Возвращаться из сказочной страны грез не было ни малейшего желания. Виктория Михайловна поняла, что такое быть на седьмом небе от счастья. Она забыла про возраст, условности, неприятности, переживания, телефон. Прежняя жизнь, которая была у нее до эры Балканского, перестала иметь значение. Сейчас, в этот момент, не было ничего важней любимого. Нежность переполняла ее душу и тело. Как же это здорово – жить и дышать ради любимого! Прикосновение, дыхание, невольный вздох, который отзывается мгновенно в любящем сердце. И полное взаимопонимание – что может быть выше этого!

Они опомнились через много часов. Виктория Михайловна не понимала, какое сейчас число и сколько прошло времени. Неожиданно, нарушая безмятежную картину счастья, где-то под ложечкой зашевелился голос совести. Он противно и назойливо напоминал, что нельзя вести себя столь безрассудно в зрелом возрасте, что кроме страсти, любви и прочих вздохов в жизни имеются и другие обязательства, о которых она не имела права забывать просто потому, что она человек разумный.

– Гена, – прошептала счастливая Виктория Михайловна, ей так было приятно еще раз произнести это имя. Самое лучшее на земле. Балканский понял все и сразу.

– Девочка моя, не думай ни о чем. Тебе хорошо со мной? – Вопрос прозвучал слишком серьезно, чтобы можно было уйти от ответа или отшутиться.

– Мне кажется, что мы с тобой страшные эгоисты.

– Ты знаешь, я столько лет думал о других и решал чужие проблемы, что имею право побыть эгоистом хотя бы чуть-чуть. Думаю, что это в полной мере можно отнести и к тебе.

– Ну, совесть-то иметь надо в любом случае, – жалобно произнесла Виктория Михайловна. – Алексу надо позвонить. Он, наверное, совсем покой потерял. Он же ответственность за меня в некоторой степени несет и вообще, он просто хороший человек.

– Алексу я позвонил, как только ты в первый раз уснула, – добродушно хохотнул Балканский. – Кстати сказать, я и не думал, что ты такая страшная соня.

– Ах так. – Виктория Михайловна задохнулась от неожиданного выпада. – Смерть предателям! – Она выдернула подушку из-под головы и начала атаковать хихикающего Балканского.

Кто может описать состояние счастья? Нельзя простыми словами определить степень влюбленности и погружения людей друг в друга. Два взрослых, не очень счастливых по жизни человека встретили друг друга, почувствовали, что между ними есть тонкая грань взаимопонимания, симпатии, и их страшно влечет друг к другу, но это еще ничего не значит. Чтобы между ними заискрило так, что в один миг они, отбросив все, бросились в объятия друг друга, должна была поработать сверхъестественная сила. Но и это еще не все. Страсть – штука нешуточная. Если она настигнет, не позавидуешь этим избранным. Она изматывает, опустошает и возносит к небесам одновременно. Но насколько она сильна, настолько и разрушительна. Созидательна только истинная любовь.

Балканский знал точно, что за последние годы он счастлив по-настоящему впервые. И самое главное, он не чувствовал вины перед Леночкой. Он словно обрел свободу. Нет, он не стал меньше любить свою погибшую жену, но он понял, что, поскольку ему выпало счастье жить, дышать и топтать эту грешную землю, он не имеет права ставить крест на своей личной жизни. Она немного смешная, эта Вика, очень несовременная, с множеством комплексов и проблем, но она такая славная, светлая, чистая. Он знает, что любит второй раз в жизни, и твердо уверен, что это вовсе не грех и не предательство. Он сделает эту женщину счастливой. И это будет справедливо. Они будут счастливы по-настоящему.

Их медовый месяц длился целую неделю. За это время они не расставались ни на миг. Только на третьи сутки пребывания на вилле, наконец, выбрались в город прогуляться. Прогулка получилась недолгой. Им было неинтересно среди людей. Они не нуждались в общении. Им было хорошо вдвоем необыкновенно. У них был свой островок счастья, и ни ей, ни ему не нужен был никто. Генадий Николаевич, не спрашивая согласия, затащил Викторию Михайловну в сувенирную лавку и купил в подарок очень красивый браслет. Виктория Михайловна сопротивлялась и возражала, но все ее слова были бесполезны. Браслет был очень красивый и очень дорогой. После этого, не сговариваясь, они, как сумасшедшие, помчались в свое уютное гнездышко.

Виктория Михайловна знала одно: эта страна стала для нее синонимом счастья. Она только сейчас, на пятом десятке лет, поняла, что значит это заезженное и растиражированное слово – «любовь». Она просыпалась ночью и улыбалась, потому что знала, что рядом любимый, за которого она безоговорочно готова отдать жизнь немедленно, сию секунду, без лишних вопросов. Она не желала знать, что будет завтра, и не думала о будущем. Впервые в жизни она жила днем настоящим, впитывала его нюансы и запахи до самозабвения и наслаждалась.

Они вели себя, как дети, не знающие горя и не ведающие забот. Балканский отпустил прислугу, и они остались вдвоем в огромном доме. Они не соблюдали общепринятых правил. Спали, когда хотели, ели, если вспоминали о чувстве голода, плавали в бассейне наперегонки и любили друг друга.

Загоревший, влюбленный по уши в самую лучшую женщину на земле, Балканский был пьян от счастья, наблюдая за Викторией, которая самозабвенно, совершенно по-девчоночьи, плескалась в бассейне. Он, конечно, не собирался звонить о своей любви во все колокола, но знал совершенно точно, что с ним такого не случалось очень давно. Ему снова страстно хотелось жить, работать и видеть рядом с собой женщину, от которой он без ума. Словно кто-то снял с него многолетнее проклятие и вернул к жизни. Они обязательно поженятся. Балканский сидел в шезлонге, нежась под ласковыми лучами солнца, и мечтал о будущем. Он обязан поступить красиво, неординарно, празднично. Вот с кем бы еще посоветоваться и понять, каким образом это сделать. У него практический опыт в таких делах нулевой. Маруся далеко, с ней много не посекретничаешь, вечно куда-то спешит, занята постоянно, вся в отца, деловая до невозможности. Маму с папой пока радовать рановато. Сначала нужно получить от Вики согласие. А то с нее станется, может заартачиться в последний момент. Придумает очередную глупость, милая сумасбродка. Петька может дать дельный совет. Он в таких делах дока. В сладкие мечты о будущем ворвался телефонный звонок. Прогресс – вещь, конечно, замечательная, но иногда очень мешает. Балканский взял телефон и громко крикнул:

– Вика, твой телефон проснулся! Кажется, тебе пришло сообщение. Кто-то соскучился. Что делать? Потом посмотришь?

– Прочти, пожалуйста, – подплывая к бортику, выдохнула Виктория Михайловна. – Наверное, от детей или от Людмилы. – Она не ожидала подвоха. У нее не было тайн от любимого. За эти дни они рассказали друг другу о себе все. Между ними не существовало недоговоренностей. Они любили и доверяли друг другу безоговорочно.

Балканский глянул на телефон, и Виктория Михайловна поняла, что сказка кончилась. Сейчас, в эту минуту. Еще не зная, что произошло, Виктория Михайловна осознала, что рушится счастье, подаренное небом и судьбой. Она не кривила душой, не обманывала любимого и не вела двойную игру, но, не понимая до конца причины происходящего, ясно осознала, что наступил конец. Лицо Балканского в долю секунды стало жестким и чужим.

– «Сердце мое, – саркастическим, громким и чужим, почти издевательским голосом прочел он первые строчки сообщения. Поморщился недовольно и продолжил: – Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Я страшно скучаю и беспокоюсь. С нетерпением жду от тебя вестей. Надеюсь на скорую встречу, по-прежнему люблю. Твой навеки Александр».

Виктория Михайловна внутренне похолодела. Балканский не смотрит в ее сторону, только морщится как-то брезгливо и презрительно. Неугомонный Александр Григорьевич продолжал слать страстные послания! Как она могла забыть о своем горе-обожателе? Теперь придется объясняться с Геной. Это для нее ситуация выглядит досадным пустяком. А любимый явно расстроился. Кажется, она ничего не рассказывала ему о докторе, и не потому, что желала скрыть какие-то факты и подробности своей жизни, а по той простой причине, что настойчивые ухаживания Александра Григорьевича для нее не имели никакого значения. Она много раз пыталась объяснить это доктору, и не ее вина, что он отказывался принимать ее доводы. Сердце ее принадлежало Балканскому безраздельно, все остальные мужчины мира для нее не существовали. Нет, они наличествовали, конечно, на этой планете физически, это она перегнула палку. Просто, кроме Балканского, ей не был интересен ни один из них. Милый! Хмурится, нервничает из-за какого-то дурацкого сообщения. Неужели он ревнивец? Хотя какая разница? Она не кокетка ветреная и не будет давать ему поводов мучить себя понапрасну.

Виктория Михайловна вышла из воды, Балканский подал ей полотенце. Но не улыбался, как обычно, старательно отводил глаза в сторону.

– Ты обиделся, родной? Я тебе сейчас все объясню.

– Ничего не надо объяснять. Мы оба взрослые люди, и у каждого из нас до встречи была своя жизнь.

– Да не было у меня никакой своей жизни до тебя, неужели ты этого не чувствуешь? – взмолилась Вика.

– Я все понимаю, милая, мне странно, что ты так сильно нервничаешь. Давай не будем отравлять последние дни друг другу и выяснять отношения.

– Почему последние? – У Виктории Михайловны екнуло сердце.

– Я не хотел тебя огорчать раньше времени. Мне надо возвращаться домой.

– Когда?

– Послезавтра.

Виктория Михайловна понимала умом, что рано или поздно должно было случиться именно это, но одно дело понимать, а другое знать определенно, что счастье закончится через несколько суток. Балканский улетит домой, а она останется в чужой стране, пока не решатся проблемы с паспортом. А тут еще Александр Григорьевич очень своевременно внес свою лепту. Как она ни старалась, слезы все равно оказались тут как тут.

– Да ты что, с ума сошла? Придумала. Кто позволил сырость разводить на пустом месте? – притворно грозно спросил Балканский и нежно обнял Викторию Михайловну. – Я же не на войну ухожу, чудо мое. Ты скоро вернешься в Москву, а я обязательно, даже если у меня в этот день будет сто тысяч форс-мажоров, встречу тебя в аэропорту вот с такущим букетом. – Он показал величину под названием «такущий». На мгновение отпустил женщину и раскинул руки в обе стороны.