Марк


О, боги! Какая она мягкая, податливая и послушная. Марку кажется, он взял бы ее здесь прямо у этих треклятых перил на веранде, особенно после того, как по его языку скользнул металл. Словно молния пронзает и ширинка грозит порваться. Но в голове бьется короткий, самим себе отданный приказ: «нельзя». Девица не стоит риска, усилий, этот поцелуй не приведет ни к чему хорошему.

Марка она бесит, ей самой просто интересно — это совсем не те эмоции, ради которых все стоит ломать. Он отстраняется с трудом, чувствуя, как острые коготки девицы разочаровано царапают его шею.

Взгляд ошеломленный, а губы все еще припухшие от поцелуев. От его поцелуев. Надо что-то сказать, но Марк сам потрясен, поэтому молчит. Член встал в штанах и теперь доставляет физически дискомфорт. Ника тоже молчит. Вся ее самоуверенность куда-то делась, девушка выглядит растерянной и мелкой. Как вчерашняя школьница. Накатывает запоздалый стыд. Он зря поддался на провокацию. Он старше, взрослее опытнее, в конце концов. И последствия для него будут серьезнее. Нужно было сразу ее послать. Далеко, чтобы не пришло в голову лезть еще раз! Только правда в том, что он просто не устоял. Теперь на губах вкус ее кожи и болезненный пожар в штанах. Марк не может ни о чем думать, кроме как о ее мягких губах, о податливом теле в своих объятиях и о ее вкусе — кофе и ванильная жвачка. Девочка-чума, опасная. Та, к которой нельзя приближаться даже под страхом смерти, но к которой тянет так сильно, что не выходит противиться. А все потому что он давно не трахавшийся слабак.

Но и она хороша! Зачем ей все это? Она что не видит его? Он же похож на мать его, Франкенштейна. Он совсем не то, что может зацепить богатую балованную девчонку. Или он просто какая-то непонятная зверюшка в ее глазах? Спят же богатые бабы с неграми, бомжами или еще чем-то таким же экзотическим, потому что нормальные парни приелись? Может и Ника из таких?

Предположение отрезвило. Слова так и не нашлись, поэтому Марк разворачивается и выходит так, не проронив ни слова. Оставив растерянную девчонку на веранде с чашкой давно стывшего кофе.

Марк отправляется к себе. Ночка сегодня будет бессонная, а все потому, что он теперь знает какова Ника на вкус, он уже почувствовал, как ее мягкая грудь вдавливается в его тело, он уже в курсе насколько упругие у нее ягодицы, если их сжать ладонями, и какой шелковый язычок. А при воспоминании о гладком, теплом кусочке металла у нее во рту хочется стонать. Ее невозможно забыть, не получится выкинуть из головы, и этой ночью он совершенно точно знает, кто придет к нему во снах.

Некоторые вещи лучше не пробовать вообще. Например, наркоту. Она вредна для организма и вызывает привыкание. Некоторая особенно ядреная дрянь, с первого применения. Его наркотиком, похоже, стала Ника, девчонка была такой безумно сладкой, что будет тянуть пробовать раз за разом. Но, как и увлечение любым наркотиком — увлечение Никой ведет к саморазрушению и, в конечном счете, к гибели. Поэтому нужно сделать все, чтобы выкинуть ее из головы. Жаль только нельзя вышибить клин клином. Он привязан к этому дома. Да и большинство девушек его сейчас, пожалуй, испугаются. Напиться тоже нельзя. Оставалось только одно средство — спорт.

В доме на цокольном этаже есть спортивный зал. Даже груша, вроде бы висит. Чем не повод заняться восстановлением физической формы? На ночь глядя в зал, правда, ходят только идиоты. Но Марку кажется, это определение подходит ему как нельзя лучше. Кто он еще? Идиот.


Ника

Это самый нереальный и крышесносный поцелуй в моей жизни. Я больше скажу, до этого мгновения я вообще не целовалась. Он пробрал до костей, до кончиков пальцев, а внутри до сих пор так горячо и жарко. Так, что щеки начинают гореть. Я бы дала Марку прямо тут, если бы он не отстранился и не ушел. Я не хотела, чтобы этот поцелуй прекращался. Я никогда жизни не чувствовала себя настолько зависимой от действий другого человека. С ним я готова потерять все — невинность, гордость, голову. И такое положение дел слегка пугает. Собственные мысли будто чужие.

Я хочу этого чертова охранника, как кошка. Когда Лизка рассказывала о таком состоянии, я только смеялась. Не верила, что такое может произойти со мной. Я готова пойти на все, лишь бы еще раз почувствовать мятный вкус его губ, прижаться к его крепкому телу. Черт! Я едва не кончила, просто целуясь с ним! Я никогда не носилась со своей девственностью. Просто считаю, что неразумно спать с первым встречным просто потому, что подруги уже все успели потрахаться. Моим миром управляет желание, а не мода. И так вышло что, никто из тех, кто хотел меня трахнуть не смог завести меня настолько, чтобы я согласилась. А вот Марка я готова раздеть сама. Жаль, что он не разделяет моих восторгов.

Почему он ушел? Ему не понравилось? Не верю, я чувствовала его горячее возбуждение. Боится папочку? Марк не похож на тех, кто боится. Я уверена, если бы он хотел, то не остановился бы из-за идиотских запретов. Тогда почему же?

Оказывается, чувствовать себя недостаточно сексуальной — это в высшей степени неприятно. Я зла не удовлетворена и расстроена. Поэтому не придумываю ничего лучше, кроме как переодеться в спортивное и отправится в тренажерный зал, который находится в цоколе. Я вообще крайне редко там бываю, потому что в спорте мне компания, пожалуй, важнее, чем результат. Мой выбор — это пафосный фитнес-клуб с тренером и подружками. Томно ехать на велотренажере и приседать под четким руководством нагаченного красавчика.

Сюда же я хожу исключительно побегать на дорожке в дурном настроении. Как, например, сейчас. Просто жизненно необходимо сбросить напряжение в тишине и одиночестве. Только вот я опоздала. Когда переодеваюсь и спускаюсь вниз, меня привлекает свет. Конечно, тут могут заниматься наши охранники, которые всегда находятся на территории особняка, но они живут в гостевом доме, а не в основном, и залом пользуются не после ужина.

Так что вывод напрашивается сам собой. Я хочу повернуть назад, но не могу устоять. Все же заглядываю в зал, чтобы увидеть, как Марк остервенело колотит грушу.

Здесь в одиночестве он не стесняется своего исполосованного шрамами тела. Парень в одних спортивных штанах, тугие мускулы перекатываются при каждом ударе, напрягается пресс, а все движения четкие и выверенные. Два шага и серия ударов по груше, которая с трудом выдерживает агрессивный натиск. Еще несколько шагов и опять серия ударов.

Я смотрю, не в силах отступить или отвести взгляд. Смертоносный танец завораживает, капельки пота стекают по спине и груди, когда Марк лупит по груше, а я стою, закусив кубу и понимаю, что хочу подойти к нему сзади и заставить его продолжить то, что мы с ним начали полчаса назад. И меня дико злит, что вряд ли он оценит такой порыв. Я наблюдаю за ним еще какое-то время, а потом представляю насколько буду неловко себя чувствовать, если он меня заметит, и поэтому позорно сбегаю, чтобы спрятаться у себя в комнате.


Ника


Надо ли говорить, что ночью я сплю отвратительно. А когда засыпают, то снится мне такое, от чего между ногами влажно и горячо, а щеки буквально пылают. С утра я плаваю, прошу принести мне кофе прямо к бассейну и всеми силами избегаю встречи с Марком. То, что вчера было естественным и единственно верным, сегодня дико смущает. Я не могу его видеть, так как не понимаю, что от него жду. Как он будет смотреть на меня. А что если на его красивых губах появится презрительная усмешка победителя? Что с ней делать? Закатить пощечину? А основания?

Как теперь с ним себя вести? Будто ничего не произошло? Но ведь произошло, и я помню вкус его губ, тесные объятия, тугие мышцы и ощущение подавляющей силы. От воспоминаний я снова плыву. Грудь становится тяжелой и хочется застонать от нереализованного желания. Ну почему все так сложно? Неужели я не могу испытывать таких же чувств к кому-то из менее проблемных парней? Не к своему охраннику? Зачем мне эти проблемы?

Чтобы не думать сейчас об этом, я провожу ленивый день дома, когда присутствие Марка рядом просто не требуется. Обедаю с папой, снова завожу разговор о том, что мне и без охранника хорошо. Рассказываю про произвол ментов, получаю обещание, что папа со всем разберется, и узнаю, что никаких новостей по поводу убийцы Лизы пока нет.

— Еще мало времени прошло. — Папа вздыхает и трет переносицу. Я понимаю, что его тоже волнует это убийство, и у меня возникает мысль о том, что он, возможно, знает больше, чем говорит. Но я даже не спрашиваю. Он не скажет ничего, что, по его мнению, способно меня взволновать.

— Мне кажется, его и не будут искать. — Я качаю головой. — Всем лень работать.

— Не буду искать убийцу дочки Ленькова? Ник, ты серьезно? Будут, как милые, а если не захотят, то получат такое давление со всех сторон, что очень быстро передумают. Нужно просто немного потерпеть.

— И охранника? — вздыхаю я.

— И охранника, — отзывается папа. — В чем проблема, Ник? Он как-то плохо себя ведет? Лишку себе позволяет? Пристает? Ты скажи мне, и я решу проблему.

Я думаю. Соблазн сказать какую-нибудь гадость велик, но потом я вспоминаю капельки пота на спине, мягкие, требовательные губы пахнущие мятой и качаю головой.

— Нет. Он ведет себя хорошо, образцово хорошо. Просто я не привыкла. Я хочу свободу. Встречаться с друзьями, общаться, пить кофе.

— Ну и пей. Кто же мешает?

— Я всегда с ним.

— Ну представь, что это столб. Робот. Да не знаю… что его нет. Масса вариантов.

— Но он человек и он постоянно рядом. — Я откладываю вилку в сторону и встаю, понимая, что мы просто не понимаем друг друга. А объяснять те чувства, которые я испытываю, когда Марк возле меня, папе не стоит.

Пока я решаю, что делать не только с Марком, но и вообще звонит Дина.

— Мы собираемся в клуб, — говорит в трубку она. — Даже Дашка едет.