Дима вел мотоцикл, как и обещал – аккуратно и не выпендриваясь на дороге, как пижон, при каждом удобном случае. Терпеть не могу таких: как можно подвергать жизнь свою и окружающих ради самолюбования?


Но доехали мы быстро, и как раз вовремя: ко всеобщему удивлению, концерт начался без опоздания, и я отдалась во власть любимых, знакомых с детства композиций. Рок слушал мой отец, рок слушала моя мама, – это была музыка их молодости; она звучала в нашем доме с утра до вечера, и разве я могла полюбить что-то другое?


Когда старички затянули психоделическое «Июльское утро», я уже совсем ушла в нирвану и только одобрительно кивнула, когда Дима поставил передо мной на столик стакан с виски на донышке.


– Я не знал, что тебе заказать, и решил взять виски! – прокричал он мне на ухо.


– Отличный выбор для девушки! – радостно прокричала я в ответ. И начала потягивать бодрящий напиток.


Потом мы отправились танцевать. Энергичные песни сменились непременным рокерским медляком. Когда зазвучала классика, Дима протянул мне руку:


– Позвольте, Валентина, пригласить вас на танец, – проговорил он мне в самое ухо, немного наклонившись. Я не успела обидеться на «Валентину», потому что его щека прикоснулась к моей, и я отпрянула, словно обожглась.


– Что ты, – сказал он невпопад, словно испугавшись моего испуга, и нежно прикоснулся к моему лицу.


Я смутилась. Причем смутилась сильно; неловко протянула ему руку и позволила увлечь себя в самый центр танцпола.


Танцевал Дима прекрасно. Он уверенно вел меня в толпе топчущихся на месте пар, крепко и то же время нежно держал за талию, пока легенды рока душевно выводили: «Кам бек ту ми!..». Я испытывала насущную необходимость что-то сказать, словно боялась, что, отдавшись танцу, открою свое сердце незваному гостю. А я не могла этого сделать. Там жил Артем – как можно было пускать кого-то в дом моей любви?


– Ты учился где-то танцевать? – спросила Диму, лишь бы не молчать.


– Да, – ответил он, снова соприкоснувшись своей щекой с моей. – Все свое сознательное детство танцами занимался.


И уверенно опрокинул меня на свою руку – ну совсем как в танго. И потом сразу поднял – я даже опомниться не успела. Это было совершенно удивительно, потому что согласно всем законам физики я должна была рухнуть, словно мешок с картошкой, на пол. И он никак не мог меня удержать! Он же не муравей. Только муравей может тащить груз, превышающий его собственный вес. А я по-прежнему весила явно больше Димы. Но он меня удержал, причем с такой легкостью, словно я была невесомой анорексичной балериной.


Смущенная пуще прежнего, я пыталась снова попасть в такт движению; мой партнер все быстро исправил, снова уверенно повел меня в танце, серьезно глядя мне прямо в глаза.


Мне казалось, что я немного схожу с ума. Потому что на долю секунды подумала, словно танцую с Артемом…


Музыка закончилась, я отвернулась и прошла к нашему столику. Оказалось, композиция была последней – музыканты раскланялись, на прощанье потешили публику несколькими знаменитыми рифами, а потом ушли со сцены. Я залпом допила оставшийся виски, протянула Диме его стакан с яблочным соком и спросила:


– Ты отвезешь меня домой?


– Конечно. Я ведь тебя пригласил, – ответил он, поставил свой стакан на стол, взял меня за руку и вывел из клуба, умело лавируя между почитателями классики рока, которые, наверное, съехались сюда со всего города: почему-то народу была тьма.


Уже спустились сумерки, похолодало. Я поежилась, представив, что сейчас придется садиться на мотоцикл и мчаться холодному ветру навстречу. Но мои худшие опасения и в этот раз не оправдались – я плотно прижалась к Диме, снова ощутив приятную упругость его тела. И мне совершенно не было холодно. Даже, я бы сказала, стало жарко. И захотелось ехать так долго-долго. И захотелось это тело погладить… Мешала футболка. Блин, если говорить уж совсем честно, я совершенно не желала выпускать его из своих практически объятий!


Доехали мы снова быстро. Слишком быстро. Я с сожалением покинула удобное сиденье, но никак не хотела покидать Диму. И внезапно предложила:


– Не хочешь подняться? У меня дома тоже есть яблочный сок…


Ничего нелепее он, пожалуй, в своей жизни не слышал. Но, словно и ждал этого приглашения, быстренько поставил свою чудо-машину на подножку и просто ответил:


– С радостью. Я люблю яблочный сок.


Но до сока мы не добрались. Потому что мне прямо в коридоре мучительно захотелось снова дотронуться до его тела. И я дотронулась, положив ладонь на его талию.


Он вспыхнул немедленно, словно зажегся огонь – повернулся ко мне, взял обеими ладонями мое лицо и поцеловал. О господи… Я забыла, что это такое – первый поцелуй с мужчиной. С мужчиной, у которого такое совершенное тело… И, наверное, еще душа, мысли и прочее, но это в тот момент было неважно. Нет, неправда: конечно, важно; но меня очень волновала именно прекрасная оболочка его души.


Он все целовал и целовал меня, пока я чуть ли не начала терять сознание от желания. Осознав, словно сквозь туман, что мы все еще стоим в коридоре моей квартиры, я увлекла Диму в спальню. Последней осознанной мыслью было воспоминание, что простыни на постели свежие.


Он был сложен, как Аполлон. Даже невысокий рост не портил это впечатление, потому что все в этом теле было пропорциональным до идеальности.


– Ты такой красивый, – прошептала я.


– Ага, – улыбнулся Дима. – Красивее меня здесь только ты…


Я чувствовала себя красавицей; легкой, стройной, юной. Дима дал мне это чувство – своим восхищением и своей нежностью.


– Твоя кожа словно шелк, – спустя вечность, сказал он тихо, и осторожно провел кончиками пальцев шелковую линию по моему телу – от макушки до пяток. – Ты, наверное, купаешься в морской пене, или в шампанском, или в молоке молодых буйволиц – как Клеопатра.


– А ты знаешь, кстати, что Клеопатра была ужасно некрасивой? И не просто дурнушкой, а настоящей уродиной по современным понятиям, – сообщила я, одной фразой угробив всю романтику момента.


– Знаю, – засмеялся Дима. – Для всех – может быть. Только не для Цезаря. Для него она была красавицей.


Я ухмыльнулась, и опять свела зарождающуюся было романтику «на нет». Мне не хотелось продолжать в таком же ключе – любовь-морковь и все такое. Если не остановиться – бог знает, к чему это приведет! Я ни к чему такому приходить сейчас не желала. У меня, можно сказать, еще постель после мужа не остыла. Вернее, после мужа и его лахудры. И все же – не тащить ведь сразу в нее, то есть в постель эту самую, нового мужика! Правда, я его уже притащила. И, если честно, секс с ним оказался удивительно классным – не то что с Максом. Даже вспоминать не хотелось. Хотелось опять с Димой…


… Солнце разбудило меня. В буквальном смысле: я проснулась от того, что оно немилосердно слепило глаза. Даже закрытые. И, едва их открыв, пришлось сразу же их закрыть. И все вспомнить.


Теперь я глаза вообще открывать не буду. Лишь бы не встретиться взглядом с Димой! Ужас какой. Я переспала с парнем на первом свидании. Да это даже не свидание было! Он меня пригласил, потому что билеты на шару достались, а пойти было не с кем. Наверное, не с кем было и ночь провести, а тут я подвернулась.


Хотя, если рассудить здраво, мне тоже было одиноко. И вчерашний вечер – далеко не самое худшее, что было у меня в жизни за последнее время. Не открывая глаз, я сладко потянулась на кровати, выгибая спину, словно довольная кошка. Вот уж, точно – это станет прекрасным воспоминанием, только и всего. Из серии «вспомнить есть что, а детям рассказать нечего».


Я осторожно протянула руку на соседнюю половину кровати и провела ревизию: там было пусто. Интересно, где мой вчерашний кавалер? В душе? На кухне, готовит завтрак? Или ему хватило такта уйти, пока я спала? Конечно, мои вчерашние пятьдесят граммов виски – не бутылка водки, чтобы вырубиться мертвецким сном. И все же, спала я очень крепко – даже не слышала, как Дима поднялся.


Это, конечно, к лучшему. Можно хоть кое-как привести себя в порядок и прошмыгнуть в душ – как минимум, зубы почистить. Вот чего я совершенно не понимаю – так это полного романтики кинематографического утреннего секса с нечищеными зубами. Поэтому я тихонько поднялась и, находясь вне пределов солнечных лучей, смогла наконец открыть глаза.


На подушке лежала ромашка. Свежая, с огромным цветком, летняя чистая ромашка. Ах, как хорошо! Он утром проснулся и сбегал за цветком! «Молодец какой», – мысленно похвалила я парня. Это хорошо, что он не оставил на подушку какую-нибудь пошлую записку, вроде: «Спасибо за прекрасный вечер!» Обычно к таким посланиям должна прилагаться купюра в пятьдесят долларов. Или сто. В зависимости от щедрости кавалера. Ну и от уровня прекрасности вечера и мастерства дамы, разумеется.


А тут – ромашка! Набросив халатик, я легко прошмыгнула в ванную. На полке возле зеркала лежала ромашка. Такая же, как в спальне. Ну он вообще умница!


Я быстренько умылась, приняла душ, расчесала волосы и, сияя улыбкой, вышла на кухню. Там никого не было. Кроме огромного букета ромашек, который стоял в литровой банке с водой посередине кухонного стола.


Быстро оббежав всю квартиру, я не нашла Диму. Но везде были ромашки – на обеих балконах, в Левкиной комнате, в коридоре, в гостиной. Они были расставлены в вазах и банках (все, что находилось на виду и подходило как емкости для цветов, Дима использовал). Казалось, он скупил все ромашки во всех цветочных ларьках в округе!


Но самого Димы не было в моей квартире, он ушел, и меня это почему-то расстроило. Хотя еще десять минут назад я мечтала об этом.


Я заварила кофе и уселась с чашкой на балконе, вспоминая весь вчерашний вечер, и ночь, и утро… Пришедшая спустя приблизительно час смс-ка меня не удивила: «Дорогие ромашки! Поцелуйте за меня вашу хозяйку!»…