Странно, но бандит и в самом деле чуть успокоился.

По крайней мере, относительно Парамонова.


– Деньги давай, сука! – теперь он обращался к женщине, лежавшей по ту сторону окна, не понимая, что та, даже если бы хотела, не смогла бы выполнить его требование.

– Она ранена, – снова сказал Олег.

– Тогда ты! – выкрикнул бандит. Его рука дернулась, и нож поцарапал беременную тетку. Та взвизгнула.

«Это тебе не в очереди бакланить», – вдруг пришла в голову Парамонова максимально неуместная и даже циничная мысль. Но было в его болезни и приятное обстоятельство: он за свои «обсессии» разумом не отвечал.


– Только успокойтесь, пожалуйста, – сказал Олег налетчику. Парамонов уже видел, что тот был явно неадекватен. Своей первой гранатой – а взрыв наверняка был от этого – бандит больше навредил себе, чем помог.

– Я достану вам деньги, – Парамонов медленно, шаг за шагом, направился к прилавку.

– Стой, мент! – опять заорал тот. – Баба – заложник! А ты вали отсюда. Вали! Скажи своим: мне машину и самолет! Иначе взорву бабу!

Он еще раз несильно ткнул женщину острием ножа, и она теперь не взвыла и не вскрикнула, а беззвучно заплакала.


– Я не мент, – повторил как можно спокойнее Олег. И, приняв решение, добавил: – Возьми в заложники меня. Я – журналист, со мной тебя не убьют без переговоров.


Тот уставился на Парамонова, и Олег отчетливо увидел в его взгляде безумие.

«Дурдом – не у нас», – некстати вспомнил он седого старика из «психушки» Лазмана.


– Я – журналист, – облизав пересохшие губы, еще раз повторил Парамонов. – Я заинтересован. Мне нужны сенсации, понимаешь? А баба – обуза. Выгони ее.


Налетчик, как завороженный, смотрел на Парамонова.

Потом убрал руку с ножом и оттолкнул от себя женщину. Та, сначала не поверив, крошечными шажками, а потом стремглав, рванулась к выходу и исчезла на улице.


– Я кольцо выдернул, – сказал налетчик Олегу. – Ты это учти.

– Обязательно, – согласился Олег. – Только держи ее крепче, ладно? Иначе не будет у нас ни денег, ни свободы.

– Знаю, – сказал безумец. И даже изобразил некое подобие улыбки.

А потом с нечеловеческой силой схватил Парамонова за руку, образовав с ним таким образом ужасное триединство: он, Олег и граната.


Олег не знал, как ему себя вести.

Он не знал, о чем думает и что собирается делать сумасшедший бандит.

Он не знал, что с ним будет через полчаса или даже через минуту.


Зато он точно – до максимально возможной глубины ощущений – знал две сокровенных вещи.


Ему было страшно – но страх вовсе не затапливал сознание!

И еще: ему очень хотелось выжить.

Два стихотворения Олега Парамонова, недочитанные его супругой в парке

1

Мне кажется, стихи мои сухи.

В них больше нет ни музыки, ни света.

И очень тяжело прожить поэтом,

Детей своих считая за грехи.

И я не помню где, в который миг

Вдруг потерялось естество и жженье.

Осталось только некое уменье

И повторение, чего постиг.

Душа еще пытается слагать,

Как продавец, что на дешевом рынке

Гоняет уцененную пластинку,

Которую никто не хочет брать.

Досадно слышать вместо песни – визг.

И гонит безбилетника кондуктор.

Шипя, перевирает репродуктор

Все, что в него поет ненужный диск.

Наверно, так же скверно умирать.

Иль онеметь, проснувшись черным утром.

Ползет адаптер сонным каракуртом,

Царапая пластиночную гладь…

2

Аккорды темноты

Звучат в ночи неслышно,

И легкий ветерок

Насвистывает нам.

Он трогает кусты,

Верхушки ив колышет,

Подлаживаясь в такт

Простым твоим словам.

Рассказываешь мне

О жаворонках в небе,

О том, как ты с руки

Кормила снегиря.

И падающий снег

Не ледяной, а нежный.

И падает луна

В сугробы января.