— Вот и хорошо, — Герман продолжал смотреть в потолок.

— С тобой точно всё в порядке? — я сняла платье, положила его на пуфик, стоящий у туалетного столика и вернулась в кровать.

— Не претворяйся, будто тебя это заботит, — резко ответил Герман и сел. — И идиота из меня не делай.

— Ты о чем это?

— Я знаю, что ты болтала на балконе с Ломовым. Думал, что признаешься, а ты нагло врешь мне. Я ненавижу ложь, возьми себе это на заметку, — Герман поднялся с кровати и вышел из спальни до утра он так и не вернулся.

Его претензия была такой же абсурдной, как и большинство предыдущих. Я совершенно не понимала, почему он на меня злится. Всё ведь прошло замечательно: встреча с родственниками стала для меня глотком свежего воздуха, Герман внес крупное пожертвование для детей, разве этому нельзя порадоваться? Я чувствовала себя какой-то грязной шлюхой, которая перед носом у собственного мужа совокупляется с другим мужчиной. Но ведь это не так. И всё же Зацепин слишком трудный человек, к которому я вряд ли привыкну.

На следующий день я проснулась как никогда воодушевлённой. Сегодня всё должно решиться и я надеялась, что удача мне будет сопутствовать. Для себя я определила два абсолютно не связанных между собой направления, попасть на одно из которых очень бы хотела. Либо английская филология, либо изобразительное искусство. С языками у меня никогда не было серьезных проблем, я даже в нескольких олимпиадах участвовала и привозила призовые места. Отличная память мне явно досталась от отца. А художественное искусство мне нравилось вне учебного времени. Я неплохо разбираюсь в математике и поэтому с пропорциями не ошибаюсь. Любовь к этому делу мне привила мать, она неплохо рисует, и могла бы давно открыть свою выставку, но всё как-то не решается, стесняется. Вот я и решила либо пойду по пути отца, либо по пути матери.

Сидя в столовой и с аппетитом поглощая овощной суп, приготовленной Евгенией.

— А куда всё-таки хотите поступить больше? — спросила она, помешивая что-то очень ароматное в сковороде, вероятно, это какое-то мясо.

— Художественные искусства, — не раздумывая ответила я. — Но папа это всегда называл баловством, да я и сама понимаю, что быть переводчиком гораздо перспективней.

— Мне кажется, любая профессия перспективная, если человек в ней хорошо разбирается. Так что, лучше следовать голосу сердца, он вас не обманет.

Я призадумалась над словами Евгении. Если она права, то мне не место в этом доме. Я не хочу быть здесь, но так правильно, так надо, так меня учил папа и, наверное, именно поэтому голос своего сердца я слышу редко, отдавая контроль мозгу.

— Доброе утро, — Герман прошел в столовую, уже с кем-то разговаривая по телефону и перебирая в руках кипу деловых бумаг.

— Доброе, — отозвалась Евгения.

Муж в мою сторону даже не глянул, достал из холодильника бутылку минералки и ушел. Обиделся что ли?

После завтрака я оделась как можно быстрей, уже просто не имея сил ждать. Стянув свои непослушные волосы в высокий хвост, я обула новые сандалии и спустилась в гостиную, прихватив на всякий случай справочники.

Герман стоял у окна и поправлял манжеты на своей белой рубашке, всё еще ведя телефонные переговоры. Сколько он работает? Мы живем вместе не так уж много, но я почти постоянно застаю его либо с телефоном, либо с бумаги, либо спешащим на встречи. Должно быть, такой график сильно выматывает? Я хорошо помню, каким уставшим часто приходил домой мой папа. А вот Герман всегда старается держаться стойко и бодро.

— Вечером я буду в офисе, и все детали проработаем на месте, — муж бросил мобильник на диван и продолжил заниматься своей рубашкой.

— Тебе помочь? — тихо спросила я, подойдя ближе.

— Сам разберусь, — недовольно ответил Герман. — Готова уже? — он покосился на меня.

— Да.

— Иди, садись в машину.

Когда мы стояли в привычной для большого города пробке, я никак не могла избавиться от тяжелого ощущения напряжения, витавшего между мной и мужем.

— Почему ты злишься на меня? — я кратко взглянула на Германа, он что-то быстро печатал на своем ноутбуке.

— Я не злюсь на тебя, — следует сухой ответ.

— А на кого тогда?

— На себя.

Очередной телефонный звонок не позволил продолжить разговор, поэтому я отвернулась к окну, наблюдая за другими машинами.

Первым делом, когда мы приехали в университет, я решила, что лучше сразу же попытаю удачу на факультете художественных искусств. Узнать, сколько вообще студентов они могут набрать и не поздно ли еще подать документы. К сожалению, все мои надежды безнадежно разрушились, когда декан твердо заявил, что не может принять заявку. Факультет маленький, все места уже заняты, даже на контракте. Это расстроило меня гораздо больше, чем я могла себе представить. Я так ждала этого дня… Но, кажется, мы поздно спохватились.

Уже отправляясь на филологический факультет, я не надеялась, что здесь меня будет ожидать успех. Но как бы странно это не выглядело, а сложилось всё иначе. Крупный мужчина с чудаковатыми круглыми очками, выполняющий обязанности заместителя декана чуть ли не с порога заявил, что примет меня. Я сразу поняла, что он знаком с Германом, ведь иначе такое радушие и не объяснить. Но мне не хотелось по блату занимать чье-то место, а всё шло именно к этому. Преимущественно муж общался с заместителем, меня же в разговор решили не включать. Конечно, зачем это делать? Я ведь всего лишь хочу учиться, а это не достаточно веский аргумент, чтобы считаться с моим мнением.

Всё было улажено быстро, но должного облегчения я всё равно не испытала. Вроде бы всё и хорошо сложилось, меня примут на контрактной основе, после сдачи вступительных экзаменов.

— Почему ты не радуешься? — спросил Герман серьезным тоном, когда мы шли к машине.

— Всё получается как-то странно, даже неестественно, будто бы я не поступать приехала, а за покупками. А вообще, немножко грустно, что с искусствами не получилось. Не думала, что этот факультет настолько востребованный.

— Тебе не нравятся языки?

— Нравятся, но кажется, не так сильно. Хотя, какая разница? Главное, что задуманное вообще сбылось. Теперь буду усердно готовиться к экзаменам.

Меня привезли домой, а Герман как обычно уехал на работу. Желания находиться в четырех стенах у меня не было, поэтому я расположилась на лавочке в саду. В воздухе витал сладковатый аромат цветов, грело солнце и щебетали птицы. Красивое место, а главное — тихое и уютное.

Я пробыла здесь почти до вечера, пока Евгения не позвала меня ужинать. Я не плакала из-за несбывшихся ожиданий, в конце концов, всё сложилось очень даже хорошо, просто отчего-то на душе возникла угрюмая тоска.

— И как всё прошло? — поинтересовалась Евгения, пока я пыталась нормально поесть.

— Филологический, — кратко ответила я.

— Как так?

— Мест в художественном уже нет.

— Ну не расстраивайтесь. Почему бы вам на дому не начать заниматься любимым делом? Если вам действительно нравится писать картины, то ничто не помешает это делать.

— Да, наверное, вы правы.

После ужина я решила прибраться в своей комнате. Мне совесть не позволяла поручить уборку кому-то другом, ведь я здесь живу, а значит и мне следить за порядком. Я привела в божеский вид туалетный столик, убралась в шкафу, отсортировала все вещи и свои, и Германа. В общем, я так увлеклась этим процессом, что начала и зеркало натирать до блеска, и комнатные цветы приводить в порядок. Уборка помогла мне всё переосмыслить и принять то положение вещей, какое оно есть. Ну не стану же я капризничать и топать ногами только потому, что на художественном факультете для меня не нашлось места. Это как минимум неправильно и глупо.

— Что ты делаешь? — вдруг раздался вопрос за моей спиной, пока я, сидя на полу, вытирала горшки для цветов и аккуратно срезала пожелтевшие листочки.

— Решила немного убраться, — я подтянула на плече лямку джинсового комбинезона, в котором еще у родителей дома часто ходила и поднялась на ноги.

— Ты могла об этом попросить прислугу, собственно, поэтому они и получают зарплату.

— Мне не тяжело всё сделать самой, — я взглянула на Германа, он в руках держал какие-то пакеты и разложенную деревянную конструкцию, напоминающую мольберт.

— Это всё тебе, — объявил муж и вручил мне пакеты.

Я вопросительно посмотрела на него, затем глянула на содержимое пакетов. Краски, карандаши, ручки, фломастеры, кисточки и альбомы. Я ожидала всякого, но уж точно не этого.

— Спасибо, но зачем?

— Тебе нужно как следует подготовиться, — ответил Герман, аккуратно поставив в угол деревянные детали мольберта.

— Ничего не понимаю, — растерянно прошептала я.

— Вот, — муж вручил мне список. — Тут указано, какие работы ты должна подать до первого сентября, чтобы в комиссии их могли оценить и решить подходишь ты им или нет.

— Но, — я настолько была сбита с толку, что даже не могла нормально выразить свою мысль.

— Я договорился с деканом, — объяснил Герман. — Он ничего не обещает, но я смог его убедить дать тебе шанс. Если всё получится, то ты будешь заниматься тем, чем хочешь.

Я поставила пакеты на пол и секунду, поколебавшись, неуверенно, немного боясь, подошла к Герману ближе. Он перестал двигаться, замер на месте, удивленно наблюдая за мной. Привстав на цыпочки, я крепко обняла его за шею и поцеловала в щеку, немного колющую отросшей за день щетиной.

— Спасибо тебе большое. Это очень многое для меня значит, — абсолютно искренне произнесла я.

— Не за что, маленькая моя, — я почувствовала его улыбку и легкий поцелуй в ответ.

Отступление. Герман

Острые коленки, тонике бледные запястья, мягкая линия скул и эти родинки на шее, которые так и призывают поцеловать все разом и каждую по отдельности. Она уже была во мне, где-то глубоко в душе, в крови, в сердце. Трудно признавать то, что ты уже не ты, а твой привычный отлично сформированный мир вдруг дал трещину, через которую обильным потоком хлынули черно-золотистые лучи новой реальности.