Я не знаю почему, может быть из-за боли в кости, может из-за жестокой, бескомпромиссной правды, мои глаза заволоклись слезами, и изображение стало размытым. Конечно, он был прав во всем, даже про открытый перелом в запястье. Все это было больно слушать. Однако, мой палач и не намеревался отпускать мою руку, наоборот, он резко развернул меня лицом к окну и одним движение распахнул створку. Холодный осенний воздух, с коктейлем из запахов гниющей листвы, ворвался в кухню, и окатил нас ледяной волной.

– Смотри, – он слегка подтолкнул меня ближе к распахнутому окну, – смотри, там жизнь. Там, за окном. Иди, и не бойся оступаться. Не бойся совершать ошибки, не жалей о непродуманных поступках. Жизнь не шахматная партия, ее не просчитать на три хода вперед, как бы ты не старалась, солому не подстелешь перед падением, так какой смысл прятаться от жизни. Дыши! Будь свободной!

– …что бы, так же как и ты, получить плохую отметку? – наконец не выдержала я его натиска. Меня захлестнула разрушительная тяга сделать ему так же больно, как больно было сейчас мне.

Мои слова, которые, очевидно, попали в самую точку, заставили его ослабить хватку, и, наконец, выпустить мое запястье. Только я не почувствовала облегчение. Я думала, что сжимая мою покалеченную руку, ОН причинял мне боль, а после высвобождения стало еще больнее. Только характер боли изменился, стихла физическая, усугубилась душевная. Я действительно почувствовала себя беспомощным воробышком с поломанным крылом. Я никогда не позволяла этому чувству вырваться на свободу, а всегда держала его взаперти, мне было стыдно. Я стыдилась чувства слабости даже наедине с собой, нет, в первую очередь перед собой. Я боялась, что пошатнется моя самооценка, мой образ, который я выстроила сама для себя, что исчезнет придуманная Я, та, какой я хотела себя видеть. А ОН, своими жестокими словами заставил меня вспомнить, кто я есть на самом деле, он одним движение сорвал замок с клетки, в которой таилась моя уязвимость. У меня подкосились ноги, и ведомая инстинктивным желанием почувствовать себя защищенной, я по-детски прильнула к его широкой груди, и спрятала лицо на его плече.

Он обнял меня одной рукой, а второй стал гладить по голове, как ребенка.

– Нет, девочка, такую оценку ты не получишь. Для этого нужно быть безумным человеком по природе, нужно хотеть рисковать. Ты человечек осторожный, так что, не бойся. – Приговаривал ОН утешающим тоном, словно жалел меня за разбитые коленки.

Я всхлипнула, еще сильней зарываясь лицом в его свитер.

– Я обидел тебя, да? – ласково спросил мой гость. Я замотала головой.

– Нет, нельзя обидеть правдой. Огорчить можно, обидеть нельзя.

В ответ он, не выпуская меня из своих рук, аккуратно подвел к столу, усадил на стул, затем закрыл окно и снова вернулся ко мне, сев передо мной на корточки.

– Ты только не плачь, маленькая ласточка. Я даже не подозревал, что тебя настолько тяготит клетка, в которую ты себя заточила.

– Почему, ну почему ты знаешь обо мне так много, просто насквозь видишь, а я не знаю о тебе ничего. Может я просто не такой хороший психолог? Может, я просто не способна считать даже ту информацию, которая лежит на поверхности? – все еще всхлипывая, я судорожно задавала один вопрос за другим, даже не ожидая получить на них ответы.

– Просто у тебя нет опыта, – успокаивающе ответил он, убирая непослушную прядь с моего лба, – ты настолько морально отгородилась от людей, настолько стала считать себя иным видом, что перестала замечать элементарного. Люди стали для тебя, своего рода, инопланетянами. Это еще одна причина, почему ты одна, и никому не хочешь принадлежать. Если ты хочешь уметь защищаться, то поверь мне, такая защита как у тебя, когда ты сидишь как цыпленок в скорлупе, самая непрочная. Вот треснет твоя скорлупа, и что тогда? Мы учим организм защищаться, путем вакцинации. Вводим в организм подавленный вирус, и начинают вырабатываться антитела. А где твой иммунитет? Где твои антитела на обиды, на чью-то несдержанность, на чужую ранимость, на суждения и осуждения? Для этого надо уметь отстаивать право быть собой. Уметь выдерживать натиск мнений, недовольств, раздражений, попыток тебя изменить. Нужно уметь сохранять СЕБЯ, понимаешь, не прятаться за ложный образ, а идти по жизни с высоко поднятой головой.

Я как прилежная студентка слушала его наставления, сидя на кухонном стуле. Его низкий, бархатный тембр голоса действовал просто гипнотически успокаивающе. И даже страх отступал понемногу. Все, что было сказано, имело смысл, все было так. Может это тайна его голоса, может атмосфера, но мне стало спокойно, а в голове, вместо сотен «Почему?», поселился один вопрос:

– Ответь мне, пожалуйста, как ты узнал про запястье?

Он улыбнулся:

– Ну, это совсем просто. Я заметил, что у тебя левое запястье потеряло мобильность. Оно не сгибается так, как должно. Ты рассказала про аварию. По характеру травмы ноги, я, примерно представил, как могло выглядеть твое падение. Он ударил тебя сбоку, и ты перелетела через капот, значит, скорее всего, упала на левый бок. Ну, еще кое-какие знания, характер ограниченности движений, позволили мне сделать вывод, что рука плохо функционирует в результате открытого перелома лучезапястного сустава. А когда я с силой надавил на сустав, ты вздрогнула от боли, значит, я был прав.

Он протянул мне чашку с чаем.

– Ну что, успокоилась немного? Вот и хорошо.

– Ты – медик? – наконец, решилась спросить я.

– Нет, я не медик. Ты прости меня, мало того что пришел без коробки с шоколадом, так еще и расстроил тебя.

– Не извиняйся, пожалуйста. Все правильно. Мы с тобой очень похожи. Мы оба прячемся, только разными способами. Ты в своей пещере на шестом этаже, а я в той пещере, которая видна только мне.

– Да. Только по разным причинам. Расскажи о своих, пожалуйста. – Спросил ОН, перебирая пальцами пряди моих волос.

– Наверное, причина очевидна. Это одиночество, как таковое. Когда два года назад я лежала в больнице после той аварии, тогда только стало очевидно, почему все так. Я вдруг отчетливо осознала, что сейчас пока я в гипсе на больничной кровати, обо мне заботятся. Но, рано или поздно, мне придется вернуться домой, в мой пустой дом, и снова придется учиться ходить, и никто не будет рядом со мной в этот момент. Никто не подаст руку, когда я выхожу из ванной, никто не принесет чашку чая в постель, если сильно болит нога. Тогда, хвала Небесам, все обошлось, ко мне приехала подруга и помогла мне пройти полный курс реабилитации. Но вот, подруга уехала, а я осталась лицом к лицу с моим одиночеством. И мне пришлось учиться жить заново. Я убедила себя, что в одиночестве мне комфортно, чтоб не тосковать о другой жизни. А по какой причине ты….

– Моя причина… да, у нас разные причины. Моя причина в том, что я потерял свою жизнь, а твоя жизнь еще и не начиналась.

Меня разбудила тишина. Глупо звучит, я ведь живу одна, и привычна к звуку тишины, но сегодня эта тишина была по-особому тихая. Меня разбудила пустота внутри меня, какой-то вакуум наполнил желудок и голову. Стало так страшно, что я не рискнула сразу открыть глаза. И вот, наконец, я отважилась взглянуть на мир, залитый утренним светом. Моим глазам предстал потолок, мой белый листок бумаги, с которым я общалась последнее время…. И ничего. Ни одной надписи, ни слова, словно здесь никогда не появлялись фразы, написанные беглым подчерком. Пусто. Я попыталась воображением написать фразу «Ответь мне», но не смогла сделать даже этого. В панике я вскочила с кровати, и стала метаться по комнате, словно лев в клетке. Беспокойство нарастало. Нужно было что-то сделать, хоть что-то. Я догадывалась о причине моего беспокойства и огромной космической дыры внутри меня, я предчувствовала.

Наскоро одевшись, я пулей вылетела из квартиры, и полетела на шестой этаж. Вот она дверь, я стою перед ней, и в ужасе понимаю, что предчувствие меня не обманывает, она пуста. Стучусь. В ответ тишина. Стучу еще. Снова тишина. Еще и еще и еще…. Обессилев, сползаю по стенке на корточки, рядом с дверью. ВСЕ, его больше здесь нет. Все закончилось.

Часть 2

Говорят, что расставание – это маленькая смерть. Я слышала эту мысль, а поняла ее только сейчас. С его уходом в мою жизнь пришла пустота. Все мои желания, даже базовые, сошли на нет. Не хотелось ни есть, ни спать, ни слышать музыки, ни звуки голосов. Я прислушивалась к тишине в надежде услышать звук шагов в квартире выше.

Я столько времени выстраивала мой Я-мир, где мне было так хорошо, в надежде никогда не испытывать чувство потери, какую я испытываю сейчас. Я так боялась, что это может произойти. И что? Как бы я не страховалась, а это случилось. Прячься не прячься, а судьба найдет даже в собственной квартире. Это невозможно предвидеть, это вне плана, когда кто-то, доселе тебе незнакомый просто входит в твою жизнь и переворачивает ее вверх дном, и сколько не сопротивляйся этому, он займет свой сегмент в твоем сердце. А потом…. Остается лишь пустота. ОН ушел, а у меня нет ни его имени, ни фамилии, ни единого фрагмента биографии, ни единой ниточки за которую можно было бы потянуть, и отыскать след. Да если бы мне это удалось сделать, то позабыв чувство гордости, я побежала бы за ним, чтоб хоть один раз, снова взглянуть в его нереально синие глаза. Но шансов практически нет. Он ведь тоже ничего не знает обо мне, ни имени, ни место работы, ни номер телефона. Даже отыскать его в справочнике он тоже не сможет, а значит, весточку ждать бессмысленно. Конечно, это пониманию, но вопреки здравому смыслу, все смотрю на окошко, в надежде увидеть листочек на ниточке, с шестого этажа, прислушиваюсь к звукам. Я обречена прокручивать наш последний разговор снова и снова, как старую пленку, пытаясь понять, что произошло тогда, что я сделала не так, почему он решил исчезнуть.

Я помню момент нашего прощания, когда он, внезапно, бросив взгляд на часы, сказал, что через час ему нужно выходить на связь в интернете, а до этого, еще нужно поработать с какими-то документами. И только я вознамерилась снова задать вопрос, дескать, что это за консультации такие, как он, словно почувствовав мое намерение, поцеловал меня в лоб и сказал «не время, милая ласточка». Помню, как долго он стоял у двери, словно не желая уходить. Молчал. Потом аккуратно притянул меня к себе за плечи и склонил свое лицо над моим, сначала слегка, потом ниже, еще ниже, пока, наконец, расстояние между нашими губами не стало ничтожно мало. Я не двигалась, ждала, наслаждалась его горячим дыханием, теплыми ладонями на моих плечах. Наконец, он сделал еще одно движение вперед и коснулся моих губ своими губами, лишь на мгновение, самое прекрасное мгновение в моей жизни. Затем, резко отпрянул, словно вместо моих губ он коснулся раскаленной сковородки, сжал кулаки и сделал глубокий вдох. Когда его дыхание выровнялось, попросил «ты только береги себя, хорошо?» и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью.