— Решил, что они тебя смогут порадовать, — Герман присел на корточки и заглянул мне прямо в глаза. Он устал, это видно во взгляде, но улыбка бодрая и красивая.

— Тебе это удалось, — я улыбнулась в ответ, уж как-то сильно заразительно это у Германа получилось.

Между нами тлела некоторая неловкость после ночного откровения. Нельзя ничего взять и вот так с ходу забыть, стереть, обвести черным маркером ненужное, отрезать и начать с чистого листа. Важно привыкнуть к тому, что может быть по-другому: без надрыва, тихой ненависти, душных липких ночей одиночества и полного, непроходимого непонимания. Это как выйти из темной комнаты в солнечный теплый день. Глаза слепит просто ужасно, нужно часто поморгать, прищуриться, прикрыв лоб ладошкой и лишь после этого ты привыкаешь к свету, теплу и начинаешь всем этим богатством наслаждаться.

Что-то подобное сейчас происходило между мной и Германом. И, кажется, я на той стадии, когда только перешагнула порог темной комнаты. Я знаю, как противиться своему мужу, молчать с ним, одаривать его хлёсткими и неприятными взглядами. Теперь нужно понять, каково это жить вместе и не чувствовать себя на поле боя.

— Как провела день? — Герман смотрит на мои пальцы, что крепко сжимают букет. Знаю, что они как обычно испачканы в краске. Не получается у меня работать аккуратно, хотя несколько раз честно пыталась.

— Хорошо. Взглянешь? — я отодвинулась, чтобы муж увидел мою картину.

Он выпрямился и внимательно посмотрел на полотно. Взгляд сосредоточено скользнул вдоль очертаний деревьев, неба.

— У тебя талант, Арина, — серьезным тоном заявил Герман. — Я, конечно, мало смыслю в искусстве, но то, что твои картины как живые и дураку понятно. Это вид из окна спальни?

— Да.

— Для учебы или просто решила написать?

— Для учебы, но потом можно будет оставить себе.

— Если ты не возражаешь, то я бы хотел забрать ее к себе в кабинет, когда она будет готова.

— Хорошо, — немного ошарашенная таким желанием Германа, отвечаю и тут же вспоминаю о Ларисе. — Послушай, — я аккуратно отложила букет на туалетный столик и схватив влажную тряпку, всегда весящую на уголке мольберта, начала тереть выпачканные пальцы.

— Да? — Герман расстегнул пиджак и сел на край кровати.

— Я хотела поговорить по поводу Ларисы…

— Больше ее в нашей жизни не будет, — твердо заявляет Герман. — Я сделал большую глупость, приведя ее в дом, но отныне ты ничего про нее не услышишь.

— Дело не в этом, — я продолжила тереть свои пальцы тряпкой. С таким усердием я и кожу сотру. — Просто сегодня утром я застала ее в твоем кабинете. Лариса что-то искала на столе. Я подумала, что ты должен знать. Вроде бы она ничего не забрала, но всё же лучше перепроверить.

Герман нахмурился, провел пальцами по за день отросшей щетине, затем выпустил края белой рубашки из-за пояса брюк.

— Не волнуйся. У меня там камеры наблюдения стоят. Если что-то и забрала, то далеко не унесет. Проверю и присоединюсь к ужину, хорошо? — Герман подошел ко мне и провел костяшками пальцев по моей щеке.

Он чувствовал за собой вину, это ощущается и в прикосновениях, и в уставшем взгляде. Она тоже так просто не сотрется, но мы вроде бы наметили свой курс именно к этому, правда же? Чтобы без вины, без обвинений и боли.

Мы ужинаем молча. Герман убедил меня в том, что Лариса ничего не забрала с собой и это немного успокаивает. Евгения, как и всегда постаралась на славу, ее паста с морепродуктами и сливочным соусом не хуже ресторанных блюд, может, даже и лучше.

Я иногда поглядывала на Германа, пока он утонченными движениями своих длинных пальцев управлялся со столовыми приборами. По-хорошему, я вроде бы, как и не должна была вот так просто и быстро прощать его выходки. Но если честно, то я понятия не имею, как нужно себя вести. В смысле, я абсолютно ничего не знаю о том, как правильно люди выстраивают семейную жизнь. И есть ли вообще это абстрактное «правильно»? Или его просто придумали, чтобы было от чего отталкиваться?

Не хотелось хранить и взращивать в себе ненависть и жгучую обиду. Глядя на Германа, на его виноватый взгляд, который он пытается скрыть, но что-то как-то совсем не очень у него получается, я понимаю, что по сути никто ни в чем не виноват. Просто всё вышло совсем по-дурацки и нелепо. Эта Лариса, Саша, который сейчас где-то заграницей работает, наши бесконечные ссоры. Хватит уже всего этого.

— Почему ты так смотришь на меня? — вдруг спросил Герман, промокнув губы салфеткой. Странно, никогда раньше я не обращала внимания на его манеры. Выдержанные, неторопливые и эстетичные в своей естественности.

— Просто, — я перевела взгляд в свою тарелку и почувствовала себя преступницей, которая посягнула на чужое.

— Знаешь я тут подумал, — Герман отпивает из своего бокала вино. — У меня пару дней выходных будет. Может быть, мы поедем куда-нибудь? Конечно, на юг не получится, не стоит тебе столько времени в самолете проводить, да это и не отдых будет. Могли бы просто в охотничий домик отправиться. Его совсем недавно достроили, я еще там толком не был. Лес, речушка, свежий воздух в конце концов, — Герман говорил быстро, как бы оправдываясь, как бы пытаясь всё исправить.

На самом деле, исправлять было что, ведь он фактически посадил меня под замок. И если быть уж совсем честной, то стены дома и даже сад, в котором я гуляла, ужасно душили. Вроде бы и пространства много и света тоже, а вот липкое ощущение вакуума, где совсем ничего нет, кроме тебя и твоих мыслей, медленно сводило с ума. Поэтому предложение Германа насчет отдыха в охотничьем домике тут же отозвалось во мне бурным энтузиазмом.

— Было бы очень здорово, — оживленно проговорила я. — Смена обстановки пойдет нам на пользу.

— Я тоже так думаю, — Герман улыбнулся краешками губ, отпил еще чуть-чуть вина и снова посмотрел на меня. — Мне всё еще стыдно перед тобой, — вдруг выпалил муж, сжав руки в кулаки. — Никак не могу избавиться от этого проклятого ощущения.

— Не надо, — я коснулась пальцами его предплечья. — Давай просто всё забудем. Попробуем начать сначала, правда, я уже беременна и сделать вид, что мы только-только познакомились — не смогу, — я тихо смеюсь и Герман вместе со мной, затем он снова становится мрачным и прежняя усталость еще отчётливей проступает на его лице. — Что тебя тревожит?

— Много разных мыслей, — Герман вздохнул. — Весь день всё пытался переосмыслить, даже чуть на встречу не опоздал, — рот кривится в ухмылке. — Такое ощущение, что мы бежали-бежали, только каждый в противоположную сторону, а потом вдруг резко остановились и осознали, что бегали-то мы по кругу и каждый раз намеренно обходили друг друга стороной. А теперь неожиданно остановились и заглянули в глаза. Глупо, конечно, всё это звучит, но именно так я себя чувствую.

— Послушай, давай просто оставим все эти плохие мысли вне нашей жизни. Поедем, попытаемся отдохнуть и… привыкнуть друг к другу. Думаю, у нас что-то может получиться. А сейчас давай лучше ляжем спать. Ты устал.

— Да, я очень устал, — Герман поцеловал мои пальцы, и его улыбка стала шире.

4.

Здесь пахло жизнью, а еще корой деревьев, опавшей листвой, хвоей и персиками. Почему персиками? Потому что Герман прихватил с собой целую плетёную корзинку персиков. Муж спросил меня, чего бы я хотела и мне вдруг в голову, совершенно внезапно пришла мысль именно о персиках. Не скажу, что я их уж очень люблю, ну сладкие они слишком для меня. А вот теперь, не успела я выйти из машины, как рот наполнился слюной в предвкушении встречи с маленьким пушистым фруктом, который так и дразнит своими оранжево-розовыми боками.

Пока Герман относил в дом всё то, что мы с собой взяли на время нашего небольшого отдыха, я никак не могла надышаться здешним воздухом. Сюда не доносились звуки города, только пения улетающих в теплые края птиц и тихий шелест легкого ветерка. Запрокинув голову, я рассматривала верхушки многолетних деревьев, удивляясь их по-настоящему исполинской высоте и величию. Мне здесь нравилось.

— Держи, — Герман протянул мне большой пушистый персик и осторожно завернул меня в мягкий плед.

— Спасибо, — я обхватила фрукт пальцами и не сдерживая себя, откусила большой кусочек. Сладкий сок тут же заструился у меня по подбородку. Я прикрыла глаза от наслаждения. Боже, это ведь просто персик, а у меня такое чувство, что ничего подобного я никогда в жизни не ела.

— Нравится? — Герман обнял меня сзади и устроил свой подбородок на моем плече.

— Очень! — восторженно ответила я. — Безумие какое-то! Но мой врач говорит, что это нормально, когда так сильно чего-то хочется.

— Когда можно будет узнать пол ребенка?

— А для тебя важно, кто будет? — я уже достигла косточки и принялась есть персик, с другой стороны. Наслаждение было настолько огромным, что хотелось даже плакать.

— Нет, — спокойно ответил Герман. — Но разве тебе не интересно? И потом, пора бы начать думать над детской комнатой и ее интерьером.

— В конце недели у меня будет плановое УЗИ, так что, можешь пойти со мной.

— Хорошо. Тогда постараюсь к этому времени уладить все дела на работе, — Герман поцеловал меня в макушку. — Идем в дом, всё-таки здесь прохладно.

— Ладно, идем.

По словам мужа, мы должны были приехать в небольшой охотничий домик. Но «небольшим» его вряд ли можно было назвать. Два этажа, обширная терраса и несколько балконов. Всё выполнено из дерева, причем аккуратно и мастерски.

— Сейчас зажжем камин, а потом можем организовать обед. Ты, наверное, уже проголодалась?

— Совсем чуть-чуть, — я села на диван и, наконец-то покончила с персиком.

— Что-нибудь еще? — Герман забрал косточку.