В мельчайших подробностях, поминутно, посекундно. Каждый вздох, каждое слово, каждое движение — все, что чувствовал и переживал тогда.

Вот уже седьмой месяц он жил с этими воспоминаниями. Он справлялся с ними как мог: загружал себя работой, делами сверх меры, менял женщин одну за другой, стараясь встречаться с ними не у себя в квартире. Где угодно, только не там!

Иногда, неожиданно, перед его мысленным взором вставали сцены той ночи, сопровождаемые звуками, запахами, и кровь ударяла в голову. В пах. Его бросало в жар и становилось неудобно сидеть.

Илья взял со столика пузатый бокал, отпил глоток коньяку и, задумавшись, посмотрел на янтарную жидкость.

Почему он тогда не остановил ее? Почему не побежал за ней? Почему дал ей уйти вот так, в отчаянии?

Потому что знал, что, если остановит, никуда больше от себя не отпустит! Не сможет! И тогда ее жизнь превратится в кошмар неприятия и отречения родных и друзей. А когда она поймет, что он прав и на самом деле ее любовь — это каприз, память о детской наивной влюбленности, подогреваемая тем, что нельзя получить эту большую игрушку, поймет и захочет уйти, вот тогда его жизнь превратится в кошмар и перестанет иметь смысл!

Поэтому он изо всех сил держался, чтобы не броситься за ней.

Он уперся лбом во входную дверь, до хруста, до боли сжал пальцы на дверной ручке.

Нет! Нельзя!

— Чертова жизнь!! — крикнул Илья.

И со всего размаху кинул бокал в ее картину, в ее «Поиск»!

Замах был сильным, резким, расстояние до стены — метра три. Но странным образом бокал не попал в «Поиск», он, ударившись выше, в стену, разлетелся с громким звоном на мелкие осколки, обдавая брызгами коньяка телевизор.

Ни одна капля, ни один осколок не попали на полотно.

Илья обалдел от такого феномена, посмотрел на «Поиск» и восхитился:

— Вот ведь рыжая чертовка! Даже твои картины живут по другим законам!


ЮЛЯ


Кирилл привел Юлю в реставрационные цеха, где работал, показал, что можно было за столь короткое время, рассказал о своей работе. Юльке было ужасно интересно, она слушала, вникала и задавала массу вопросов. К сожалению, экскурсия оказалась недолгой, Кириллу надо было работать, он проводил ее к выходу, вежливо попрощался и ушел.

А вечером, после работы, пришел к Людмиле домой без звонка и предупреждения, впрочем, большая часть гостей приходила в их дом именно так. Юлька открыла ему дверь, провела на кухню, где вместе с хозяевами за столом уже сидело трое гостей, и очень удивилась, когда он сказал:

— Собирайся и пошли.

— Куда?

— Буду тебе Питер показывать.

По его поведению сегодня утром на работе ничего такого — гуляний, свиданий, продолжения знакомства — не предполагалось. Он сухо, вежливо, без заигрывания или мужской заинтересованности рассказывал и показывал свое производство и так же отстраненно попрощался. Без всяких «увидимся» или «до встречи», без намека на продолжение или приглашения на свидание.

— Ну, пока, — сказал он и вернулся на работу. Но конечно же от предложения посмотреть Питер Юлька не могла отказаться. На несколько недель это стало традицией: он приходил вечером и распоряжался:

— Готова? Пошли!

Они бродили по городу часами. Белые, нереальные ночи! Какая красота, какое состояние души и разума! Питер прекрасен во все времена и погоды, но только белыми ночами он приоткрывает свои тайны, шепчет тебе на ухо свои секреты. И только белыми ночами он становится прозрачно прекрасен, словно парит над землей и глупой действительностью. Эти запахи, шорохи, особая тишина, редкие нереальные прохожие, мокрые улицы, плеск воды о гранитную набережную — все загадочно, все вызывает странное смятение, желание познать, стать частью, разгадать тайну города, его ускользающей, непостижимой загадки.

Кирилл знал о городе все, он знал историю каждого здания: кто и когда его построил, кто в нем жил. Он рассказывал Юльке трагедии и драмы каждого дома, поворота, переулка, каждого метра своего любимого Питера.

Все, что он рассказывал, было потрясающе интересно, завораживало, очаровывало, Юле казалось, что она попала в другой мир, в другую реальность. Она шла за Кириллом, куда бы он ее ни вел, безропотно подчинялась, слушала его рассказы, впитывала в себя музыку этих улиц, запоминала все детали. По выходным Кирилл стал возить ее за город, по красивейшим местам, которые особенно любил, и к друзьям на дачи.

Вскоре эти прогулки стали невозможны, увы! У Юльки появилась работа.

Денис, муж Людмилы, получил большой заказ и предложил ей работать вместе с ним помощницей. Она с радостью согласилась. Пусть это не ее индивидуальный проект и ее ждут совсем небольшие деньги, но она очень соскучилась по любимому делу, а рассчитывать на свой личный проект пока не приходилось.

Художники и дизайнеры, конечно, хорошие ребята, но ни один дизайнер не отдаст проекта, даже если он не в силах потянуть несколько работ сразу, он предпочтет уговорить клиента подождать, а если не получится — и вовсе потерять проект, но не отдать его другому коллеге по цеху!..

Как в известной пьесе: «Так не доставайся же ты никому!»

Своих талантливых дизайнеров в Питере было предостаточно и без Юльки, да она и не рассчитывала получить заказ, она была начинающим дизайнером, имеющим в копилке только два проекта, да и те в Москве. Поэтому она согласилась на предложение Дениса не раздумывая, и увлеклась, загорелась. Сидела ночами над эскизами, моталась по строительным рынкам и магазинам, ругалась со строителями, иногда сама хваталась за инструменты и показывала, как надо делать.

С Кириллом теперь они встречались только по воскресеньям, и он продолжал экскурсии по Питеру.

Надо признать, он был интересным мужчиной, немного циничным, самоуверенным до холодности, немного пресыщенным жизнью, позволял себе налет скуки и разочарованности. С женщинами держался надменно, снисходительно, не хамски, без пережима и мужского шовинизма, но эдакая отстраненность и превосходство, подчеркивающее его многоопытность, присутствовали в манерах.

Юлька с удивлением наблюдала, что женщины притягиваются к нему, как к запретному плоду, покупаясь именно на эту манеру держаться, но сама не подпадала под его, без сомнения, сильную, мужскую харизму, удивляясь про себя: «А, собственно, почему?»

Он не ухаживал за ней в традиционном понимании ухаживания — не дарил цветы, не назначал свиданий, не приглашал в рестораны или в кафе, не пытался поцеловать или заигрывать с ней. Он звонил или заходил и отдавал приказание:

— Пошли!

И она шла, ей было интересно, что он расскажет, покажет, каким сегодня преподнесет ей свой город. А в рестораны и кафе они заходили, когда уставали от длительной прогулки и были голодны.

— Пойдем поедим, — говорил обычно Кирилл, приглашая ее в какое-нибудь ближайшее заведение.

Но оказывалось, что он хорошо знал те места, куда они заходили «поесть», советовал, что взять, какое блюдо здесь наиболее удачное. По пункту «поесть» у них произошло первое столкновение. Юлька решительно заявила, что за себя платить будет сама, Кирилл, снисходительный к женским капризам, по-барски небрежно отмахнулся:

— Не глупи, платить буду я.

— Нет, — ответила она твердо.

— Ну, ты выступила, дала понять, что ты такая независимая и самостоятельная, что тебя на кабак не купишь, и достаточно, — усмехнулся Кирилл. — Я понял, проникся, но платить буду я. И попрошу без дебатов!

— Нет! — еще раз сказала Юлька и обратилась к подошедшему официанту: — Посчитайте, пожалуйста, отдельно.

Кирилл разозлился, подобрался, собрался что-то сказать далеко не в нежных тонах, но Юлька его опередила:

— Все! Как ты сказал, никаких дебатов!

Он внимательно на нее посмотрел и промолчал. Видимо, понял, что Юлька ему не уступит.

В одно из воскресений, после целого дня хождений по городу, вечером, они сидели в уютном кафе на улице. Кирилл доел свое блюдо, откинулся на спинку стула, посмотрел на Юлю, задумался и неожиданно сказал:

— По-моему, самое время пригласить тебя ко мне домой.

Юлька напряглась, поняла, о чем он говорит, и сразу мысленно себя одернула: «А почему нет? Новая жизнь, как сказал папа, новые знакомства!»

— Обычно я привожу женщин к себе домой после первого или второго свидания, — сообщил ей Кирилл.

— А у нас были свидания? — попыталась кокетничать Юлька. — Хорошо, что ты об этом сказал, а то я не поняла. Ну и почему меня ты не затащил в первый же вечер в койку?

— Не надо этих игр, Юлечка, ты не умеешь кокетничать и заигрывать, да тебе это и не идет. А что касается твоего вопроса, все просто — ты бы не пошла. И вряд ли бы после первой моей провальной попытки пошла бы вообще, — обезоружил ее Кирилл.

— И почему ты сделал такой вывод? — спросила она.

— Потому что я разбираюсь в женщинах, и смею надеяться, что неплохо. У тебя были глаза побитой собаки. Страдающие глаза. Ты вся была в своей личной трагедии, уверен, что это несчастная любовь. Если бы это была трагедия в семье — с родителями или близкими родственниками — ты бы давно мне рассказала, ну а коли молчишь, значит, неудавшийся роман.

Юлька не ответила и быстро ушла от темы:

— А сейчас у меня глаза достаточно веселые, чтобы пригласить меня в постель?

— Сейчас у тебя глаза все той же побитой собаки, которую уже приласкали и накормили, оживающей псины, осталось завершить процесс исцеления, — пояснил он и спросил тоном, больше похожим на распоряжение: — Идем?

— Идем, — решилась Юлька, как бросилась с обрыва, и грустно подумала: «В собачий питомник, долечиваться!»

«Питомник» оказался шикарной квартирой в старом доме на набережной, занимавшей половину верхнего этажа.