На максимально возможной скорости — туда, где снова может быть хорошо… Туда, где эта вся ср*нь отпускает. На звонок в обшарпанную, выкрашенную зеленой краской дверь никто не отвечал. Сева постучал. Три коротких и через паузу — еще два.

— Ну, наконец-то… — фыркнул Богатырев, втискиваясь в чадную пасть квартиры.

— Я уже спал, чувааак, — протянул Лут, ударяя Севу кулаком о плечо.

— Да тебя еще штырит. Пойдем. Дунем чего-нибудь. Или закинемся. Чем порадуешь?

— А бабло?

Сева полез в карман и кинул на полку несколько крупных купюр. Хозяин квартиры быстренько их подмел — все верно, в этом притоне по-другому — означает остаться без денег.

— Вот, годная вещь… — из руки в руку скользнул пакетик, — для тебя придержал.

— А где все? — оглядел пустую загаженную квартиру Богатырев.

— Х*й его… — философски пожал плечами Лут, подкуривая очередной косяк.

Сева закинулся и, стащив несвежую простыню, упал на край дивана. Наркотик действовал. Его расслабляло. И жизнь уже не казалась такой уж отстойной.

— Как дела, бро? Выглядишь ты что-то дерьмово.

— Нормуль. Подругу, вот, встретил. Из-за которой тогда… эта вся х*рня приключилась. — Сева кивнул головой куда-то вниз и, забрав косяк из руки Лута, затянулся.

— И че?

— Да ниче, Лут. Красивая телка… Только дура.

— И че? — повторил вопрос хозяин квартиры.

Сева откинулся головой на спинку дивана и снова затянулся.

— Я ее хейтил страшно, после всего. Ну, типа… она во всем виновата. Если бы я тогда не узнал, что эта дура вскрылась, ни х*я бы не было, бро. Я бы на своих двоих по земле ходил… А так, к ней ведь летел.

— Вскрылась? Из-за тебя? — осоловело моргнул глазами Лут.

— Так сказали. Вроде как, из-за того, что я на баттле вкатил тему об этой телке. Нелестно, мать его, отозвался. Соской назвал, или что-то типа того, а она, вроде, недотрога, и все такое.

— Зашквар.

— Кто ж его знал, что она такая планочная? Я ее вообще в первый раз видел… А она, оказывается, на меня запала давно. Прикинь? И тут любовь всей ее жизни — х*як! Вот подруга и слетела с катушек.

— Угу!

— А я, когда узнал, здорово вмазанный был. Мне это таким романтичным показалось, — заржал Всеволод, — ну, типа, это же круто, когда по тебе кто-то реально так сохнет. До соплей зеленых. Ну, я и поехал к ней, Дон Жуан хренов…

— Слушай, а ты знаешь, сколько этот Жуан телок перетр*хал? — отвлекся Лут.

— Не-а… — затянулся Сева.

— Говорят, до х*ра. Мне бы так… Ну, так, и чё тёлка? — без всякой паузы вернулся к предыдущей теме дилер.

— Тёлка? Да ниче так. И не виновата она ни в чем. Это я теперь уж я догнал.

— А кто виноват?

Сева растерянно моргнул. Под всем, что он употребил, сосредоточиться было непросто.

— Виноват? Да сам, кто ж еще? Эта х*ета мне в обраточку прилетела, — потому что, бро, существуют вещи, за которые всегда приходится платить. Хочешь ты этого, или не хочешь. Этот, — Сева закатил глаза к потолку, — не спрашивает. Это, мать его, закон равновесия. Иначе мы давно бы все сгинули, сожрав сами себя.

Лут нахмурил белесые брови. Покосился сначала на Севу, потом на пакетик с дурью.

— Че? — удивился Богатырев.

— Эта шмаль, по идее, должна по-другому действовать, а тебя чет накрыло не по-детски, бро.

Сева равнодушно кивнул и уставился в одну точку. Вообще-то он решил завязать с наркотой. Но его жизнь была настолько хр*новой, что та стала единственной возможностью почувствовать эту самую ср*ную жизнь. Ощутить хоть что-то, вместо удушающей разъедающей изнутри кислотой безнадеги. Богатыреву было всего двадцать два! Ему бы девок тр*хать, да треки писать, высекая свое имя в истории отечественного шоубиза… А он — по больницам год, второй — по психологам. И ни черта ведь не помогает, ни черта! Только фантомная боль в оторванных конечностях. Только адское жерло депрессии, из которой не получается выбраться. Ни самому, ни с гребаной помощью шринков. Что они могли ему посоветовать из того, что Сева не знал? Ничего? Абсолютно! Потому что на нем, казалось, отработали все возможные приемы терапии! Он уже сам, кого хочешь, мог бы проконсультировать, не хуже дедушки Фрейда и всех его дер*мовых адептов! Но… не помогало. Совсем. Он чувствовал бы себя мертвым, если бы не непрекращающаяся агония боли.

В очередной раз затянувшись, Богатырев передал косяк Луту и опустил веки, мысленно возвращаясь в события вечера. Мура. Глупая девочка, совершенно невольно ставшая для него роковой. Сколько ночей Сева провел, мечтая о том, как бы сложилась его жизнь, не помчи он к ней, весь такой благородный, в больницу? Она вены вскрыла — невелика потеря. Сейчас и не разглядишь под фенечками и модной красной ниточкой, повязанной на запястье, а он… Он получил охренеть какое увечье. Несовместимое с жизнью, вообще-то. Выкарабкался каким-то чудом! Только лучше бы сдох! Мура… Ее облик стерся из памяти, но стоило только увидеть в коридоре родного универа — сразу понял — это она. По взгляду, который Машка каждый раз отводила в сторону, по тому, как неуверенно она сутулила плечи. Вся такая чистенькая недотрога… Вот и ему помогла, когда с протезов слетел. Добренькая. Не вспомнила, что из-за него счеты с жизнью пыталась свести. Благородная, бл*дь. Интересно, а есть шанс, что она до сих пор по нему сохнет? Это он сейчас для суч*к — некондиция, но… может, если по любви, то и выгорит что-то? Что-то светлое, чистое, настоящее… Всеволод так этого хотел. Чтобы с ним… по желанию, а не за деньги, которые он платил всяким шлюхам, когда припекало. Чтобы его по-настоящему хотели. Даже таким обрубком.


Биф1– (beef) вражда между рэп-исполнителями, тусовками, лейблами, сопровождающаяся диссами и зачастую разборками вживую.

Дисс2 — трек, направленный на другого исполнителя или на кого-либо, что-либо с целью «опустить его». В подобных треках практикуется нецензурная речь, брань в сторону оппонента и его близких, угрозы, шутки ниже пояса и прочее.

Глава 7

— Привет.

— Привет, — пробормотала Маша, бросив на Богатырева косой взгляд из-под ресниц.

— Готова?

Мура пожала плечами:

— Перечитала вчера конспект.

— На тебя это не похоже, — заметил Всеволод, вытягивая ноги вперед. Теперь-то Маша понимала, что таким образом он не бросал вызов всем окружающим. И не пытался что-либо им доказать. С протезами только так и можно было сидеть. Вот и весь вызов.

— Откуда тебе это знать?

— Ну, говорили всякое… — размыто пояснил парень, не таясь, изучая Муру. А та стушевалась, и если бы не злость, взявшаяся неведомо откуда, вряд ли бы она что-то ответила, а тут нашлась:

— Кто говорил? Мои бывшие одноклассники? Ты больше слушай этих уродов. Они и не такое расскажут.

— Скажешь, что врут?

— В моем случае — в девяноста девяти процентах случаев.

— Так ты не отличница?

— А тебе какая разница, я не пойму?

— Шкурный интерес, — криво улыбнулся Богатырев, — ты-то хоть конспект перечитала, а у меня и того не было.

— Хочешь сказать, что, если бы конспект был, ты бы озаботился подготовкой?

Сева хрипло рассмеялся, запрокинув голову:

— Точняк. Один хрен, даже не открыл бы. Скучно это все — сил нет.

Ну, это такое дело, конечно. Может, и скучно. Только, чтобы получить образование, можно было и потерпеть. Лично Мура очень рассчитывала заполучить приличную должность со временем, и как-то по жизни подняться. Хотя Богатыреву, конечно, на этот счет можно было не париться. Ему мама с папой до конца дней все обеспечили.

— Зачем тогда восстановился?

Сева скосил на нее взгляд и перевернул свой найковский снепбек козырьком назад.

— Чтобы делать хоть что-то, Мура… Чтобы сдвинуться с мертвой точки, куда меня завело все это дерьмо, — парень кивнул вниз и отвернулся. Хотя Маша тоже отвела взгляд. Ей было невыносимо жаль. Она всю ночь, после их встречи, и все последующие дни не могла избавиться от картинки его изувеченных ног перед глазами. Это невозможно было осмыслить. Ту боль, которую он, должно быть, терпел… Боль не только физическую, но и душевную, сопряженную с крушением всех надежд, всех планов, которые любой человек его возраста строил на перспективу. Все это рухнуло прямо парню на голову. Придавило тяжестью несбыточного, новыми проблемами и страшной реальностью, под которую теперь ему нужно было подстраиваться. Как он смирился со всем? Как принял? Свыкся ли с тем, что так вышло? Или до сих пор проклинает тот день, который все изменил?

— Ты мог бы сосредоточиться на творчестве, — внесла робкое предположение.

— Мог бы. Если бы… Черт! Ты себе можешь представить рэп-звезду ампутанта?!

Маша поежилась. Свыкся? Да ни черта! Горечь прожигала Севу изнутри и вырывалась наружу, задевая своими искрами всех вокруг. Должно быть, его близким приходилось очень нелегко.

— Но ты же можешь стоять на сцене.

Богатырев хмыкнул:

— В том-то и дело, что только стоять.

— А от рэпера много и не требуется. Топчись себе потихонечку, руками маши, как у вас заведено!

Маша не была уверена, что поступает правильно. В одном она не сомневалась — жалости Сева не принял бы. Вполне возможно, что сейчас лучшая тактика в разговоре с ним — это вызов! Ну, ей, по крайней мере, казалось так.

— Руками махать? — дернул кончиком рта.

— Ага, жестикулировать, — Мура качнулась телом из стороны в сторону и помахала перед лицом Богатырева ребром ладони, потом отвела руку вниз и немного в сторону, прижав безымянный палец к ладони, сделав пару классических жестов, характерных для свободного флоу.

— У тебя неплохо выходит, — заметил Сева, с интересом наблюдая за Мурушкиной.