– Ладно, разберемся на месте,– устало от перепалки проговорил авторитарный голос,– дай только я посмотрю хотя бы, кого вы притащили.

Влада почувствовала чей– то крепкий, но не грубый захват на своих руках. Горячее прикосновение. Руки ее захватчика были очень теплыми… А может это она так замерзла. Еще секунда– и она уже пыталась стоять на своих затекших ногах на сумасшедшей высоты каблуках. Вернее, пока не стояла, ее поддерживали.

– Вы видели когда– нибудь такие туфли?–  с сарказмом сказал ее «освободитель», снимая мешок с головы. В глаза девушке ударил свет, она зажмурилась, хотелось потереть глаза, но руки были связаны. Наконец, зрачки немного привыкли к освещению.

Сбившиеся в круг мужчины смолкли, видимо, с интересом ее рассматривая. Она чувствовала их чертовы взгляды на себе…Их взгляды.

– Что же, у хияла хороший вкус,–  проговорил авторитарный голос. Окружавшие ее мужчины дружно заржали.

Влада с содроганием сердца подняла глаза на стоявших и, когда увидела его, сразу поняла, где она находится…

***

Да, она, наконец– то, была в Хомре. А передо ней стоял человек, которого она столько раз видела в информационных сюжетах западных СМИ, в обход сирийских властей пробиравшихся в эти объятые огнем революции районы. Карим Диб… 26– летний лейтенант сирийской армии, в самом начале революции дезертировавший из ее рядов. Он был родом из этих мест…Хомри, как называли таких местные…К тому же близкий родственник одного из основателей режима современной Сирии… Забавно… Именно против этого режима он сейчас и сражался…Это из– за упоминания его имени на нее тогда в Джерамане взъелся Васель… Это его она посчитала приятным, достойным человеком…Наверное, правда, лучше ни о чем не зарекаться, ничего не утверждать…Иначе можно вот так вот обжечься… Сейчас эта гора мускул, снисходительно пугающе смотрящая на нее из– за всей своей военной амуниции, отнюдь не казалась ей тем привлекательным, динамичным парнем, как его любили изображать в иностранных СМИ в пропагандистских целях… Многие утверждали, что он простой выскочка, преднамеренно распиаренный журналистами за видную мускулиную внешность или даже просто по дурацкому стечению обстоятельств. Кто– то говорил, что он действительно необычайной харизмы человек, имеющий природные военные и лидерские способности… Война возбуждает. Война требует героев. Война– удел молодых…Эти три факта сделали его любимчиком оппозиционной прессы, любимчиком всех тех, кто поддерживал революцию… Он был молодым, храбрым мальчиком со связями, а стал народным героем.

Влада пересилила свой страх и снова подняла на него глаза. Он стоял в зеленой военной форме, с кобурой на поясе и автоматом, перекинутым через плечо. Они встретились глазами, на секунду замерли, а потом он вдруг открыто, но все так же снисходительно– надменно улыбнулся ей. Все, что она могла тогда–  снова уставиться в пол… И она даже не знала, что ее тогда больше смутило – его наглый, открытый взгляд, наверное… Не такой, как у Васеля, совсем другой. Взгляд Васеля замораживал, парализовал. Взгляд этого человека тянул к себе, как магнит. И пугал.

Увидев ее стеснение, Карим усмехнулся, слегка коснулся ее подбородка и приподнял лицо.

– Красавица, мне сказали, ты говоришь по– арабски?

Она чуть заметно кивнула, все же не поднимая голову.

Снова усмешка и это хищный прищур миндалевидных черных глаз. На литературном арабском, намеренно говоря с ней медленно и правильно, чтобы подчеркнуть, что она иностранка, он продолжил свой диалог. Это такой местный прикол. Влада знала о нем и раньше, и сталкивалась с этим. Странно, но сами арабы не очень задумываются и ценят факт того, что человек говорит на их языке. Особенно на фусхе– литературном арабском– представляющим собой нечто схожее с древнеславянским, с той лишь разницей, что на нем все же продолжают говорить – дикторы новостных программ, политики в ходе официальных переговоров, поэты при чтении стихов…

– Я слышал, что русские женщины смелые и раскованные, а ты стесняешься меня, как хомрская малолетка в первую брачную ночь. Не нужно, не бойся меня. И их не бойся,–  он кивнул в сторону остальных мужчин, гнусно хихикаюших над происходящим.–  Они тебя теперь не тронут. Ты под моим…надзором…

Он употребил арабское слово «сейтара». Господство… Словно она раба или колония… Влада молчала, но так и не подняла на него глаз. Ей и так с лихвой хватало тяжести его взгляда. Этот взгляд давил на нее, проникал внутрь, под одежду, словно эти большие, пропахшие порохом руки блуждали по ее телу…

– Ялла, надо доехать до нашего убежища. Извини, пока не могу развязать тебе руки. Надо бы и ноги завязать, но думаю, на таких каблуках, если что, ты все равно далеко не убежишь,–  он снова усмехнулся. Сам кайфовал от своей остроты и крутости, идиот…

– И глаза. Глаза пока тоже завяжем,–  Карим снова надел ей на глаза повязку. На этот раз ее посадили на заднее сидение в автомобиль. Судя по всему, в тот, в котором был и он. Влада чувствовала его присутствие. В машине пахло тестостероном…

Она не знала, как себя вести, что говорить, какую линию занять. Она боялась. С каждым вздохом и выдохом ее тело пронизывала боль страха, отчаяния и паники, словно тебя с силой ударили под дых и ты пытаешься отдышаться… Она крепко зажмуривала глаза и думала, что все это дурной сон. Так нелепо было осознавать, что всего несколько часов назад она была совсем в другой среде, словно на другой планете. На фоне происходящего даже тошнотворные воспоминания о кабаре казались лучом света, который она упустила…Сколько же раз за это время девушка корила себя за то, что не поехала с Васелем, не засунула свою гордыню куда– нибудь подальше и поглубже… Она мысленно надеялась, хоть и понимала, что ее надежды бредовы, что Васель придет за мной…Вспомнила про Аймана, и чувство отчаяния затопило… Снова стала прокручивать произошедшее в машине…Ее падение, боль, багажник, трехчасовая тряска вперемешку с выхлопами и бензиновой вонью… Все казалось дурным сном.

Но все было реальным. Как никогда реальным. И самым реальным был его пытливый взгляд. Он вел Владу своим взглядом с того самого момента, как ее выволокли из багажника и он ее увидел . Вел, словно на цепи. Девушка чувствовала это в буквальном смысле физически, словно на ней реально были оковы. Но в то же время, он не казался ей безнадежным садистом и фанатиком, как другие. Он был прежде всего мужчиной на пике своей славы и уверенности. Это чувствовалось. И он это подчеркивал. Такие просто так не станут убивать женщин. Девушка увидела в его взгляде интерес и зацепилась за него, как за соломинку. Так происходит с человеком автоматически, когда ты пытаешься увидеть сострадание и теплоту в глазах самого отъявленного негодяя. Стокгольмский синдром… Мы всегда ищем свет в конце туннеля, надежду, на которой стараемся повиснуть всей тяжестью своего тела и сознания. Вопреки здравой логике, Влада не пыталась от него спрятаться за тупой страх, она исподтишка наблюдала за ним, и он, конечно, это чувствовал на уровне инстинкта. Как она потом узнала, едва ли можно было встретить человека с таким обостренным чувством инстинктов. У него была чуйка, как у зверя. На все– твой страх, боль, смятение, ненависть, на многое другое, о чем ей стыдно будет потом признаться даже самой себе… Да, он был зверем в хорошем значении этого слова, как собака, чующая адреналин у боящегося, или кошка–  возможное землетрясение… Так он чувствовал своих врагов, женщин, друзей… Наверное, мы называем это интуицией и проницательностью. Нет, это было что– то другое, что Влада до этого не встречала.

Через полчаса они, наконец, остановились. Ей помогли выйти из машины. Она слышала, как к ним подлетели несколько человек, оживленно зовущих Карима, как поняла девушка, на военную вылазку. Он слился с толпой вояк, оставшись позади. Ее куда– то повели, как потом оказалось, внутрь большого дома, к которому они подъехали, и уже на пороге сняли с глаз повязку. Первое, что она увидела –  портрет президента на полу. Его положили прямо на пороге, чтобы специально всякий раз на него наступать, такая, особая демонстрация неуважения на Востоке… Они пошли вверх по лестнице. Двери, двери. Красивый большой частный дом… Некогда красивый… Судя по всему, теперь здесь жили боевики…Выбрали его за красоту и уют… Вот только от его уюта осталось мало что…Ее завели в просторную комнату, в которой я провела еще часа три до того, как все началось, до того, как механизм адских часов, которые ей подарила судьба, заработал…

Глава 2

Владу привязали к батарее. Комната, в которой она находилась с боевиками, очквидно, служила своим бывшим хозяевам гостиной – в центре стоял красивый мягкий угол бежевого цвета, возле него –  стеклянный журнальный столик, несколько картин на стенах, на окнах весели элегантные гардины. Явно «не из этой оперы» был «письменный стол», заваленный бумагами. Как показалось, это была школьная парта… На нем же находилась какая– то техника–  телефоны, видимо, спутниковые, компьютеры, еще какие– то устройства. «Иностранные поставки» оппозиционерам, –  пронеслось у Влады в голове с горечью, когда она вспомнила, как о подобном «добре» рассказывали пропрезидентские журналисты. В комнату постоянно входили и выходили какие– то мужчины, до зубов нагруженные оружием. Кто– то то и дело бросал в ее адрес оскорбительные реплики. К счастью, они говорились на таком дремучем народном наречии, что большую половину фраз девушка попросту не понимала, однако по неприятным усмешкам других «слушателей» нетрудно было догадаться, что это явно не отрывки из высокой поэзии. Час от часу ее руки и ноги онемевали. В добавок ко всему становилось все холоднее и холоднее. Стоявший у стола «шуфаж»– подобие местной буржуйки–  был предназначен не для ее обогрева–  его несильным теплом наслаждались мужчины, сидевшие на диване, в противоположном конце комнаты. Кто– то подходил к дальнему столику, на котором, видимо, когда– то стоял телевизор, а сейчас–  красовался самодельный кипятильник, то и дел наливал себе чай или растворимый кофе.