Сабрина Джеффрис - Не соблазняй повесу

Да ничего подобного! Он, как и любой мужчина, ищет наслаждения только для себя. Амелия украдкой глянула в его сторону и увидела, что он смотрит на нее этим своим оценивающим взглядом, чтоб ему провалиться! Быть может, он попросту принял ее за распутницу и считает это поводом оправдать свое поведение.

Амелия подавила свое возмущение. Она сама навлекла на себя случившееся, всему виной ее неуемная тяга к запретному. Но нельзя же быть дурой, в конце концов: еще несколько таких историй, и она себя погубит. Нет, она не вправе рисковать честью семьи.

Повернувшись к Лукасу спиной, Амелия тщательно привела в порядок свою одежду, всячески прогоняя от себя воспоминания о том, какая дрожь охватывала ее, когда он целовал ей шею, когда он смотрел на ее обнаженные груди и ласкал их в любовном экстазе.

Амелия подавила вздох. Воистину, она согрешила. Она не в состоянии сочетать свой безрассудный порыв к чувственному наслаждению с обязанностью прояснить для себя тайное прошлое Долли. А это опасно. Не столько для нее, сколько для Долли. По каким-то причинам Уинтер не воспользовался их чувственным сближением для того, чтобы расспросить о мачехе, но это вовсе не значит, что он не намерен сделать это в дальнейшем.

Итак с этого времени она станет принимать его «ухаживания» только в обществе. И никогда не даст ему понять, какое сильное действие оказало на нее их «приключение», иначе он не отстанет от нее, пока опять не получит возможность воспользоваться ее слабостью.

А это, несомненно, приведет к беде.

«Проклятие! Что я наделал?!»

Когда рассудок вернулся к нему, Лукас застонал от досады. Он и вправду утратил на этот раз всякое соображение. Он все погубил.

И самое верное тому доказательство – то, как она ушла от него. Ни нежных прощальных поцелуев, ни долгих объятий... И вот он стоит здесь, все еще обоняя запах жимолости, витающий вокруг него ее запах, все еще чувствуя на губах вкус ее губ... а ее нет.

Нельзя сказать, чтобы он осуждал ее. Он связал ей руки. Доставил наслаждение. Сделал так, чтобы и она доставила ему наслаждение. Господи, даон сотворил почти невозможное. Немыслимое.

Но будь проклято то, что, когда она упрашивала его спуститься в трюм, стала свидетельницей его слабости. Ему до смерти захотелось, чтобы это вылетело у нее из головы. А уж когда он уразумел, что она устроила утром мучительный для него спектакль с его мамелюкской саблей намеренно, его охватило неудержимое желание овладеть ею, завоевать ее. Показать ей, что она не может безнаказанно дразнить и язвить его, как, несомненно, дразнит этих шутов гороховых, жеманных английских лордов.

Он завоевал ее по праву. А теперь страдает из-за этого. Отбросив в сторону испачканный носовой платок, Лукас застегнул подштанники и брюки с привычной быстротой военного человека. Он украдкой бросил взгляд на Амелию. Но она даже не посмотрела на него, спокойно приводя в порядок свою одежду. Ах, черт побери!

Амелия – юная и неопытная девушка, не говоря уж о том, что она богатая наследница и дочь титулованного отца. Это не какая-нибудь веселая вдовушка, с которой он мог бы поиграть в пирата и его пленницу, связывая ее и раздевая, к их взаимному удовольствию. И не портовая шлюха, с которой он устроился бы в укромном месте у стены и забавлялся бы как хотел, сунув ей в руку несколько монет.

Амелия накажет его за происшедшее. Хоть она и соглашалась на все, что он с ней делал, хоть и принимала в этом участие и даже заставила его на время забыть о...

Лукас скрипнул зубами. Вместо того чтобы расспрашивать ее, он предавался наслаждению. Возможно, он разозлил Амелию, лишив себя шансов на будущее.

Самое скверное, что он готов был повторить все немедленно, если бы она ему позволила.

Наконец Амелия посмотрела ему в лицо. Одежда ее была в полном порядке. Кружевная косынка прикрывала красивую грудь. И если бы пальцы ее не дрожали слегка, когда она натягивала снятые им с нее перчатки, можно было бы подумать, что между ними ничего и не было.

– Это и вправду было интересное приключение, – произнесла Амелия совершенно ровным голосом.

Интересное приключение? Это все, что она могла сказать? Он испытующе посмотрел на нее:

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Отлично. Почему бы и нет... после ваших горячих усилий?

Он изо всех сил старался смириться с ее реакцией. Англичанки сдержанны, да, но эта...

– Я должен перед вами извиниться.

– За что? Вы обещали мне приключение и выполнили обещание. Теперь все кончено.

Кончено? Кончено, пропади она пропадом?

Амелия поправила несколько выбившихся из прически прядей волос. Она сейчас выглядела англичанкой более, чем когда-либо в эти дни.

И никогда она не выглядела столь желанной. Он очень хотел снова прижать ее к стене и заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не утратит эту свою ледяную улыбку и равнодушное выражение лица, пока не придут в полный беспорядок и ее платье, и ее волосы, пока он не почувствует, как она трепещет и задыхается от страсти...

«Осторожнее, парень. Ты чудом получил помилование и постарайся извлечь из него выгоду, пока еще можно».

– Пора возвращаться на берег, – сказал он, приняв решение соответствовать ее сдержанности.

– Да. – Она наклонилась и подняла с пола свою шляпку с непринужденностью, от которой он снова скрипнул зубами. – И миссис Харрис никогда не должна узнать, чем мы тут занимались.

– Почему же?

Глаза Амелии остановились на нем с выражением неподдельного страха.

– Не считаете же вы возможным, чтобы она об этом узнала!

– Не обо всем. Но даже вы, англичане, целуетесь во время ухаживания.

На лице у нее вспыхнул гнев? Если это и так, то он промелькнул слишком быстро. Кроме того, с чего бы ей гневатся на это, если она не гневалась на другое?

– Ухаживание не носит формальный характер. – Амелия аккуратно завязала ленты шляпки. – И пока наши отношения не определились окончательно, я предпочитаю, чтобы вы ничего не говорили миссис Харрис.

Лукас прищурился. Чем дольше протянется его расследование, тем вероятнее, что Дороти догадается, кто он есть на самом деле. Она и Фрайер могут оказаться за две страны отсюда, пока леди Данила соблаговолит позволить ему появляться в их семейном кругу.

– Так давайте определим их прямо сейчас. – Он старался казаться таким же невозмутимым, как и она. – Я ведь ненадолго в Англии. Я даже не знаком с вашими родителями, – произнес он в приступе истинного вдохновения, осенившего его как нельзя более кстати. – Мы не можем держаться в стороне друг от друга. Сказать по правде, если мы продолжим такие наши встречи, как сегодня, то будем просто вынуждены пожениться.

– Если уж говорить по правде, – возразила Амелия с некоторой иронией, – то я не вижу необходимости спешить. Короткое ухаживание обычно продолжается полгода, а долгое – год или два.

Ее сдержанный тон охладил Лукаса. Очевидно, леди полагает, что он будет увиваться около нее неделями, пока она не приучит его плясать под ее дудку.

– Если вы думаете, что я могу продлить свое пребывание в Англии до тех пор, пока...

– Конечно, нет, – перебила его она, выставив вперед подбородок с видом величайшего превосходства. – Но явно не повредило бы делу, если бы мы потратили несколько дней на то, чтобы лучше узнать друг друга, прежде чем объявить другим о ваших намерениях.

Надеясь привести Амелию в смущение, Лукас окинул медленным и страстным взглядом ее тело, которое ласкал несколько минут назад.

– Я думал, что мы уже достаточно хорошо узнали друг друга, дорогая.

Вместо того чтобы покраснеть, как он надеялся, Амелия устремила на него взгляд, полный такой ярости, что это вынудило его замолчать. Она вовсе не такая бесстрастная, какой прикидывается. Как ни странно, Лукаса это обрадовало.

– Я говорю о знакомстве несколько иного рода, майор Уинтер.

– Стало быть, мы возвращаемся к «майору Уинтеру» и «леди Амелии»? – уколол он ее с усмешкой. – Именно такой род формального знакомства вы имеете в виду?

– Да, благовоспитанный род, когда люди общаются друг с другом, вместо того...

– Вместо того чтобы сходить с ума от желания? – Он понизил голос до хрипловатого бормотания. – Возбуждать друг друга ради взаимной радости.

Теперь она смотрела на него прямо и открыто.

– Тот род знакомства, при котором люди узнают друг о друге больше, чем позволяют им узнать только их тела. Когда они рассказывают друг другу о своих тревогах и страхах, например, почему они цепенеют от ужаса при виде открытого люка, ведущего в трюм.

Эти слова подействовали на него, как удар секиры по животу. Чтоб ей пропасть, и ей, и ее любопытству!

– Когда мы сможем установить между собой такой род отношений, – мягко продолжила она, – когда вы станете честным и правдивым со мной, тогда, и только тогда, познакомитесь с моими родителями.

Повернувшись, она решительным шагом вышла из каюты под шканцами.

Все время, пока они ехали домой в карете, Амелия раскаивалась в своих поспешно сказанных словах. И не из-за потрясающего душу выражения ужаса, появившегося на его лице после того, как она их произнесла. И не из-за того, что он обменялся с ней едва ли парой фраз, пока они спускались с шебеки, а потом плыли на ялике к пристани.

То было удручающее чувство, что она зашла слишком далеко. Какие бы демоны ни вынуждали Лукаса с такой силой реагировать на открытый люк в трюм, они имели над ним власть, и мужчине столь гордому, разумеется, было непереносимо, если его чувства заметили, а тем более судили о них.