— Это безумие, — проговорил он, глядя на брата. — Не могу поверить.

— Я не в силах был противиться, Осси. Она так хотела ребенка, и я… я просто сделал это. Заменил сперму ее мужа твоей до того, как врач начал процедуру.

— Непродуманно.

— Непродуманно. Меня стоит убить, я понимаю, но если бы ты присутствовал…

— То я бы категорически отказался! — отрезал Остин. — Сказал бы ей правду, как это следовало сделать тебе.

Джек вытаращил глаза и замотал головой:

— Нет-нет, я не могу сказать ей. Ты же сам говорил, что я тогда попаду в тюрьму…

— Ах вот как! — Остин поднялся со стула. — Ты этого заслуживаешь, гнусный проныра! Мы дадим миссис Вансдейл время доехать до дома, а потом ты снимешь трубку и позвонишь ей.

— И что я ей скажу? Что она родит ребенка от моего сводного брата? От совершенно чужого ей человека? — Джек расхохотался. — Да она упечет меня за решетку с головокружительной быстротой.

Вот именно, с головокружительной, подумал Остин, ибо у него самого голова уже кружилась. Он не испытывал сочувствия к брату. И он был совершенно чужим человеком для миссис Вансдейл: их весьма короткая встреча отнюдь не располагала к близким отношениям, а тем более к рождению общего ребенка, пусть даже внешность этой женщины восхищала его. Он не мог забыть, что она затеяла все ради денег. А он не желал — не желал! — чтобы у его ребенка была подобная мамочка.

— Ты ей все расскажешь!

— Остин, я…

— Джек!

Остин сделал угрожающий шаг вперед, и Джек поспешно кивнул:

— Хорошо-хорошо. Я ей сообщу.

Остин развернулся и на негнущихся ногах направился к двери.

— Куда ты?

— В сортир. И когда я оттуда вернусь, тебе лучше бы уже выучить наизусть твое сообщение.

Остин вышел и ринулся в ванную комнату — к живительной холодной воде.

Господи, как такое могло случиться? Он весь горел, главным образом из-за немыслимой сложности положения. Подумать только, эта великолепная женщина беременна его ребенком и не знает об этом! Разочаруется ли она, выяснив, что отец ее чада не богатейший магнат, чьи предки приплыли в Америку на «Мейфлауэре» [3], а всего лишь безработный художник? Он, разумеется, мог бы успокоить ее, показав свой банковский счет.

Однако он не собирался прикасаться к грязным деньгам, оставленным ему отцом, — ни ради нее, ни ради кого-либо другого. Пускай хоть сгниют в банке, ему до этого нет дела.

Остин заткнул пробкой раковину умывальника, наполнил ее до половины холодной водой и быстро ополоснул лицо и шею.

Эта женщина была богата, а он знал, что делают богачки со своими детьми. Они платят няньке, которая заботится о ребенке, укладывает его в постель, успокаивает и утешает его во время болезни. Потом, когда ребенок подрастает, его отправляют в дорогую частную школу в Швейцарии и окончательно забывают о нем.

Остин испытал это на себе. И Джек тоже. Еще детьми они поклялись, что никогда не будут так поступать со своими отпрысками. Остин схватил полотенце и вытер лицо. Зная его чувства, как мог Джек сделать такую глупость?

Остин вернулся в кабинет и, увидев дрожащую улыбку брата, сдвинул брови, сильно сомневаясь в том, что когда бы то ни было сможет простить Джеку его последнюю выходку.

— Ну?

Доктор уставился в стену, видимо, обнаружив на ней нечто весьма занимательное.

— Я позвоню ей и… сообщу, что нам надо поговорить об очень важных вещах. А ты ей сам все расскажешь. Деликатно. — Быстрый взгляд на сжатые кулаки Остина побудил его продолжить: — Ведь это для нее потрясение…

— Да что ты? — саркастически усмехнулся Остин.

—…опасное в ее положении.

Об этом Остин не подумал. Вот дьявол, он не подумал о единственной практически важной вещи с того самого момента, как Джек преподнес ему тревожную новость. Что он сам должен предпринять в связи с возможным появлением на свет этого младенца.

Чтобы черти побрали Джека!

* * *

В безопасном убежище своего кабинета на втором этаже особняка Вансдейлов Кэндис сдула пыль с миниатюрной оттоманки и отложила в сторону наждачную бумагу. Осталось только покрыть лаком, подумала она, и готово. Со смешанным чувством вины и гордости она поставила резной дубовый диванчик в кукольный домик рядом с креслицем такого же типа, которое она сделала на прошлой неделе. Погладила пальцем обивку на креслице, потом потрогала диванчик, который скоро станет таким же гладким и красивым.

Пятьдесят на пятьдесят, что у нее будет дочка. А если нет… Кэндис пожала плечами. Нет оснований полагать, что мальчику кукольный домик не понравится. Пол ребенка не слишком занимал ее, главное, чтобы младенец родился здоровым.

Глядя на двухэтажный кукольный домик, Кэндис перебирала в памяти события прошедшего года. Она старалась забыть о реакции Ховарда на ее увлечение.

Напрасно.

Каждый раз, когда она своими руками делала новый предмет кукольной мебели, Ховард разражался ироническим смехом: «Зачем ты тратишь время на эти самоделки, ведь мы можем купить все самое лучшее! У нашего ребенка будет все, что можно приобрести за деньги».

Неприятные воспоминания не теряли со временем своей остроты. Она хотела бы забыть, но не могла избавиться от нелепого опасения, что покойный муж возникнет перед ней, чтобы в очередной раз высмеять ее любимые поделки.

Погруженная в свои мысли, Кэндис вздрогнула от неожиданности, когда экономка поставила перед ней на стол поднос. Она не слышала, как вошла миссис Мерриуэзер, хотя оставила дверь открытой, — ведь во всем огромном доме никого не было, кроме них двоих.

— Вот ваш ленч. Как вы любите: салат из шпината с накрошенным беконом и рубленым яйцом.

Кэндис от удовольствия потерла руки.

— Спасибо, миссис Мерриуэзер. Я проголодалась.

— Вы счастливица. У меня желудок почти ничего не удерживал первые шесть месяцев беременности, все три раза, когда я вынашивала своих мальчишек. — Она покачала головой. — Кажется, они таким образом предупреждали меня, что с ними хлопот не оберешься.

— Меня подташнивает от запаха кофе.

— Да, я заметила.

— И еще от некоторых духов и одеколона.

— Ничего удивительного. Не дай Бог, появится неодолимое желание есть глину, это нехорошо, Женщина рассмеялась, подошла к окну и отдернула штору. Кэндис так увлеклась работой, что не заметила, как ушло полуденное солнце и в комнате стало сумрачно. Она выпрямилась и протерла уставшие глаза.

— Вы не хотите поесть вместе со мной?

Миссис Мерриуэзер хлопнула руками по своим округлым бедрам, покачала головой и с восхищением взглянула на белоснежный кукольный домик, отделанный светло-красным.

— Спасибо, я уже поела. Я приготовила лимонад и целое блюдо свежих булочек на случай, если эти люди окажутся голодными. — Она заглянула в кукольный домик и пришла в восторг при виде крошечного плетеного коврика у камина. — Вы только посмотрите на это!

Кэндис проследила за указующим перстом экономки и слегка покраснела. Она не привыкла слушать похвалы своему мастерству.

— Я сплела его вчера, — Выглядит совсем как настоящий.

Кэндис опустила голову, чтобы скрыть глупые слезы, навернувшиеся на глаза. Хватит, она достаточно наплакалась за эти дни.

— Спасибо на добром слове. Который час?

Миссис Мерриуэзер поправила коврик и обмахнула игрушки единственным перышком, выдернутым из метелки для смахивания пыли, которую она держала в руке. Кэндис улыбнулась: пока экономка жива и здорова, пыли в кукольном домике не обнаружишь.

— Самое время явиться кандидатам. Вы уверены, что не хотите присутствовать при переговорах?

Положив на колени салфетку, Кэндис взяла вилку и подцепила кусочек вареного яйца.

— Уверена. И в особенности уверена, что вы гораздо лучше меня разбираетесь в найме подходящих людей. Хо-вард… Он всегда сам заботился о таких вещах.

Хмуро уставившись в салатницу, Кэндис взяла листик свежего шпината. Дело не в том, что она не справилась бы с задачей, — ей это просто было бы неприятно.

— Мы должны подходить с большой осторожностью к тем, кого нанимаем. Они могут оказаться шпионами тех людей или газетчиками, — тихо сказала миссис Мерриуэзер.

Только этого ей не хватало — врага в собственном лагере. Кэндис передернуло при одной мысли, что ее беспощадным родственникам удастся внедрить в ее дом кого-то из своих. От страха кусок встал комом в горле. Она с трудом сглотнула.

— Может, обратиться в ФБР и попросить проверить того, кого мы примем на работу?

Игрушечные медные кастрюльки тоненько звякнули, когда миссис Мерриуэзер, которая как раз пристраивала на место одну из них, свалившуюся со своего крючочка, убрала руку и посмотрела на Кэндис поверх крыши домика.

— Я говорю серьезно. И ничего нет особенного в том, чтобы поинтересоваться, имеет ли человек опыт работы телохранителя.

— Это было бы настоящим подарком; — с кривой усмешкой произнесла Кэндис.

Она представить себе не могла личность столь разностороннюю. На самом деле она нуждалась в умелом мастере, который знал бы обо всем понемногу и был бы достаточно талантлив, чтобы помочь ей закончить детскую. Миссис Мерриуэзер мыслила иррационально. Такой человек и за те деньги, которые ему могли предложить, вряд ли существовал на белом свете.

«Впрочем, парень, который рисовал рекламный щит в клинике, пожалуй, близок к идеалу, — подумала Кэндис. — Он безусловно выглядел очень способным, это явно одаренный живописец. Может, стоит расспросить о нем у доктора Джека?»

Экономка легонечко прошлась метелкой из перьев по крыше домика, поправила пальцем крошечную черепичку.

— Я ищу не только мускулы, но и мозги и к тому же должна быть уверена, что человек может прямо смотреть мне в глаза. Если не может, значит, ему есть что скрывать, — сообщила миссис Мерриуэзер, склонив голову набок. — Из чего это вы сделали такие малюсенькие кирпичики для трубы?

— Из глины, — рассеянно ответила Кэнцис, которая размышляла о том художнике. Уж он-то не боялся взглянуть ей в глаза… и о других местах не забыл. Ховард иногда смотрел на нее с таким же упорством, но лишь в тех случаях, когда замечал изъян в ее макияже, оторванную пуговицу, короче, нечто, нарушающее совершенство облика. А художник смотрел, как… как если бы ему нравилось то, на что он смотрит. У Кэндис вспыхнули щеки при воспоминании об этом.