— Куда я положил свой паспорт? — Александр суетливо спрашивает у меня, когда скитается из одного в другой угол своей спальни в поисках той или иной вещи. Его вылет уже этим вечером, потому я заблаговременно приехала к нему домой, дабы у нас было достаточно времени побыть вдвоём и должным образом попрощаться, ведь в следующий раз мы встретимся лишь в конце лета. Но вместо этого я молча сижу на краю его заправленной постели и вялым взглядом наблюдаю за тем, как он складывает свои вещи в чемодан и дорожную сумку. Обращает внимание на меня он исключительно тогда, когда ему нужно узнать о времени или же о местонахождении определенных вещей, как это было сейчас. И оттого мне обидно.

— Ты с ним в руках заходил в ванную комнату, — я отвечаю ему бесстрастным голосом и вновь утопаю в своих крайне удручающих мыслях, которые леденят мне душу из-за страха, возможно, предстоящего и непоправимого разлада в наших отношениях.

По дороге к аэропорту мы также храним молчание. Но господствует тишина в салоне автомобиля отнюдь не потому, что мы не решаемся завести разговор в присутствии водителя. Всё лишь потому, что Александр не желает мне ничего сказать, что не может не задеть меня ещё сильнее. И когда мы оказываемся в аэропорту, и настаёт момент прощания, я получаю от Кинга лёгкий и бесчувственный поцелуй в губы, который длится не дольше секунды, и пару слов, которые решительно ничего не значат как для него, так и для меня. Он уходит, а я знаю, что причина такого сухого прощания уж точно не заключается в его спешности. Но как бы то ни было, ему в скором времени придётся славно потрудиться, дабы выпросить у меня прощение за своё отстранённое и бездушное поведение. И с этими мыслями я сажусь в салон автомобиля, водитель которого отвозит меня домой.

С момента его отъезда я была всецело убеждена, что Александр уловит в конце-то концов неприкрытые нотки недовольства и обиды в моём голосе и, возможно не сразу, но объяснится и всё-таки попросит у меня прощение. Но вопреки моим суждения и надеждам, по прошествии целых двух недель Кинг не предпринимает совершенно никакие попытки наладит наши отношения. А потому моя обида на парня в итоге с каждым днём становится всё сильнее, и во время очередного видеозвонка моё терпение исчерпывается окончательно. Исключительно из-за своих непрекращающихся домыслов, огорчений и обид, которые удручали меня продолжительное время, я неосознанно настраиваю саму себя против не менее возмущённого Александра. И между нами, в конечном счёте, вспыхивает неизбежная ссора из-за какой-то посредственной глупости, и как результат — мы сильно ссоримся и завершаем видеозвонок с чувством взаимного раздражения друг к другу. Я откидываю телефон на край постели, из-за чего он по итогу падает на пол. Но меня это нисколько не заботит, ибо мои мысли далеки от возможных царапин или трещин на экране. Я думаю лишь о Кинге, которому я с трудом могу найти какое-либо оправдание сейчас. За полгода отношений между нами никогда не вспыхивали подобные конфликты, которые были порождены продолжительным безразличием парня, как это произошло только что. Что же, чёрт возьми, между нами изменилось? Или же у Александра появились причины пренебрегать мною…

И с подобными терзающими меня изнутри мыслями я провожу уже третью неделю, за которую он мне ни разу не написал и не позвонил. Но в этот день от угнетающих ополчений и подозрений меня отвлекает истерический крик Брайана, от которого я вздрагиваю всем телом. Не могу себе даже вообразить, кому адресован его оглушительный и пронзительный вопль, ибо он крайне редко срывается так на кого-то. Но не успеваю я даже подумать о предполагаемой причине и жертве ярости моего вышедшего из себя братца, как я отчётливо слышу на сей раз всхлипывающие крики Бонни. Это точно Бонни… Я с лёгкостью узнаю её надорванный и дрожащий от эмоций голос, ибо мне не раз приходилось становиться невольной свидетельницей её горьких слёз.

— Да потому что ты ёбаная шлюха! Вот почему! — до меня доносится часть реплик в край разгневанного и потерявшего всякий рассудок Брайана, что повергает меня в сильное замешательство. До этой минуты таким разгневанным он представал передо мной единожды. И если в прошлый раз его довели до такого состояния душащие мысли об Энни, то сейчас я даже предположить не могу, что послужило причиной подобных криков и оскорблений.

Истерика, которую я, к своему стыду, из любопытства подслушиваю, длиться ещё пару минут, после чего дверь, которая, как я предполагаю, ведёт в спальню Брайана, с громоподобным хлопком закрывается. Но всхлипы Бонни я всё также приглушенно слышу, что значит — она осталась в коридоре. Не медля ни секунды, я покидаю свою комнату, дабы сделать всё возможное, чтобы привести в чувства девушку, которую Брайан чуть ранее втоптал в грязь. Но задача это далеко не простая, ибо я застаю её скрюченную в рыданиях у двери. Не без труда я завожу к себе в спальня дорожающую от всхлипываний девушку, из которой я на протяжении получаса пытаюсь выудить хоть слово. Но всё безрезультатно, ибо у неё самая настоящая истерика. Не будь у меня в спальне небольшой аптечки, как у порядочной восемнадцатилетней девушки, чьё физическое здоровье пошло на спад после четырнадцати, рыдания Бонни длились бы до тех пор, пока моё терпение не иссякло, и я бездушно не покинула комнату в поисках Лиззи, которой всегда удаётся приводить Бонни в чувства. Однако я не прибегаю к подобным мерам, ведь нахожу успокоительное, и в течении следующих десяти минут всхлипы Риверы постепенно стихают, а после и вовсе прекращаются. И лишь когда она в моих утешительных объятиях утирает с щёк, казалось бы, безостановочные слёзы, она приступает к горестным объяснениям произошедшего инцидента.

— Родители узнали, что мы с Брайаном встречаемся, и всё ему рассказали. Всё! — она, дрожа всем телом, восклицает, изредка срываясь на плачь. — Они… они пытались, и… А после он… — она шепчет и, будто на что-то решаясь, запинается после каждого сказанного слова, отчего всё ею сказанное теряет всякий смысл. — Они продали меня! — в конце концов она горестно вскрикивает и вновь оглушительно громко плачет, прикрыв лицо ладонями.

— Бонни… — я в недоумении протягиваю, продолжая изумляться происходящим. Что, чёрт возьми, произошло, когда Брайан пару часов назад поехал к ней домой?

— Помнишь мужчину, с которым ты меня видела в ресторане зимой? — чуть успокоившись, она спрашивает, а я утвердительно киваю, после чего она продолжает. — Мне не было ещё и десяти лет, когда я поняла, что Стивен, друг и партнёр моих родителей по бизнесу, не просто так присматривается ко мне и уделяет всевозможные знаки внимания, — она говорит, отчего мне становится мерзко.

— Что значит: «он уделял всевозможные знаки внимания»? — я с отвращением переспрашиваю, не желая верить, что Бонни с позволения своих родителей, которые, честно говоря, никогда мне не нравились, стала жертвой педофила.

— Родители с детства твердили мне, что в будущем я обязана стать его женой. Я не могла им перечить, Нила, ведь в их руках моё будущее… — она дрожащим голосом отвечает, пристально взглянув мне в глаза, а мне страшно услышать то, что последует за этими словами. — Я знала, что до моего совершеннолетия он не посмеет ко мне даже пальцем прикоснуться. Поэтому я молча терпела его ухаживания, надеясь что в будущем родители одумаются. А потом я встретила Брайана, и мы начали встречаться… Ваша семья также богата, как и Стивен, потому я подумала, что может родители позволят мне быть с Брайаном… Но я так боялась об этом им сказать. А сегодня вся правда, как огромный кусок дерьма, всплыла, — она несвязно шепчет себе под нос, из-за чего я с трудом понимаю, о чём она говорит. — Брайан был у меня, и нас застали родители, которые вернулись раньше положенного. Чтобы я им не говорила, они продолжали на меня кричать и обвинять в том, что у меня есть парень, и я, тем самым, изменяю Стивену. А Брайан… Он подумал, что я была и с ним, и со Стивеном. К тому же родители всячески искажали правду и, мне кажется, нарочно выставляли всё так, чтобы у Брайана даже сомнений не было на счёт отсутствия моей верности ему. И он им поверил… — она умолкает, и слёзы вновь застилают её и так заплаканные от долгой истерики глаза.

Я никогда не придерживалась высокого мнения о родителях Бонни, поскольку их деспотичное и бездушное отношение к самой Бонни всегда возмущало и изумляло меня до глубины души. Впрочем как и всех тех, кто общался достаточно долго и близко с девушкой, дабы заметить как с ней обращаются дома. Как-никак, это было попросту невозможно не заметить. Но если раньше я думала, что это проявлялось лишь в их нескончаемых придирках и недовольствах, то сейчас я с ужасом осознаю, что это ничто по сравнению с тем, что они насильно пытаются выдать её замуж за человека, который старше её далеко не на один десяток лет, что немыслимо. Я даже подумать не могла, что её родители способны на подобное зверство, ведь иначе это не назвать. Они воспринимают Бонни не как свою родную дочь, а как какой-то товар или актив, который необходимо продать с самой большой выгодой для самих себя. Бедная Бонни…

— И что теперь? — я спрашиваю после недолгой паузы, на что Ривера пожимает плечами, опустив глаза.

— Я не знаю… — она, едва сдерживая слёзы, говорит. — Я не знаю, что делать с родителями. Особенно с Брайаном. У меня чувство, будто он никогда мне не поверит и не простит…

— Простит. Не сразу, конечно, но простит, — я её прерываю, ибо мне хорошо известно, что мой братец слишком сильно её любит, дабы в один вечер оборвать между ними всё, что было. Да и к тому же не в его характере быстро прощать нанесённые ему обиды. Но в конце концов он сможет найти в себе силы, чтобы взять себя в руки и обо всём поговорить с Риверой. Как-никак, Бонни не предавала его. Со временем он поймёт, что девушка стала лишь жертвой обстоятельств. А если быть более точной, то жертвой своих родителей, которые не имеют права называть себя таковыми. Не после того, как они поступили со своей дочерью. — Ты вернёшься сегодня домой? — я у неё аккуратно спрашиваю, при этом надеясь получить отрицательный ответ на свой вопрос.