– Ты готова?

– Наверно.

Мы открываем дверцы машины.

– Подарок?

Достав коробки в праздничной обертке с заднего сиденья, встаю рядом с Йеном на тротуаре.

– На месте.

– Боевой дух?

Расправляю плечи и разминаю шею.

– На месте.

– Ладно. Прежде чем мы войдем, мне нужно тебе кое-что сказать. – Йен, проведя вверх по моим рукам, кладет ладони мне на плечи. – Мое мнение по поводу всей этой ситуации? Твой папа облажался, и он это знает, но не может смириться.

Я закатываю глаза.

– Брось. Это не ядерная физика.

– Это, своего рода, общая черта парней. Мы как бы... запрограммированы защищать наших девочек. И я знаю, что ты ненавидишь идею собственничества, только ДНК не перебороть.

– Да ну, и? К чему ты клонишь?

– Он не справился, Грэйс. Тебе причинили боль, и твой отец не в состоянии принять это.

Смотрю на него в течение нескольких секунд. О, Боже, парни действительно такие болваны?

– Слушай, я был в больничной комнате ожидания той ночью. Он ворвался туда с криками, требовал назвать ему имена. Одному из детективов пришлось вывести его на улицу, чтобы успокоить немного. Твой отец облажался, Грэйс. И он сам это понимает. Дай ему шанс исправится, как дала шанс мне.

Я пожимаю плечами.

– Хорошо. – Открываю ворота, ведущие в задний двор. – Но если Кристи скажет хоть слово по поводу моего поведения, я ей врежу.

– Вот она, моя боевая женщина.

– Ох, ты сейчас просто напрашиваешься.

Йен лишь улыбается. Мы проходим через ворота; мгновение спустя Коди, взбудораженный от переизбытка сахара, бросается на меня.

– Грэйс! Грэйс! Это для меня? – Он выхватывает коробки из моих рук.

– С Днем рождения, малыш.

Рядом со мной Йен кашляет и быстро качает головой.

– Боже, не называй его так.

– Мне теперь пять, Грэйс. Я уже не маленький. – Коди дуется, а я смеюсь.

– Извини. Давай проверим. – Притягиваю брата к себе, сравнивая его рост с собой. – Ого. Ты определенно подрос. Посмотри, какой ты высокий!

– Ух ты. – Глаза Коди округляются. – Иди, посмотри на змею. Она такая клевая, и нисколечко не скользкая.

– О, Боже.

– Мам! Я новые подарки получил! – Коди убегает со своим сокровищем.

Кристи, с графином какого-то красного сока в руке, оборачивается, откинув свои гладкие белокурые волосы назад, и замечает меня у ворот. Улыбка замирает на ее лице, а взгляд быстро перемещается на моего отца, который жарит хот-доги на гриле, переворачивая их огромной вилкой. Он смотрит на Кристи, кладет вилку и присоединяется к нам.

– Коди уже переел конфет. Он очень взволнован. – Папа целует меня в щеку и поворачивается к Йену, не замечая моей неловкой улыбки. – Йен, как ты себя чувствуешь, сынок?

– Лучше, мистер Колье. Голова не болит.

– Хорошо. Ты присаживайся, не перенапрягайся. Если голова закружится, или еще какие проблемы будут, сразу заходи в дом, приляг, если захочешь, ладно?

– Да, сэр.

Папа улыбается, потом смотрит на меня. Улыбка остается, но сейчас она не такая сияющая.

– Рад, что ты смогла прийти, Грэйс.

Я не закатываю глаза, однако поднимаю руки в знак поражения.

– Я знаю, Кристи сказала мне не приходить, но я пообещала Коди, пап. Надеюсь, мое присутствие здесь не в тягость.

Кристи и другие мамаши стоят в кругу, склонив головы друг к другу, и делают вид, будто не смотрят на меня, но я клянусь, что буквально вижу вопросительные знаки в их глазах.

Громко вздохнув, папа качает головой.

– Ладно, пойдем со мной. Положим этому конец сию минуту. – Он хватает меня за руку, тянет к грилю. – Эй, Майк. Сделай одолжение, последи за грилем немного. Мне нужно кое с чем разобраться.

– Конечно, старина. – Майк, лысый мужчина с эспаньолкой, берет свое пиво и поднимает огромную вилку.

– Грэйс, Йен, подождете в доме? Я скоро вернусь.

Переглянувшись с Йеном, киваю. Мы входим через раздвижные двери, неловко садимся на диван в гостиной. Йен меняет позу, поморщившись, а я хватаю несколько подушек и укладываю ему за спину.

– Лучше?

Он пожимает плечами. Мы сидим в тишине, мои колени подскакивают до тех пор, пока Йен не кладет руку на одно из них, чтобы меня угомонить. Проходит минута, потом две. Затем дверь открывается с тихим шелестом.

– Кирк, я не понимаю, почему мы...

– Сделай милость.

В комнату входят папа и Кристи; он держит ладонь на ее спине, практически подталкивая вперед. Она кивает один раз.

– Грэйс.

– Кристи.

Отец подводит ее к двухместному диванчику, после чего придвигает стул, садясь между нами, и облокачивается на колени.

– Дорогая, Грэйс говорит, что ты сказала ей не приходить сегодня.

– Что? – Кристи притворяется удивленной. – Ох, я уверена, это просто недоразумение.

Ну вот.

– Чушь собачья... – Я готова начать скандал, но Йен с силой сжимает мое колено.

– Грэйс.

– Пап, Кристи позвонила мне и сказала, что менеджеры мини-зоопарка допустили ошибку с бронированием и вечеринки не будет. Она якобы собиралась устроить что-то неформальное после уроков среди недели, и я должна строить другие планы. – Безнадежно. Абсолютно пустая трата времени. Он просто поверит ей, начнет ее защищать, как всегда делает.

– Кирк, это не...

– Это так, Кристи. Я тебя слышал, – перебивает ее папа. Кристи поникает, словно сдувшийся шарик, теряя дар речи. – Я был в гараже, когда ты говорила по телефону. Я не сказал ничего, потому что знаю, почему ты так поступила.

Он протягивает руку и сжимает ее ладонь. В сердце щемит так сильно, что я судорожно всхлипываю. Встретившись взглядом с Йеном, киваю головой в сторону двери. Пора уходить. Яснее ясного, что мне не место в папиной новой жизни. В моем имени нет буквы К, и я ужасно выгляжу в свитерах. Однако Кристи смотрит на меня в первый раз с того момента, как она вошла в комнату.

– Грэйс, извини за то, что я солгала тебе, но ты не понимаешь, как плохо твоему отцу и... ну, как он мучается после пережитого тобой нападения.

– Мучается, – повторяю безжизненно. Я не понимаю. Он ничего не сказал по этому поводу, кроме критики моих нарядов.

– Кристи, я...

– Нет, Кирк. Она должна знать. – Кристи поднимает руку, чтобы его остановить, но не сводит глаз с меня. – Он не спит. Его тошнит. А однажды я нашла его рыдающим в гараже.

– Из-за меня? – Я до сих пор не понимаю. Тянусь к Йену; он берет мою руку, держит ее между своих ладоней. Перевожу взгляд на папу. – Но ты ведь винил меня.

Он открывает рот, собираясь возразить, но не может, потому что это чистейшая правда, и ему это известно.

– О, Боже, это так, и я очень сожалею, Грэйс. Знаю, ты не виновата. Я это знаю. – Папа соскальзывает со стула, становится передо мной на колени, отбирает у Йена мою руку и сильно сжимает ее. – Это моя вина, Грэйси. Моя. Меня не было рядом. Меня очень давно не было рядом. – Он смотрит на меня; я вижу сожаление в его глазах, но какая к черту польза от сожалений? Мне бы хотелось просто протянуть руки, чтобы папа мог поднять меня высоко, где в его объятиях я всегда чувствовала себя защищенной и обожаемой, только я не могу, потому что те дни давно минули, и мы оба это понимаем.

– Ты даже смотреть на меня не мог. – Мой голос надламывается.

– Ты права, Грэйс. Я не мог на тебя смотреть. Но не потому, что стыжусь тебя или того, как ты одеваешься. А потому, что в твоих глазах так много боли, милая. Когда Киту снятся кошмары или когда Коди набивает себе шишку, я могу поцеловать их, обнять и сказать, что все будет хорошо. Но это... Грэйс, я не знаю, как исправить случившееся с тобой. Я ничего не могу сделать, чтобы тебе стало лучше, и это меня убивает. Это убивает меня. – Он сжимает обе мои руки в своих. Я чувствую, как они дрожат.

Проходит немало времени, прежде чем ко мне возвращается способность говорить.

– Неправда, – наконец произношу. – Ты можешь сказать мне, что по-прежнему меня любишь, и ничто этого не изменит, никогда – ни Кристи, ни мальчики, ни мой стиль одежды, ни то, что со мной случилось.

Его глаза, копия моих, расширяются за линзами очков.

– Ты... ты думала... ох, милая, пожалуйста, скажи, что ты не думала, будто я разлюбил тебя.

Пожимаю плечами. Я не могу это сказать, потому что именно так думала. И думала довольно давно. Как тут не подумать? Меня ведь заменили.

Папа испускает странный сдавленный всхлип, будто задыхается, и внезапно сгребает меня в охапку.

– Нет. Ох, нет, нет, детка, нет. Я любил тебя с той секунды, как стало известно, что ты появишься на свет, с той самой секунды.

Красивые слова, однако, действия говорят громче. Пытаюсь заставить его понять, но из-за кома в горле чертовски трудно говорить.

– Пап, брось. Ты критикуешь меня за все, начиная с моей одежды, заканчивая оценками и планами на колледж. Мне нельзя сюда приходить без разрешения. Ты тренируешь футбольную команду и координируешь отпуск согласно планам своей семьи, а мне достается лишь пятиминутный телефонный разговор раз в неделю. Даже мое приглашение на сегодняшний праздник отменили. Я больше не важна для тебя, поэтому, о чем еще я должна думать?

Папа отпускает меня, падает на диван. Он выглядит разбито.

– Ты важна. Всегда была, и всегда будешь. – Он поворачивается к Кристи, которая сидит, опустив голову, с глазами на мокром месте. – И ты права. Звонок раз в неделю делает меня... ну, телемаркетологом, а не отцом. Мы будем больше времени проводить вместе... только ты и я. – Папа бросает многозначительный взгляд на Кристи. Я фыркаю. Он никогда не защищал меня перед ней, ни разу за годы их совместной жизни.