— Раздвинь ноги, kukla.

Горячее дыхание Дмитрия у моего уха вернуло меня в настоящее. Он придвинулся ближе, его член был почти у входа в мое лоно.

Если он говорил правду — если Нэйт действительно был мертв — может быть, мне просто следовало встать перед Дмитрием, позволить ему всадить мне нож в сердце и оборвать мою жизнь. Прекратить мучения, прежде чем они начнутся. Для этого нужно всего одно быстрое движение.

Прежде чем я успела пошевелиться, болезненный удар в нос вырвал у меня вскрик. Затем вес Дмитрия переместился, его нож упал на кровать, а сам он схватился за свою шею. Я оттолкнула его, а затем увидела свою мать позади него; обвив свою цепь вокруг его горла, она потянула изо всех сил.

— Не смей трогать мою дочь, ты, kusok der`ma! — прошипела она.

Дмитрий попытался встать, но я толкнула его, пытаясь сбросить с себя. Однако вместо того чтобы отпустить его, я вцепилась в него, как обезьяна, обхватив ногами его торс и используя свой вес, чтобы потянуть его тело вниз; цепь натянулась, в то время как моя мать надавила своим коленом ему на спину.

Он протянул руку к матрасу и попытался достать нож. Я схватила его первой, порезав ему пальцы, когда выдернула лезвие из его хватки. Я крепко прижала рукоятку к себе, а потом толкнул вверх. Моя рука дернулась, когда лезвие скользнуло по его ребрам, а затем опустилось между ними.

Удивление появилось в его тёмных глазах, когда я повернула нож. Он булькнул, когда горячая кровь хлынула из дыры в его сердце, заливая мне грудь, в то время как у него в глазах лопнули сосуды.

Из его горла в том месте, где цепочка впилась в него, текла кровь. Убедившись, что он мёртв, я отпустила его и оттолкнула в сторону. Он лежал лицом вниз на кровати, пока я выбиралась из-под него. Моя мать взгромоздилась ему на спину, всё ещё изо всех сил натягивая цепь, её худое тело дрожало от напряжения.

— Мам, — позвала я и положила руку ей на плечо. — Он мёртв.

      Она покачала головой и продолжила тянуть со словами:

— Не правда. Он притворяется.

Я сжала её хрупкую ладонь и сказала:

— Всё кончено.

Она начала сильно моргать, её безумные глаза ожили, как будто снова привыкая смотреть, как будто она, наконец, увидела меня.

— Он мёртв?

— Я клянусь, — я указала на себя, покрытую его кровью. — Я ударила его ножом в сердце, — сказала я и посмотрела на его тело. — И ты вот-вот снесешь ему голову начисто.

Она ослабила хватку на цепи, её руки покраснели и ободрались от сильного рывка.

— Я не могла ему позволить, — её глаза наполнились слезами. — Я не могла позволить ему причинить тебе боль.

Я прижала ладонь к её лицу и проговорила:

— Мне очень жаль. Я не знала…

— Ты не могла знать, — она схватила одеяло и стала понемногу вытирать им с меня кровь. — Никто не знал, где я и что со мной случилось.

Я вытащила простыню из-под тела Дмитрия и обернула её вокруг сжавшегося тела матери. А она посмотрела на мою лодыжку, потом на свою. Её глаза были так похожи на те, что я видела в зеркале каждый день. Мне так много хотелось узнать, рассказать ей, но не было времени. Если мы не найдем выход в ближайшее время, мы будем мертвы до того, как наше освобождение действительно начнется. Убийство тюремщика было только первым шагом.

— Должен быть способ выбраться.

Опустившись на четвереньки, я нащупала под кроватью место, где моя цепь заканчивалась металлической петлей.

— Его охранники не вернутся. По крайней мере, не так скоро, — она вздрогнула. — Они знают, что нельзя беспокоить Дмитрия, пока он развлекается.

Я ощупала петлю и металлическую пластину, воткнутую в деревянный пол. Поняла, что просто не смогу сдвинуть его с места. Сев, я осмотрела манжету на своей лодыжке. Это было похоже на наручники, но не такие гладкие. Самодельный механизм имел пару винтов, удерживающих его вместе.

Забравшись обратно на кровать, я просунула ноги под тело Дмитрия и перевернула его на спину. Голова его склонилась набок, обнажив плоть и кости. Клинок все еще торчал из его груди. Я выдернула его, когда моя мать уставилась на его лицо, словно желая убедиться, что он действительно мертв.

Я вдавила кончик ножа в маленький шуруп, скреплявший заднюю часть кандалов. Он выскользнул, и я, тихо выругавшись, решила потом попробовать снова. Как только я освоилась с ним, я смогла прокрутить его, пока винт не отвалился, а болт на другом конце не упал на кровать. Потянув за металл, мне удалось разомкнуть кольцо наручника на лодыжке настолько, чтобы вытащить ногу.

— Вот, — я протянул нож матери. — Попробуй сделать что-то с этими болтами.

Я собрала свою одежду в углу и натянула её, пока она поворачивала лезвие.

Одевшись, я села рядом с ней и взяла нож, у меня раскручивать получалось быстрее, чем могла сделать она своими дрожащими руками. Когда кандалы упали, она потёрла лодыжку, словно впервые за долгое время освободилась от них. Эта мысль ранила меня, но я не могла думать о чувстве вины. Нам нужно было выбраться из пентхауса.

Я встала с кровати и стала копаться в ближайшем комоде, надеясь найти какой-нибудь пистолет.

— Ты не знаешь, где он хранит боеприпасы? — шепотом спросила я, в то время как мама продолжала растирать лодыжку, и её взгляд снова затуманился.

— Только не здесь, — она указала на боковую стену. — В соседней спальне.

Она снова вздрогнула, и слёзы снова невольно потекли у неё по щекам.

      Хреново. Нам не пройти и двух шагов совсем без оружия. Наш маленький ножичек ни черта не сделает против кучи головорезов с пистолетами там на улице.

Я метнулась к окну, выходящему на город. На раме не было механизма, чтобы открыть, никаких задвижек, только листы стекла. Хотя не думаю, что нам это помогло бы, мы были на высоте тридцати этажей, и способа спуститься вниз я не видела.

Я вернулась к кровати и прижала маму к груди. От её слёз мне тоже захотелось разреветься, глаза намокли. Казалось, она выпустила наружу все эмоции, которые так долго скрывала от Дмитрия, и её тело больше не могло сдерживать их.

— Я так рада, что увидела тебя, — она отстранилась и погладила меня по щеке. — Моя прекрасная девочка. Я так рада, что снова увидела свою Сабрину.

— Не сдавайся, — сказала я и слабо улыбнулась ей. — Мы выберемся отсюда.

Она покачала головой и ответила, с печалью в глазах оборвав мою речь, полную наигранного оптимизма:

— Хотела бы я, чтобы это было правдой.


Глава 26

Нэйт


Я уставился на ближайшего русского, а Питер застонал от боли. Мои пальцы покрылись кровью, пока я пытался руками зажать рану Питера.

Здоровенный русский мудак нацелил на меня пистолет с ухмылкой на лице и на своём языке выдал:

— Do svidaniya, ubludok!

— Да пошёл ты, сука!

Я ожидал получить пулю в лоб, но она так и не прилетела. Огни в ангаре погасли, всё погрузилось в темноту. Я бросился на Питера, закрывая собой, когда русский выстрелил.

Затем до моих ушей донесся грохот автоматной очереди, пули летели, попадая в самолеты, технику и отряд русских, стоявших рядом. Болезненные стоны и крики стали раздаваться тут и там, примешиваясь к звукам непрекращающейся бойни, сопровождая приближение громилы с модернизированным пистолетом Гатлинга. Это должен был быть Мясник. Никто другой не потрудился бы прийти нам на помощь.

Неподалеку раздался ответный залп, но Дэвид быстро уничтожил стрелков очередным выстрелом из автомата. И вот в ангаре снова наступила тишина, остались только стоны раненых.

— Босс? — голос Дэвида отразился от металлических стен ангара.

— Иди сюда! Питер сильно ранен.

— Уже иду, — отозвался Дэвид, направляясь к нам и по пути добивая стонущих мужчин несколькими выстрелами. Когда он обогнул «Сессну», его пристальный взгляд остановился на брате, и особенно злобная ярость чёрной тучей легла на его лицо.

Наклонившись, он легко поднял своего брата — немаленького мужика — на руки.

— У тебя на шее… — сказал верзила и дернул подбородком, указав в мою сторону.

— Всё нормально, — ответил я, не зная, так это или нет, но по ощущениям мне было уж точно намного лучше, чем Питеру. — Давай отвезем его в больницу. Тогда я буду беспокоиться о себе.

Дэвид направился к взлетной полосе, быстро переступая через мертвых. Я последовал за ним и помог ему погрузить Питера на заднее сиденье черного внедорожника.

Я забрался на пассажирское сиденье, а Дэвид рванул с места так, что шины завизжали. Достав из кармана телефон, я набрал номер Ангуса.

Он сразу же взял трубку.

— Мы уже подъезжаем, — сказал он. Его голос был напряженным до предела.

— Слишком поздно, — я прижал ладонь к шее и оглянулcя на Питера, который лежал бледный и молчаливый на заднем сиденье. — Всё кончено. Но мне нужно, чтобы мои ребята почистили там, забрали всех убитых наших и проверили, есть ли у нас раненые, а затем отвезли товар на наш склад.

Дэвид рванул по дороге, его костяшки пальцев побелели на руле.

— Я позабочусь об этом, — сказал Ангус. Он не был одним из моих людей, но я быстро научился доверять ему и полагаться на него — возможно, даже больше, чем следовало бы.

Я положил трубку и тут же набрал номер Сабрины. Сразу же включилась переадресация на голосовую почту. Укол беспокойства мелькнул в моей голове. Я снова набрал номер. Опять автоответчик.

— Телефон Сабрины был при ней, когда ты уходил? — спросил я Дэвида.

— Да, она была в твоей комнате.

Я уже собирался снова набрать её номер, когда экран моего телефона засветился, принимая входящий звонка. Я ответил: