Царь Тутанхамон взошел на помост к тронам Гора бок о бок с царевной Анхесенамон, и я увидела, как отец что-то шепчет ему на ухо, в точности так же, как шептал Нефертити.

— Твой отец снова сделался силой, стоящей за троном, — заметил Нахтмин.

— Только на этот раз он стоит за троном нашего сына.

Легкий ветерок, напоенный ароматом цветущих лотосов и мирриса, слегка развеивал летнюю жару. Я схватилась за руку мужа.

— Неужто мне никогда не уйти от этого?

— От тронов Гора? — Нахтмин покачал головой. — Похоже, что нет. Но на этот раз все будет иначе, — пообещал он. — На этот раз Египет будет процветать, и при фараоне Тутанхамоне никаких мятежей не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда, что здесь я, и оттуда, что Хоремхеб разобьет хеттов и вернется с победой во славу Амона. Через пятнадцать лет об Атоне позабудут.

Меня пробрала дрожь. Я подумала о городе Нефертити, лежащем среди песков, — о том, как ветра времени стирают его с лица земли. Все, над чем она трудилась, прилагая столько усилий, потерпело неудачу. Но осталась еще Анхесенамон. Я посмотрела на помост, на девочку, так похожую на мою сестру, и мне показалось странным, что я буду сидеть в том же самом кресле, которое занимала при царствовании Нефертити. Много ли это дитя будет помнить о своей матери? Анхесенамон посмотрела в мою сторону — те же самые темные глаза и гибкая шея, — и мне подумалось: а что они с моим сыном вместе напишут на колоннах вечности?

Послесловие

История Нефертити — одна из тех, которые можно сложить, словно мозаику, из сотен изображений, найденных в Амарне. Они с Эхнатоном, безмерно увлеченные искусством, покрыли город своими резными изображениями — и изображениями Атона, второстепенного божества, возведенного Эхнатоном в статус верховного. А чтобы никто не перепутал его ни с каким другим фараоном, портреты Эхнатона с семейством делались индивидуальными. Их длинные шеи, удлиненные головы и женственные бедра характерны для амарнского периода. Эхнатон и Нефертити во многих отношениях преобразили египетское искусство. Но запомнились они не этим, а своим еретическим отказом от Амона, и из-за него же Хоремхеб, став фараоном и сделав Мутноджмет своей царицей, как это записано в хрониках, разнес Амарну по камешку.

Несколько имен в романе изменены для удобства читателей. Например, город Ахетатон здесь фигурирует под своим нынешним названием — Амарна, а Фивы тогда на самом деле назывались Васет. Многое в этом романе соответствует исторической действительности, от деталей быта, таких, скажем, как стремление древних египтян выдерживать вино подольше, и до рисунков на помосте в Мальгатте. Однако же я позволила себе вольно обойтись с некоторыми персонажами, именами и малозначительными событиями. Например, невозможно сказать с определенностью, как именно Мутноджмет относилась к мечтам своей сестры о Египте, избавленном от жрецов Амона. Но на рисунке, найденном в Амарне, Мутноджмет стоит одна, подбоченившись, в то время как все остальные радостно обнимаются с Атоном. Я сочла, что для периода, в котором впервые была предпринята попытка изображать реальность такой, как она есть, это вполне значимая деталь. Или, скажем, хотя Нефертити действительно родила Эхнатону шестерых дочерей, насколько нам известно, двойни у нее не было.

Некоторые же детали истории просто не известны в точности. Был ли Аменхотеп Младший соправителем своего отца? Правила ли Нефертити когда-либо сама по себе? В каком возрасте она умерла? Отчего скончалась Тийя? На эти вопросы не существует полностью достоверных ответов, и я в конечном итоге выбрала те интерпретации, которые казались мне наиболее вероятными.

Возможно, когда-нибудь мы получим ответы на некоторые из этих вопросов, если будут обнаружены амарнские мумии. Хотя значительная часть погребального имущества Кийи была найдена в гробнице Тутанхамона, из вещей Эхнатона и Нефертити не осталось практически ничего. Некоторые археологи утверждают, что мумии, обнаруженные в тайнике в гробнице KV35, принадлежат Нефертити и вдовствующей царице. Если это так, они остались потрясающими красавицами даже после смерти. Если же нет, значит, поиски двух едва ли не самых могущественных за всю историю Египта женщин продолжаются.