Целых три года понадобилось римлянам, чтобы прозреть окончательно и увидеть, что Калигула, которого они так любили и ждали, оказался едва ли не хуже тирана Тиберия. На оргии ему были нужны деньги, много денег. Опять заработала машина так называемого правосудия по доносам. "О, если бы у римского народа была только одна шея!" - в сердцах любил повторять молодой император, и римляне знали об этих его словах. А кто не знал, тот и сам догадывался, к чему ведет Калигула.

И Бог бы с ним, если бы он только ходил по домам знатных римских граждан и забавлялся с их женами в присутствии мужей или только растлевал юношей из тех же знатных семей. В конце концов в дома простых граждан он не заходил и с их женами и малолетними сыновьями не забавлялся. И тем не менее Калигула незримо присутствовал в каждом доме римлян - в виде страха, который поселился здесь, казалось, навечно. Многие, чтобы спастись от казни с последующей конфискацией имущества в пользу цезаря, объявляли Калигулу сонаследником своих детей, надеясь, что это может спасти. Но император во всеуслышание объявил, что считает издевательством, если после этого завещатели еще живы.

Однако последней каплей, переполнившей чашу терпения римлян, стали новые налоги. При этом Калигула повелел объявлять о каждом новом налоге устно или вывешивать их, но писать мелкими буквами и помещать слишком высоко, чтобы их можно было прочесть. В результате никто не знал, за что ему надо платить, и подвергался дополнительным штрафам.

Как писал Светоний, "ни одна вещь, ни один человек не оставались без налога. За все съестное, что продавалось в городе, взималась твердая пошлина; со всякого судебного дела заранее взыскивалась сороковая часть спорной суммы, а кто отступался или договаривался без суда, тех наказывали; носильщики платили восьмую часть дневного заработка; проститутки - цену одного сношения; и к этой статье закона было прибавлено, что такому налогу подлежат и все, кто ранее занимался блудом или сводничеством, даже если они с тех пор вступили в законный брак".

А затем Калигула превратил свой собственный дворец в грандиозный публичный дом: "В бесчисленных комнатах, отведенных и обставленных с блеском, достойным дворца, предлагали себя замужние женщины и свободнорожденные юноши, а по рынкам и базиликам были посланы глашатаи, чтобы стар и млад шел искать наслаждений; посетителям предоставлялись деньги под проценты, и специальные слуги записывали для общего сведения имена тех, кто умножает доходы цезаря".

Словом, по всему выходило, что Калигула долго не продержится, рано или поздно он плохо кончит. И тогда из прямых наследников Калигулы останется только его грудная дочь от Цезонии, и Цезония - не та женщина, чтобы удержать власть после смерти своего мужа. Получалось, что Клавдий как родной брат легендарного Германика вполне мог претендовать на власть. И Марк Валерий только в очередной раз подтвердил это:

- Пусть римляне относятся к писателю Клавдию с иронией, но без зла, они вовсе не презирают его. Его, сестра, скорее жалеют: дескать, слегка повредился в рассудке от своих книжек, а так старик ничего, не вредный. Вспомни, сестра, даже собственную жену Ургуланиллу, которая нагуляла у него же дома ребенка от его же вольноотпущенника, он не стал преследовать по закону, а просто по-тихому развелся с ней, признав своим ее ребенка от бывшего раба. Никому из знатных семейств, никому из сенаторов и прочих государственных мужей Клавдий тоже не навредил. Даже придворная знать, эта самая худшая и самая подлая разновидность клевретов нашего императора Калигулы, пусть он правит нами вечно, считает ниже своего достоинства плести интриги против Клавдия, держа его за недоумка. - Марк Валерий отпил вина и невесело рассмеялся. - Вчера я сам видел, как они подпоили Клавдия, а когда он заснул, сняли сандалии с его ног и надели ему на руки. Клавдий проснулся и начал тереть себе лицо обувью. Даже сам император, пусть он правит нами вечно, покатился от хохота. Вы даже не представляете, как всем было смешно... - Марк Валерий снова усмехнулся и сказал уже другим тоном: Но для простых римлян и неграмотных солдат Клавдий как был, так и остается родным братом великого полководца Германика, а значит, не может не быть хорошим человеком, понятно?

И это тоже было понятно всем, причем не только на семейном совете, но в городе. Всем влиятельным людям в Риме, кому Калигула стоял поперек горла. Девочка красивая, наверняка думали они, вертеть своим пожилым мужем она сможет, как захочет. А поскольку она сама еще молода и неопытна, то манипулировать будущим императором через нее не составит большого труда. Пусть они так думают, но вертеть ею они будут через ближайших родных Мессалины. Кстати, саму четырнадцатилетнюю Валерию Мессалину никто в семье, разумеется, не спрашивал, хочет ли она выйти замуж за человека в три с лишним раза старше ее.

Впрочем, Клавдий был мужчиной хорошо сохранившимся и видным. Он был высок и хорошо сложен, а "седые волосы и лицо у него были красивые", как признавали современники. И был он вовсе не таким глупым, каким его считали при дворе и в сенате. Как и большинство хороших писателей, он действительно говорил на публике плохо, мямлил, путался в словах, то есть не обладал ораторским талантом, каковой, по представлениям римлян, должен иметь всякий уважающий себя государственный муж. Клавдий даже намеренно усугублял этот свой недостаток, что свидетельствовало вовсе не о его глупости, а как раз об обратном. Лишнее слово в сенате или во дворце могло дорого стоить.

Он свободно владел тремя языками - родным, греческим и этрусским. Был человеком очень образованным, мягким и добрым. Любил хорошую компанию собутыльников. Это и был его, пожалуй, единственный серьезный порок: Клавдий любил выпить.

Исчерпывающую и по-римски лаконичную характеристику своему внучатому племяннику Клавдию дал Август Октавиан в одном из писем своей жене Ливии, матери Клавдия. "Пока тебя нет, - писал жене император Август, - буду каждый день звать его к обеду. Хотелось бы, чтобы он был осмотрительней и не столь рассеянно выбирал себе образец для подражания и в повадках, и в платье, и в походке. Бежняжке не везет: ведь в предметах важных, когда его ум тверд, он достаточно обнаруживает благородство души своей". Великий Август считал Клавдия образованным, умным и благородным человеком, которого губит доброта, граничащая со слабохарактерностью.

И наконец, редкий в Риме, а для римских императоров вообще исключительный случай, который с нескрываемым удивлением отмечали все римские историки: Клавдий был совершенно равнодушен к прелестям мальчиков, он ценил исключительно женскую красоту.

Словом, если бы не возраст, не такой уж это был плохой муж Валерии Мессалины. В 39 году они поженились. Вероятно, свадьба была скромной, потому что о ней не осталось никаких сведений в римской историографии. Во всяком случае, Калигула не почтил ее своим присутствием, вероятно, к счастью для новобрачных.

За два года до того момента, когда трибун Кассий Херея раскроил клинком голову Калигулы, Валерия родила Клавдию девочку Октавию и снова забеременела. Вероятно, это были два самых счастливых года в жизни Клавдия. Юная красивая жена, которую он любил по-настоящему, забавная кроха дочурка, спокойные занятия литературой, пирушки с друзьями, такими же книгочеями, что еще нужно человеку, когда наступает осень его жизни.

Единственное, что портило жизнь Клавдию, так это необходимость исполнять общественные обязанности, возложенные на него в силу его положения в Риме: следить за помойками в городе или дремать на заседаниях суда в курии, да еще угнетала обязанность ходить на публичные мероприятия, которые посещал император.

Историкам было бы, наверное, очень соблазнительно написать, что Клавдий организовал заговор против своего племянника Калигулы и зарезал его, чтобы занять его место. Но ни у кого из них не поднялось перо написать такое. Да никто из заговорщиков и не думал посвящать в свои планы Клавдия. По их мнению, толку от ученого придурка все равно не было никакого, и вообще они хотели восстановить в Риме республику. Да и сам Клавдий был очень неглупым человеком и прекрасно понимал, с чем будет сопряжено его императорство - о жене, детях, писательстве, приятном времяпрепровождении в холостой компании собутыльников придется забыть навсегда. К власти он не стремился по принципу: от добра добра не ищут.

Власть сама нашла его и завладела им насильно ровно за двадцать дней до того, как Валерия Мессалина разрешилась вторым ребенком - долгожданным мальчиком.

* * *

Дело было в 41 году по христианскому календарю, а по римскому в 794 году от основания Вечного города, на восьмой день до февральских календ около седьмого часа.

Император Калигула чувствовал себя отвратительно, кружилась голова и пучило живот после вчерашней оргии. Он предпочел бы отлежаться до ночи в своих покоях, но мим Мнестер напомнил ему, что из Азии выписали новых мальчиков и сейчас они готовятся к новой постановке - представлению, изображающему сцены из загробной жизни египтян и эфиопов.

Калигула еще пытался сопротивляться.

- Сегодня мне приснился дурной сон, - сказал он, ни к кому персонально не обращаясь, а как бы в пустоту. - Мне снилось, что я стою возле трона Юпитера Громовержца, и бог вдруг толкнул меня большим пальцем ноги. Я так и полетел вниз на землю. - Император деланно рассмеялся.

Приближенные угодливо захихикали и тут же оборвали смех, услышав следующие слова Калигулы:

- Было страшно больно.

Трибун Кассий Херея вздрогнул и переглянулся с офицером императорской гвардии Корнелием Сабином. Им обоим сенаторы-заговорщики поручили убить императора, а паролем к началу их действий было как раз слово "Юпитер". Неужели заговор раскрыт и Калигула решил поиздеваться над заговорщиками, прежде чем дать приказ германцам из своей личной стражи схватить их? Здоровенные белобрысые варвары стояли как истуканы, не понимая ни слова по-латински, но им не нужно было слов, достаточно одного жеста Калигулы.