал ее слова.

Я закрыл глаза.

– Чтобы использовать друг друга.

- Это единственная причина, да? Я догадываюсь, как ты меня используешь. Полагаю, мое тело – единственное, что может тебя заинтересовать? Да?

Я поморщился и покачал головой.

– Все совсем не так. Я имел в виду, что все будет выглядеть именно так.

Я почувствовал, как она прижалась ко мне, и не смог удержаться, чтобы не открыть глаза и не взглянуть на нее.

Я переместил руки с колен, разместив их по обеим сторонам стула, когда она перекинула одну длинную ногу через мое колено, свободно оседлав.

Она начала танцевать, вращаясь напротив меня, обнаженная грудь упиралась мне в лицо, пока у меня не перехватило дыхание.

Она перекинула свою ногу, пока не оказалась между моими. Ирис отвернулась от меня. Опустив голову, приподняв свою задницу и начав ей трясти.

Песня продолжалась, слова певицы заставляли меня хлопать глазами и гадать, правильно ли я расслышал, но я не спрашивал об этом, а певица продолжала петь о том, что ее называют Персик, когда она занимается грязным сексом.

Как будто этой проклятой песни было недостаточно, чтобы заставить меня чувствовать себя старым пердуном, я был почти уверен, что Ирис танцевала для меня.

Как будто само упоминание о нашей разнице в возрасте вызывало у нее желание бросить мне это в лицо.

Она была молода. Я был стар.

Она была дикой.

Я был ручным.

Чем, черт возьми, мы здесь занимаемся? Как, черт возьми, мы вообще вписываемся в жизнь друг друга?

Ответ был прост и безрадостен. Мы этого не делали и не сделаем.

- Ты слишком беспокоишься о том, как все будет выглядеть, - сказала она, поворачиваясь, чтобы прижаться грудью к моему лицу. Я вцепился в стул и изо всех сил старался ничего не начать облизывать.

У нас не было на это времени. Мне нужно было сказать ей, чтобы она прекратила. Мне нужно было сделать невозможное и сказать ей «нет».

- Мы опаздываем, - сказал я натянуто, не совсем сдерживаясь, чтобы не уткнуться носом в ее декольте.

Это было ужасно, но лучшее, что я мог сделать – это отказать ей.

Вся еще стоя, Ирис широко раздвинула ноги, ее руки скользнули вверх по ее телу, чтобы прижать ее груди к моему лицу.

Я хорошо справлялся, пока один из ее дерзких маленьких сосков не потерся о мои губы.

Я застонал, беспокойно ерзая, руки мертвой хваткой вцепились в края стула.

Она слегка отстранилась, и я снова застонал.

Ирис подняла одну ногу и перекинула ее через мое плечо. Ее рука в моих волосах заставила меня наклониться вперед, пока мое лицо не уткнулось в ее низ живота, затем чуть ниже.