— Красиво… — заметила, отпив воды из бокала. А потом неосознанным движением потрогала кончиком языка небольшую ссадину на нижней губе. Ему тут же захотелось повторить за ней это действие. Запрокинуть голову, зарыться в мягкие (теперь он знал) шелковые пряди и ласкать ее рот, тонкую шею и аккуратную грудь. Интересно… у нее и на ней веснушки?

Наверное, было что-то такое написано у него на лице… Потому что Маша слишком резко опустила бокал на стол. Несколько капель упали на белоснежную скатерть, но этого никто не заметил. Они смотрели исключительно друг на друга.

— Что же мне с тобой делать? — удивленно покачал головой Самохин.

— А какие есть варианты? — не спасовала Маша, вызвав его тихий смех.

— Самые разные, но в них во всех дело заканчивается в постели. Как тебе такое?

Мура пожала плечами, теребя тонкими пальцами бахрому на скатерти. Откашлялась.

— Неплохо. Но почему сразу заканчивается? Вы не допускаете мысли, что как раз с этого момента и начнется все самое интересное?

Самохин задумчиво откинулся в кресле. Он-то как раз допускал. И это, признаться, пугало.

— Не попробовав, мы не узнаем, ведь так?

Девушка кивнула, и улыбнулась подоспевшему официанту. Приветливая, добрая, немного зажатая. Мог ли он мечтать о такой девочке в том мире, котором жил? Да никогда. А тут — как подарок, ценность которого Дмитрий прекрасно понял, да только как им распорядиться — не знал. Весь его прошлый опыт к этой девушке вряд ли был применим. Он не мог представить, как они трах*ются раз в пару недель, а после разбегаются каждый по своим делам до следующей встречи в постели. Не мог он представить и того, как откупится от Маши какой-нибудь безделушкой, когда она надоест. Если… если в принципе такое может случиться.

— Расскажи что-нибудь о себе, — попросил Дима, потому что действительно было интересно, как такое чудо возникло. Откуда?

— Мне двадцать, учусь в политехе на экономическом. Оканчиваю второй курс. Вот и все, что так с ходу приходит на ум…

— Я так понимаю, живешь ты с родителями?

— Нет. С дедом. С родителями… с родителями у меня не самые лучшие отношения, Дмитрий Николаевич.

— Дима. Давай уже заканчивать с этими церемониями. По крайней мере, наедине.

— Дима, — улыбнулась девушка, согласно кивая.

Красивая. Неброская, но красивая. Как картина, на которую чем дольше смотришь, тем больше подмечаешь деталей.

— А что не так с родителями?

— Да… Не повезло мне.

— Выпивают?

— Нет. Бог миловал. Просто… некоторым людям дети даются совершенно напрасно.

Самохин кивнул. Она не вдавалась в подробности, но, исходя из их предыдущих с ней разговоров, Дима приблизительно понимал, что к чему. Выходит, прав он был изначально. Не будет с Машей легко. Возможно, и начинать не стоит, чтобы лишней боли не добавлять. Ни ей, ни себе.

Маша отвернулась к окну и неосознанным жестом снова потерла запястье. Поддавшись порыву, Самохин перехватил ее ладонь и, сдвинув в стороны фенечки, выругался.

— Зачем? — спросил только, растирая большим пальцем тонкие практически невидимые линии.

— Да по глупости детской.

— По глупости не вскрываются.

— По глупости и не такое делают. Благо, поумнела.

Он на это надеялся. Тер ее шрамы пальцем, будто хотел их соскоблить с кожи, и размышлял о том, что могло заставить ребенка пойти на такое. Ей же двадцать всего, а рубцы практически стерлись, значит, давно дело было…

— Все равно, глупая.

— Да, — сморщила нос, — кто ж после такого умной назовет? Только знаешь, что? В прошлом этом все. И вообще… так странно с тобой вот так разговаривать.

— Как, так?

— На равных. Удивительно. Все в один момент — вжик! — Маша сделала пальцем круг и снова уткнулась в тарелку.

— Ну, ты, вроде как, и не против? — вдруг засомневался Самохин, — или, если я чего-то не понял, ты так и скажи. А если за место боишься — так ты это брось. Я грешное с праведным не путаю…

— Нет… Я… меня все устраивает, — мягкая ладошка Маши легла поверх его сжатого кулака и осторожно его погладила. — Если бы вы мне не нравились, я бы никуда с вами не пошла. И никакая работа не заставила бы меня сделать это.

Он стиснул челюсти. Накрыл своей рукой ее руку. Сдавил. Даже себе не признаваясь в том, какое испытал облегчение.

— Ешь тогда. Худющая…

— А вы мне о себе расскажите.

— Мы же на «ты» уже?

— Привычка, — робко улыбнулась Мура. Самохин кивнул:

— Да нечего особенно рассказывать. Мне сорок, живу работой. Есть сын. Проблемный. Но тебя это не будет касаться, так что не переживай.

Было странно вот так о себе рассказывать. Немного по-детски даже, но ведь и Маша не так давно из детского возраста вышла. Вот тебе и прелесть связи с малолеткой. Дмитрий улыбнулся краешком губ. Все же циника в себе победить не так просто. Привык он как-то к товарно-денежным отношениям. А тут… Даже немного терялся. А может, всему виной стремительность развития событий? Он как-то даже не понял, как это случилось. Не переварил, не утряс в себе. Порыв — вжух, и она уже рядом. На расстоянии вытянутой руки. И могла ведь и под ним уже очутиться, что-то он не заметил, чтобы Маша противилась. Низ живота обожгло. Член в штанах дернулся, стоило только вспомнить, как охр*ненно было ее целовать.

Самохин поморщился. Такой стояк, да без возможности разрядиться — абсолютно ненужное неудобство. Но ведь, какого-то хрена, он решил не спешить! А теперь, что прикажете, включать заднюю? И что он будет тогда за мужик? Не малец ведь. Потерпеть может. А покуда цветочки носить, да за ручку держаться — зудел чертов циник внутри. Но с его речами Дима поступал, как Одиссей с сиренами. Уши не затыкал, но слушал без влюбленности. Еще и отгавкивался про себя. Мол, а что? Можно и цветочки. Для разнообразия. Для такой-то девочки. И почему-то даже этот скептичный засранец затыкался, когда о ней заходила речь.

— А я и не переживаю, — повела плечами Маша, пристально его разглядывая.

А Самохин отчего-то смутился. Рожи своей помятой, бритвы несколько дней не знавшей. Что она в нем только нашла? Ведь не в бабках была причина. Встроенный счетчик в глазах Дима сразу бы увидел. Научился со временем. Это поначалу только его любая прожженная девка облапошить могла, потому как он, в силу внутренней простоты, и представить не мог, что вокруг столько желающих себя продать подороже. А потом жизнь научила. Обжегся однажды, но оно того стоило! Умнее Самохин стал — факт. Не сказать, что больше не велся на красивых да продажных баб, но хоть о правилах игры был наслышан. А потом и они надоели. Настоящего захотелось. Как та, что сейчас перед ним. Вот, если бы еще не такая молоденькая…

— Вот и хорошо. Сын… в общем, больная тема, — поморщился Дима.

— Я уже поняла, что вам… — Самохин вскинул бровь, Маша испуганно рассмеялась и сквозь смех добавила: — тебе не давали с ним видеться.

— Так и есть. У него даже отцом не я записан… По глупости да по молодости залетели. А девочка непростая была. Вот… и попал я под раздачу. С первого курса поперли, в армию загремел… Тесть несостоявшийся постарался. Тогда, в восемнадцать — ребенок не казалось мне такой уж большой проблемой. Я думал только о том, как бы собственную жизнь не проср*сть. А Вику родители на аборт хотели отправить, но та уперлась. А потом познакомилась со своим будущим мужем. Ну, и обтяпали все…

— А ты?

Самохин пожал плечами:

— Да что там я? Говорю же, в восемнадцать я на все смотрел по-другому. Свою вину не снимаю. Может быть, можно было что-то сделать по горячим следам… А я не смог.

— Ну, ты же его не по доброй воле бросил…

Самохин кивнул, а потом настороженно вскинул голову:

— Постой… Ты случайно с дедом не потому ли, что…

— Нет-нет. Я с родителями до недавнего времени жила… Хотя, может, лучше бы было в детдоме. А вот мой брат… ну, тот, который в одном с тобой доме живет… его мать оставила. И, знаешь, я порой завидую, что он не знал ее крепкой материнской любви, — криво улыбнулась Мура.

Вообще-то раньше она всегда стеснялась говорить о своем детстве. Но совсем недавно девушке на глаза попалась статья, в которой автор призывал людей делиться своими проблемами и страхами, а не таить их в себе. И действительно, вскрыв гноящиеся с малолетства нарывы, стало как будто бы легче. Не то, чтобы Мура теперь кричала о том, что внутри, на каждом углу, но в ее окружении появились люди, с которыми ей хотелось быть откровенной, с которыми искренность давалась легко. И Дима был одним из таких.

Прошлое потихоньку отпускало Машу, а жизнь на глазах налаживалась. Один ужин с Самохиным чего стоил! Не ошиблась она в нем. Ни на грамм. Так и думала, что он таким окажется. Уютным каким-то, без тараканов. Одна беда — не решил мужик, что будет с ней делать! Зато Мура уже все на десять лет вперед расписала. Ей-то, главное, было его внимание на себя обратить, а дальше… она своего не упустит! Должно же ей хоть раз повезти в этой жизни?! Должно!

Незабываемым было все: и вечер, и разговоры, возможно, немного странные разговоры, которые их совершенно не напрягали. Дима искренне интересовался ее жизнью и осторожно делился подробностями своей. Время летело незаметно, поездка до дома — так вообще — один миг.

— Ну… До завтра тогда… — нерешительно протянула Маша, шаря рукой по двери в поисках ручки. — Спасибо, что подвезли… подвёз…

— Угу… подвёз.

Он положил конец ее неловкости одним движением. Медленно-медленно занес руку, едва касаясь, очертил скулу, мазнул по шее и спустился вниз. Маша резко втянула воздух… и, казалось, навсегда разучилась дышать. Одно движение — а у нее голова кругом, и огонь по всему телу. Вот тебе и холодная!

— Дииим… — выдыхает, дрожа всем телом, пьянея от того, что может его назвать вот так… по имени. Его! Великого и ужасного Самохина. Того, о ком так долго мечтала! Невероятно! Целовать его, не стесняясь, гладить руками крепкую грудь, царапать короткими ногтями затылок, шептать что-то бессвязно, тая под его настойчивыми руками.