Юлия Резник - Не ты

— Ну, ты че стоишь, Лизка?! Скучная такая… Пойдем в клуб! Там вееесееелоо!

— Да навеселилась уже, — буркнула подруга, поймав глазами взгляд Самохина.

Маша взмахнула руками, подняла растрёпанные пряди вверх и провокационно качнула бедрами. Красиво. Ужасно красиво. Он бы оценил. Если бы этот танец предназначался для него.

— Маша, — позвал тихонько.

— Ммм? — растерянно обернулась та и громко хихикнула, — Дмииитрий Николаааевич! А вы здесь какими судьбами?

— За тобой приехал, — вздохнул Самохин. — Пойдем.

Он взял девушку за локоть и несильно потянул. Но она зло вырвала руку и снова принялась медленно раскачиваться:

— Неужели вспомнили обо мне? Ну, надо же…

— Эй, Мур… Поехали домой, подруга, — вмешалась в разговор симпатичная блондинка, с которой он, наверное, и разговаривал по телефону.

— А не хочу! Рано еще… И вообще! Давай оторвемся…

Маша опустила веки и медленно-медленно повела плечами. Переступила ногами, резко взмахнула рукой и сделала какое-то невообразимое па. Дима подошел ближе:

— Поехали! — снова протянул руку Самохин.

— Куда? — подозрительно осведомилась Маша, сощурив глаза с непривычно расширенными зрачками. Сейчас они казались бездонными провалами на ее бледном лице.

— Веселиться, — соврал Дима. А Маша улыбнулась глупо, повернулась к подруге, — ну, видишь?! Что я тебе говорю? Веселиться! Пойдем! — приказала она и уверенно зашагала по дорожке.

— Нам в другую сторону, — вздохнул Самохин, удерживая ее за запястье.

— Нам в другую сторону, — повторила за ним девушка и рассмеялась, как будто только что выдала лучшую шутку в мире, — Лизетта! Пойдем…

Машу усадили на заднее сидение, рядом с Самохиным уселась обеспокоенная Лиза.

— Много она выпила? — спросил Дима, стреляя глазами в зеркало заднего вида.

— Да нет… Мы с Машкой по три коктейля оприходовали. Легких совсем. Говорю же… Не в этом дело. По-любому, этот придурок Лут ей какой-то х*йни подсыпал, утырок конченый! Попадется он мне!

— Что за Лут?

— Друг одного нашего знакомого… А вот и он объявился! — зло бросила Лиза, глядя на мигающий входящим вызовом телефон. — Алло, — бросила в трубку, — ну, ты и гонд*н, Сева! Ах, с чего насыпаю? А ты не в курсе, значит?! Тогда у своего дружка спроси, какой х*йни он Муре подсыпал… И перестань уже корчить из себя невинную овечку, м*дак! Это она добренькая, можно на жалость надавить! А со мной этот номер не прокатит. Понял?! Где она? Ну, надо же! Озаботился! Не твоего ума это дело! Но я тебе скажу! За ней ее мужик приехал! — добавила зло, отбрасывая телефонную трубку. — Это, кстати, Машкин телефон… — добавила, нахмурившись.

Дмитрий молча наблюдал за метаниями Лизетты. С каким-то уважением даже. Было видно, что она за подругу кого хочешь, порвет. Вон… сразу просекла, что Самохин «ее мужик»! Или Машка той о нем рассказывала? Наверное. У девчонок заведено трепаться на эти темы, что с них возьмешь? А вот парень, которого Лизка отбрила, почему-то Диму конкретно взбесил. Куда только смотрел, ушлепок?!

— Тебя куда подвезти?

— На Майскую… Но я могу и пешком…

— Да, брось, — отмахнулся Самохин.

С Машей наедине остались только через полчаса. Похоже, она уже поняла, что он не собирается ее везти ни на какое веселье. Ее взгляд изменился. Что-то другое, потустороннее, поселилось в нем.

— Ну? — немного вызывающе спросила она, сдувая челку с влажного лба. — И куда ты меня везешь?

— К себе. Не нужно, чтобы дед тебя видел такой.

— Какой? Веселой? А что, мне, по-твоему, нужно было? Сдохнуть от тоски? Или бегать за тобой собачонкой, в ожидании ласки?

Самохин удивленно оглянулся. Похоже… похоже, что он конкретно налажал. Не учел, что под красивой, искусно вылепленной маской, легкой и практически незаметной для окружающих, скрывается очень сложная девочка. Покрытая трещинами, ранками и комплексами, разрушенная раковой опухолью нелюбви, но сумевшая как-то выстоять… Сильная девочка с хрупкой душой. И ведь знал же, что с ней будет непросто. Так почему сразу не додумался, почему сразу не понял, что для нее его отсутствие без объяснений — станет горькой пилюлей? Что она этого не поймет, не примет, не сможет найти оправданий? Не потому ли, что сам жил совсем по-другому? Не потому ли, что за сорок лет не было в его жизни человека, которому было бы не все равно? Ни перед кем ведь раньше не отчитывался, и даже успел забыть, что в нормальных… парах, да, наверное, пока так… в нормальных парах все совсем по-другому. Привык к какой-то извращенной современным миром — миром денег, реальности… В которой до тебя никому нет дела, а ей… Ей было. И та боль, которую он увидел на донышке ее зеленых глаз, была явным тому доказательством. Стало… страшно. Страшно, что не сможет соответствовать. Что по своей чёрствости упустит что-то важное в который раз, и причинит ненароком боль.

— Не хотел, Маш… Заработался. Устал. Почти умер. Простишь?

— Прощу…

На ходу Маша перелезла на переднее сидение. Он немного сбавил скорость, понимая, что ничто ее в таком состоянии не остановит. Дождался, пока она не плюхнется в кресло возле него, и только после утопил педаль в пол. Хотелось ее дома увидеть. В знакомой, привычной обстановке, в которую Маша так классно вписывалась. Хотелось уже прилечь и немного расслабиться, сбросить груз чертовых дедлайнов и вспомнить о себе. Самохин понимал, что в таком состоянии между ними быть ничего не может, но… Просто прилечь. Просто прикрыть глаза, и полностью расслабиться, зная, что Маша рядом. Почему он не сделал этого раньше?

Дома было тихо и пусто. Маша стащила босоножки и нерешительно замерла, оглядываясь по сторонам. Наркотик все еще действовал. Самохин это прекрасно видел — Маша сейчас мало походила на себя прежнюю. Движения слишком дерганые и резкие, взгляд — расфокусированный, с поволокой, губы сухие — и она то и дело смачивала их языком. Он понятия не имел, как ей помочь. Что вообще делать, чтобы это дерьмо побыстрее вышло из ее организма? Под пристальным взглядом девушки пошарил в комоде, достал чистое полотенце темно-синего цвета, протянул гостье:

— Вот… Думаю, тебе нужно освежиться.

Возможно, и правда, контрастный душ поможет привести ее в чувство. Попробовать точно стоит. Все так же лихорадочно сверкая глазами, Маша кивнула и пошла в ванную:

— Только покажи, как там краны включаются. Помнится, моя последняя попытка обернулась тем, что меня окатило с ног до головы…

Самохин улыбнулся, осторожно приподнял рычаг, покрутил из стороны в сторону, демонстрируя Маше работу хитроумного механизма, чуть сместил голову, чтобы убедиться, что она все поняла и… Черт! Она стояла так близко… И была явно возбуждена. Похоже, его ждет нелёгкая ночка…

— Так, ну… думаю, ты поняла. Я подожду тебя в… комнате.

Самохин сбежал. Трусливо сбежал, потому как еще немного — и для него перестало бы иметь значение даже то, что она находилась под кайфом, и вряд ли отдавала отчет происходящему. Но он-то был в трезвой памяти! И понимал прекрасно, что за Машу сейчас говорит дрянь, которую ей подсыпали! Что наутро она тысячу раз пожалеет о том, что случилось. Он не мог этого допустить. Не мог. Сунул голову под кран в кухне, снял опостылевшую рубашку. Вспомнил, что не дал ей ничего, во что она могла бы переодеться, стукнул себя по лбу.

— Маш, тут я на ручку футболку повесил… Тебе — как платье будет.

Дверь в ванную открылась, и перед его глазами возникла завернутая в полотенце гостья. Это было огромное, истинно-мужское полотенце. Почти простыня! Оно целомудренно закрывало ее от груди до колен, открывая для взгляда разве что тонкие дуги ключиц и маленькие ножки с аккуратными пальчиками. Но ему, как оказалось, больше ничего и не нужно было. Его и без того подрывало…

— Пойдем… Я тебе постелю…

Маша медленно покачала головой и сделала по направлению к нему один маленький шаг.

— Лучше поцелуй меня, Дима… Как тогда, помнишь?

Он не смог ей отказать. В конце концов, поцелуй — это не секс. Поцелуй, наверное, можно… Главное, вовремя остановиться. И Машку остановить, потому что решимость в ее глазах не оставляла ему ни единого шанса.

Языком по алым, немного шершавым губам. Вкусно. Ее дыхание сбивается, на волю вырываются короткие сладкие вздохи, они как спички поджигают его изнутри. Вместо крови по венам — жидкий огонь, в легких — ее рваные вдохи.

— Тише, тише, Машенька… остановись…

— Нет, Дима, я не могу, пожалуйста…

Ее взгляд невменяемый, сумасшедший. Он закручивает его, ему хочется подчиниться, но…

— Маленькая, ты просто под кайфом…

— Я тебя хочу! Никого не хотела, а тебя хочу…

— Это все наркотик…

— Нет! — Маша обхватила себя руками и нервно покачала головой, — я просто тебя хочу. Всегда… Не только сегодня.

Слова Маши стали для него искушением, которому невозможно было противостоять. Не давая себе ни единого шанса, Самохин резко отступил. Решительно покачал головой, и принялся заправлять чистые простыни.

— Ты не понимаешь, что говоришь…

— Я хочу свой первый раз провести с тобой, — прошептала Маша. — Что здесь непонятного?

Может, ей все и было понятно, а вот Самохин как-то не сразу сообразил, о чем Маша толкует. Замер на несколько секунд, заправил подушку в наволочку и медленно оглянулся.

— Что? — переспросил, как дурак.

— Я хочу свой первый раз провести с тобой, — с достоинством вздернув подбородок, повторила Маша.

— О, Боже…

Ничего лучше Самохин сказать не мог. Маша его нокаутировала. Выбила из него дерьмо всего парой слов. А потом добила, плевать, что лежачих не бьют, медленно развязав узел на полотенце. Он сглотнул, проследив взглядом за его скольжением. Отложил в сторону злосчастную подушку. Зажмурился, и снова открыл глаза, но видение никуда не исчезало. Маша все так же стояла перед ним — голая, и… нереально красивая. Самохин не ошибся. Бледные веснушки покрывали все ее тело. Он хотел поцеловать каждую… Скулы сводило от желания напасть на них ртом, подмять Машу под себя, придавить собственной тяжестью, и тереться о ее нежную алебастровую кожу всем телом, оставляя на ней ярко-красные метки.