Юлька слезла с высокого стула, предложила:

— Давай я чай налью.

— Налей, — согласился Илья, — и пойдем в комнату.

Юлька разлила чай по чашкам, положила лимон и сахар в чашку Ильи, и они пошли в комнату.

— Пей!

— Ты боишься, что я напьюсь? — понял он все ее действия. — Мне твой чай не поможет, я уже пьяный.

— А говоришь очень трезво, — не согласилась с ним Юлька.

— Это обманчивое впечатление. Если бы я был трезвый, я не стал бы с тобой откровенничать, — улыбнулся Илья и отпил чай.

— Ну, не так уж ты и откровенничаешь, — с сомнением посмотрела на него Юлька, — рассказываешь, как тебе досталось за эти годы. Откровения — это когда человек рассказывает о внутренней боли, о тайном и сокровенном.

Илья несколькими большими глотками допил чай, поставил чашку на стол и предложил:

— Тогда давай начнем с тебя. — Он показал рукой на «Поиск». — Расскажи, что так сильно мучает тебя, если ты это нарисовала?

— Ты снова переводишь разговор на меня! — воскликнула Юлька.

— Юлечка, — невесело усмехнулся Илья, — зачем тебе откровения не очень молодого выпившего мужика?

— Наверное, затем, что это не чужой мне мужик, — упрямо заявила Юлька, — и ему плохо, и ему, как и каждому человеку, надо выговорить свою боль, чего он не позволял себе делать никогда, насколько я понимаю!

— Спасибо, Рыжик, за участие, — растроганно улыбнулся Илья. — Но скажи мне, ты молодая, красивая, здоровая девушка, у тебя замечательные родители. Ты талантлива, у тебя есть любимое дело, прекрасные перспективы впереди. Что в тебе такое, если ты излила это в своей картине? Какая боль мучает тебя?

Юлька молчала. А что говорить? Признаться в безнадежной любви к нему?

Так он знает, да и что изменится от ее признаний? Ничего — он ее не полюбит так, как ей мечтается, не станет относиться к ней как к женщине.

Но Илья был товарищем упорным.

— Я полагаю, это несчастная любовь? — настаивал он.

— А тебя? Что мучает тебя? — Юлька вернула ему все его слова. — Ты здоровый, красивый, сильный, молодой, богатый, успешный, у тебя все родные живы-здоровы, замечательный сын Тимошка, интересная работа и перспектива. Почему же тебе так плохо? Тебя мучает несчастная любовь?

— Мучает, — почему-то признался он и усмехнулся.

— Но почему? — удивилась Юлька. — Ты свободный мужчина, женись на ней — и все дела! Или она тебя не любит?

— Наверное, любит, но не той любовью, о которой мы говорим, — тяжело и коротко вздохнул Илья.

Ох, как больно ей было это услышать! Какого черта она так настойчиво вызывала его на откровения?! Зачем, ну зачем ей знать, что он кого-то любит, зачем добавлять себе ранений и шоковых терапий?!

Илья взял бутылку, которую принес из кухни вместе с чаем, разлил в рюмки коньяк.

— Давай, Рыжик, лучше выпьем.

— Нет, — отказалась Юлька, с трудом сдерживая злые слезы. — Мне уже достаточно, я опьянела.

— Ну, раз опьянела, признавайся, кто тебя так обидел? — сел Илья на своего конька. — Что у тебя за такая несчастная любовь?

Юлька рассмеялась, стараясь обернуть опасный разговор в шутку, чтобы не выпалить лишнего или не впасть в откровение. А соблазн был! Еще какой соблазн! Вот сейчас взять и рассказать ему все: как она измучилась, любя его, как избегает встреч и разговоров с ним, как хранит в памяти и в душе драгоценные воспоминания о нем, о Праге, о детстве! Все рассказать! И пусть будет, что будет!

Она посмеялась, сказала шутливо:

— Ты же знаешь, что я люблю тебя всю жизнь!

Он молча посмотрел на нее. Странно посмотрел. Минуты падали куда-то, а он смотрел Юльке в глаза. Не отводя взгляда, протянул руку, провел пальцами по ее щеке и очень тихо сказал:

— Если бы ты знала, маленькая, как я тебя люблю! Юлька перестала дышать! Она смотрела ему в глаза, не веря и не дыша!

Это было совсем не братское признание в любви! Это было не признание маленькой любимой девочке — дочери друзей!

Он наклонился к ней и легко, нежно поцеловал в губы. Через мгновение положил руку ей на затылок, притянул к себе и поцеловал сильно, страстно.

У Юльки закружилась голова! Она улетала куда-то.

Этот поцелуй стоило ждать столько лет! Стоило ждать хоть всю жизнь такого поцелуя с ним!


ИЛЬЯ


Наверное, все на земле, в том числе и душа человека, работает по законам физики. Загоняемые годами вглубь желания, мечты, привычка жить, ничего себе не разрешая, запрещенные счастье, любовь однажды вырвутся наружу, даже если с каждой новой встречей, взглядом, разговором ты будешь только усиливать контроль и запреты, рано или поздно сила внутреннего давления сыграет с тобой нехорошую шутку.

С огромной силой сдерживающая пружина дрогнет и разожмется, сметая все на своем пути!

Так в тот вечер, сметая все резоны, все мыслимые и немыслимые запреты, не подчиняясь больше никаким приказам, в Илье рванулось на свободу его неистовая любовь к этой девочке, темная и вместе с тем светлая страсть!

Он целовал ее со всей страстностью и любовью, накопившейся за эти годы, он с ума сходил от чувств и ощущений, вспыхнувших в нем как пожар, заполняя разум, волю, тело!

Все! Назад дороги нет!

Остановиться, загнать внутрь вырвавшееся необузданное, слепящее желание он уже не смог бы. Даже высшие силы не смогли бы сейчас его остановить!

Здесь, в эту минуту, в этой единственно реальной действительности, он, наконец, приобретал ее!

Юльку, своего огненного Рыжика, свою единственную Женщину!

Каким-то непонятным образом он мог еще что-то думать, знать, понимать обостренным восприятием, настроенным на нее. И это знание подсказывало: нет, не здесь, не на диване, тем более не на полу, — только в кровати! В его кровати!

Он не помнил, как он принес ее в свою спальню, как раздел ее и разделся сам, ясность ощущений и сознания вернулась к нему, когда он медленно уложил ее голую на кровать и целовал всю, через губы впитывая ее тело.

Юлька ничего не говорила, но всей своей рыжей яростной натурой рвалась к нему навстречу!

Он чувствовал, он все чувствовал, до нюансов, до миллиметров, до микронов времени, ставшего материальным.

Первый раз он брал ее медленно, неторопливо, не отводя взгляда от ее бирюзовых глаз, не обращая внимания на то, что все в нем рвалось вперед и требовало: быстрее, быстрее! Эта мучительная медлительность и нежность была единственно правильной и пристрелила его в конце, на вершине, куда они попали вместе.

Оказалось, что он у нее первый мужчина, и Илья сатанел от мужского самодовольства и радости. Он не выпускал ее из рук ни на секунду, не давал заснуть ни ей, ни себе.

Нельзя спать! Спать — это воровать у того времени, которое им отвел и даровал кто-то сверху. Наверное, Господь!

Он прижимал ее к себе, смотрел в глаза, что-то рассказывал шепотом, она отвечала, смеялась и… плакала.

Слезы текли у нее сами собой, от счастья, он точно знал, что от счастья, сейчас он все про нее знал, и он сцеловывал с ее щек слезы, целовал ее лицо и снова брал.

И еще раз и еще!

Сколько мог, улетая черт знает куда, одуревая от того, как это прекрасно!

Они все-таки уснули под утро, когда уже светало, в одно мгновение, как выключились.


ЮЛЯ


Юлька проснулась с ощущением такого глубокого, невероятного счастья и покоя! И музыки! В ней звучала какая-то мелодия, радостная, праздничная, — мексиканские гитары и скрипки!

В первые секунды она не поняла, почему это чувствует, может, она еще спит и ей снится счастье? И через мгновение она вспомнила все!

Илья!!

Юлька открыла глаза и посмотрела на него. Он спал на боку, лицом к ней. Одной рукой обнимая ее за плечи, другой за талию, не отпуская ее и в бессознательном состоянии.

И улыбался во сне.

Юлька смотрела на него, и музыка, звучащая внутри, становилась громкой, чистой, вызывала теплый трепет в груди.

Ей захотелось немедленно его разбудить — пусть будет с ней наяву, а не в своих снах!

Она перевернула его на спину, улеглась сверху, сложив руки у него на груди. Илья открыл глаза и посмотрел на нее. Счастливым, неверящим, ошеломленным взглядом!

Юлька улыбалась ему, и ей казалось, что они находятся в центре теплого весеннего солнца и все пространство вокруг них освещено ярким переливающимся светом!

Но по мере возвращения к действительности выражение его глаз стало стремительно меняться.

«Нет! — отказалась верить Юлька. — Нет! Только не это!! Не делай этого с нами!» — взмолилась она.

Что-то неотвратимое, черное, неизбежное надвигалось на них, она чувствовала это всем своим существом! Теплое весеннее солнце, осветившее их, превратилось в беспощадный раскаленный шар, оно сжигало все, что согревало за минуту до этого, звенело одной струной на двоих, превращало Юльку в выжженную пустыню, в пепел!

Она перекатилась, вскочила с кровати. Илья попытался ее удержать, но не успел — так стремительно она двигалась.

— Юлечка! — просящим, извиняющимся голосом позвал он.

— Почему?! — заорала Юлька, глядя на него глазами полными слез. — Почему, черт тебя подери?!

— Юлька, милая! — попросил он пощады. — Прости, потому что это неправильно. Я намного старше тебя! Я на все это не имею права, я тебе в отцы гожусь!

От беспомощности и несогласия с жизнью, с глупостью всего, произносимого им, Юльку окатила холодная волна ярости. От злости у нее заострились скулы, она дрожала мелкой противной дрожью. Сузив глаза, она холодно ответила:

— Ты не годишься мне в отцы! Ты всего на пятнадцать лет меня старше!