— Это корабль! — Закричал Прошкин. Он подбежал к Ангелине, и схватил её за руки. — Посмотри, он настоящий! Это наш с тобой корабль! Понимаешь? Мы подарили его друг другу! — Глаза Лёвы безумно блестели. Теперь он с напряжением вглядывался вдаль.

— Руки у тебя тёплые, — не обращая, внимания на его слова сказала Ангелина.

Корабль плыл над землёй медленно и величаво. Казалось, всем своим видом он показывал, что он есть, он существует вопреки всему, даже, здравому смыслу. «НЕИЗБЕЖНОСТЬ» золотыми буквами было написано на его борту. Вот она истина — прямая, безысходная, объективная, то, что нельзя изменить или поправить. «Этот корабль-судьба», — подумал Лёва. И чем ближе он приближался, тем больше расплывались его очертания, казалось, что это уже не парусник, а ворвавшийся ветер, вновь согнал грозовые тучи, превращая остатки исчезающего корабля в пепел, который, словно чёрный снег, медленно продолжал зависать в пространстве.

— Я думаю, теперь ты всё понял, — сказала Ангелина, — только ты сам можешь дать название своему кораблю, только ты и никто другой должен спустить его на воду и отправить в путь, и только от тебя зависит, куда и как он поплывет. А сейчас вставай и иди навстречу  своей судьбе. Я всегда буду рядом. Потому что мы, одно целое, ты и я.

Девушка улыбнулась и через мгновение растворилась в лучах восходящего солнца.

Лёва открыл глаза. В ушах еще звучали последние слова Ангелины. Руки и ноги окоченели от холода. Раннее утро встретило Прошкина,  едва пробивающимися бликами света и невероятным холодом. С большим трудом Лёва встал в полный рост, отряхнул снег со своей одежды и посмотрел на окна больницы, которая находилась через дорогу. Во всём здании только в одном окне на третьем этаже горел свет.

«Этот свет, как огонёк надежды, пока он не погас, Стёпа жив», — подумал Лев Валентинович. Собрав остатки сил, Прошкин сделал несколько шагов и вышел на середину дороги. Голова его закружилась, ноги подкосились. Последнее, что он помнил — это отчаянный визг тормозов, яркий свет фар и сильный удар,  потом наступила полная темнота.

Лёва пришел в себя. Он не понимал, где находится, и, что на самом деле с ним произошло. Словно в тумане он увидел лицо девушки, она что-то оживленно говорила, но Прошкин не слышал её слов. Лёва огляделся. Белые стены больничной палаты и запах лекарств недвусмысленно давали понять, где он находится. Рядом с девушкой стоял доктор Селиванов. Выражение его лица красноречиво свидетельствовало о том, что Лёва Прошкин, хотя и является лучшим другом, но в данный момент  вызывает в душе Селиванова не однозначные чувства. Иными словами, доктор смотрел на Лёву по-отечески тепло и с укором. Однако, не это интересовало нашего героя. Девушка. Её лицо было ему знакомо, Лёва знал этот образ до мелочей, каштановые волосы, изящно спускающиеся кудряшками до плеч, благородные черты лица, и, главное, голубые, как море, задумчивые и немного грустные глаза. Их Прошкин узнал бы из тысяч других глаз. Однажды он назвал её Алина Никольская, используя фото совершенно незнакомой девушки. Полина Воронцова, виртуальная незнакомка, словно Золушка из сказки или Алиса из Зазеркалья, склонилась над ним, реальная и земная.

«Вероятно, это мне снится, всё так перепуталось, теперь вот и Селиванов, этот зануда, и ворчун, появился непонятно откуда», — подумал Лёва. Он перестал понимать, где сон, а где реальность, цепочка событий этой ночи, и невероятное количество совпадений, окончательно стерли грани между пониманием настоящего, прошлого и будущего. Эти три составляющие смешались для него в одном мистическом измерении. Прошкин окончательно пришел в себя, голос девушки звучал теперь отчётливо и, как показалось Лёве, чарующе мелодично. Не отрывая от Льва Валентиновича своих бездонных глаз, она что-то пыталась объяснить доктору Селиванову.

— Понимаете, он так неожиданно появился на дороге, я едва успела затормозить. Вернее почти успела. Скажите, с ним всё будет в порядке? Хорошо, что больница оказалась рядом. Вы его осмотрели доктор? Да, скажите хоть что-нибудь, почему Вы молчите?

Девушка говорила скороговоркой, с неподдельной тревогой. Селиванов устало подкатывал при этом глаза, но был тактичен и сдержан, как всегда.

— Для начала, скажите, хотя бы, как к вам обращаться? — сказал Селиванов.

— Воронцова Полина Сергеевна, а какое это имеет значение? — девушка была явно раздражена. Услышав имя, Лёва вздрогнул. Сомнений не осталось, это была именно она.

— А вот такое, — ответил Селиванов, — вот тут, на больничной койке, лежит мой лучший друг, Лев Валентинович Прошкин. Человек, понимаете, просто гуляет, возможно, осуществляет утреннюю пробежку, тут появляетесь Вы, на своем автомобиле и совершаете наезд на мирного пешехода, потом привозите его сюда, и битый час ругаете меня и весь персонал больницы. Так вот, на Ваше счастье, скажу, что с этим человеком, все в полном порядке, если не считать, что Вы немного помяли ему бока. Как доктор, скажу, что вам обоим очень повезло, пациент отделался парой незначительных царапин. Как друг этого «горя лукового», так называла его незабвенная бабушка, хочу сказать Вам искреннее спасибо, ибо спасенная жизнь этой заблудшей души, несомненно, стоит того, что бы, такая девушка как Вы, не дали ей замерзнуть навсегда в столь раннее время суток. А сейчас, Полина, вам лучше уйти, ему отдохнуть надо

Селиванов, замолчал и многозначительно посмотрел на девушку.

— Я Вас знаю, — удивленно воскликнула Полина, обращаясь к Лёве — Вы служили вместе с моим братом в армии. Павел Нестеренко, помните? У меня даже фотография Ваша есть, вместе с ним.

— По странному стечению обстоятельств, я Вас тоже знаю, Полина, — ответил Лёва.

— Но, уж Вы-то меня знать точно не можете! Откуда? — удивилась девушка.

— Это очень долгая и запутанная история, я расскажу Вам её за чашечкой чая, как-нибудь в другой раз. Что касается Паши Нестеренко, так я отлично помню его, передавайте ему привет от меня и Льву Павловичу обязательно, скажите, тёзка крепко жмёт руку.

— Паша погиб очень давно, — грустно сказала Полина, — а Лёва в армии служит, скоро вернется. Паша его в честь Вас назвал, рассказывал, что жизнь Вы ему спасли. Очень часто вспоминал. Так что привет передавать, увы, некому, Лев Валентинович.

Мистика и реальность окончательно смешались у Прошкина в голове. «Понадобится много времени, что бы всё это осознать и расставить по местам», — подумал он. Смутное чувство беспокойства вдруг охватило Лёву и он, с надеждой и тревогой, посмотрел на доктора Селиванова.

— Как там Степан? — Спросил Прошкин и медленно встал с кровати. Селиванов попытался вернуть Лёву на место, но тот жестом, не требующим возражений, остановил его. Зная характер своего друга, доктор не стал настаивать и с улыбкой сказал.

— С ним всё хорошо, час назад он пришел в сознание, болтает без остановки, постоянно пытается сам себе снять капельницу и ругается матом на всю больницу.

— Значит, будет жить, — облегченно выдохнул Прошкин, — а это главное.

— Я так понимаю, остановить тебя невозможно, — устало произнес Селиванов, — поэтому если ты сейчас захочешь посмотреть на своего воскресшего дружка, а потом уйти, я попросту закрою на всё это глаза. Ты так надоел мне за эту ночь, что я хочу выпить чая и отправиться домой спать. Тем более, моя жена постоянно названивает, как там Прошкин, что там с Прошкиным, я начинаю подозревать, что она к тебе неровно дышит. — Селиванов искренне засмеялся и вышел из палаты.

Степан вел себя неадекватно. Молоденькая медсестричка, обреченно вздыхая, безуспешно пыталась накинуть лассо из белоснежных бинтов на зверобоя интернет-прерий, но последний ловко изворачивался и пытался при этом ущипнуть  её за коленку, отпуская непристойные шутки. Дверь в палату медленно открылась, на пороге стояли Лёва с Полиной. Степа лежал на кровати бледный, осунувшийся, но непобежденный. Увидев неожиданных гостей, он вдруг смиренно замер, и медсестра, улучив счастливые мгновения его спокойствия, закончила перевязку, облегчённо вздохнув при этом.

— Шеф! — Радостно и громко закричал Степа — Вот у них наркоз знатный, вижу тебя, как настоящего, а это с тобой кто? А! Я понял, это глюк, меня глючит, Шеф! Алина Никольская собственной персоной. Ты их всех с собой привел? Давай уже не томи, заводи свою интернет-банду, только по очереди.

— Бредит. — Шепнула Полина, Лёве на ухо.

— Он всегда бредит, по-другому не умеет. — Сказал Лёва и улыбнулся.


Город просыпался. Первые трамваи прокладывали колею в снежном покрывале, редкие автомобили осторожно скользили по зеркальной поверхности скованного льдом проспекта. Одинокие прохожие торопились на работу. В замершем парке, казалось, не было ни души. Занесенные снегом аллеи,  одинокие лавочки и унылые голые деревья, весь этот зимний пейзаж нагонял тоску и одновременно вселял надежду, что скоро наступит лето, всё вокруг оживет, наполнится жизнью и радостью. Снова будет ярко светить солнце, будут петь птицы и всё неизбежно повторится вновь и вновь. Амур, маленький, голый, белокурый, бесстыжий мальчик, с покрытым инеем лучком в руках, вздрагивая от холода, осторожно выглянул из-за  дерева и внимательно посмотрел на мужчину и девушку, которые медленно брели по заснеженной аллее и о чем-то беседовали. Полина держала Лёву под руку и задорно смеялась. Благодаря стараниям бабушки Гертруды, Лёва Прошкин обладал великолепной манерой общения и бездонным запасом юмора. Им было очень хорошо вместе. Прошлое и настоящее сложилось для этих одиноких людей в одну бесконечно длинную аллею, засыпанную белым снегом, и уверенно ведущую в будущее. Через некоторое время они растворились в глубине зимнего парка, оставив лишь следы на снегу. Амур, хитро прищурившись, посмотрел им вслед, задорно подмигнул и в тоже мгновение исчез, обронив стрелу, которая бесшумно упала в сугроб возле одиноко стоящего дерева.