– Будьте так добры.

Бизли пошелестел бумагами, выбрал одну из них, прокашлялся и начал:

«Сие есть последняя воля и распоряжения Финна Дэниэла Керригана, родившегося в Дублине, но в данный момент проживающего в городе Новый Орлеан, штат Луизиана, Соединенные Штаты Америки. Завещаю все мое состояние преподобному Джону Уильяму Энсону, настоятелю церкви Спасителя, в Пимлико, в Лондоне – или в любом другом месте, куда он переедет ко времени моей смерти. Буде ему случится уйти из жизни прежде меня, пусть мое наследство перейдет его детям. Если же случится так, что он умрет, не оставив наследников, мои душеприказчики должны будут воспользоваться инструкциями, изложенными в другой части завещания».

– Вот так удача! – Седрик не удержался и громко присвистнул. – Но почему Джону Энсону? Почему Керриган принял такое решение?

– Я как раз подошел к этому, милорд, – сердито заметил стряпчий, недовольный тем, что его перебили. – К сему прилагается письмо с разъяснениями. – И он принялся читать бесцветным сухим голосом: – «Когда я был молод, я покинул Дублин и отправился в Лондон на поиски работы. Меня преследовали неудачи, я связался с дурной компанией и пристрастился к выпивке. Работы я не нашел, и никто не хотел иметь со мною дела, пока я не повстречал преподобного Эпсона. Я был болен, упал духом, предавался пороку и прямой дорожкой катился в преисподнюю. Он подобрал меня, вылечил, помог отвыкнуть от алкоголя, вернул мне веру в себя. А затем, зная о моем намерении искать счастья в Америке, он купил мне билет на пароход и дал с собою достаточно денег, чтобы я смог продержаться на первых порах. И я поклялся, отныне и впредь, что я воздам ему сторицей, как только получу такую возможность».

Здесь Бизли сделал театральную паузу, взглянув на Кэтрин поверх пенсне. Все, что она смогла произнести, было:

– Это так похоже на моего отца. Он был добр ко всем. Он всегда был готов поделиться последним с нищим и не думал о награде.

– Наверное, это произошло до того, как он повстречался с вашей матерью, – заметил Седрик, чьи мысли уже обратились ко всевозможным проблемам, обычно связанным с подобного рода подарками судьбы. – Там не упоминается, что он обручен, не так ли, Бизли?

– Нет, сэр, ни разу. Он упоминает о преподобном Энсоне как о холостом человеке. Вы позволите продолжать?

– Валяйте.

– «Я приехал в Нью-Йорк и разыскал родных, которые жили в ирландской общине. Мы были бедны, но зато там была масса возможностей для приложения сил таких энергичных, предприимчивых людей, как я. Я поселился в Новом Орлеане и перенес все тяготы войны, веря, что после ее окончания можно будет возобновить торговые операции. Не стану вдаваться в подробности того, как я сумел нажить свое богатство. Говоря кратко, оно пришло ко мне благодаря стойкости и удачливости. Хлопок, сахар, морские перевозки и строительство железных дорог – все это я сделал своим. И теперь я все оставляю своему наследнику или его потомству: особняк в Новом Орлеане, плантацию выше по реке, мои деловые вложения и все деньги до последнего пенни. Это все их по праву, и я молю Бога, чтобы оно принесло им счастье. Я никогда не был женат и не имел детей, но даже если бы таковые у меня были – все равно я должен был выполнить клятву, не отступив ни от одного ее слова. Джон Энсон спас мне жизнь, в чем я клянусь спасением своей бессмертной души».

В комнате повисла тишина.

– Это все? – наконец спросил Седрик.

– Остаются лишь формальности, которые надо выполнить через банки. – Бизли снял пенсне, с особым тщанием протер его и снова водрузил на нос. – Однако существует небольшое условие…

– Ага, я так и думал, что все не так просто.

– Ничего страшного, милорд. Есть дополнительное распоряжение, что наследник должен сам явиться в Новый Орлеан, дабы должным образом оценить то, что мистер Керриган делал на протяжении своей жизни. Это может оказаться проблемой?

– Уверен, что нет. Ты ведь не побоишься отправиться в Америку, моя дорогая? – обратился Седрик к Кэтрин.

– Нет, дядя, наверное, нет. – Кэтрин едва перевела дух, собираясь с мыслями. – Боже милостивый, а я помыслить о таком не могла.

– Итак, вы согласны с условиями завещания? – прямо взглянул на нее Бизли.

– Да, я согласна. Что дальше?

– Я полагаю, что финансовые тонкости вы предоставите на усмотрение лорда Седрика и меня, – сообщил стряпчий все в той же покровительственной манере. – Все, что мы от вас попросим, – расписаться там или здесь. Я уверен, что юная леди вроде вас вряд ли захочет разбираться в скучных деловых бумагах.

– О, но я-то хочу, сэр! Конечно, хочу! Я не нахожу их ни скучными, ни непонятными. И я хочу сама знать все. – Она выпрямилась в кресле в возбуждении от осознания того, что ее будущее обеспечено. Отныне она богата, невероятно, баснословно богата! Ослепительная перспектива… Отныне она будет иметь все, что угодно: путешествия, туалеты, образование – безо всяких ограничений. Она сможет помочь Бет Карпентер и другим несчастным, подобным ей, и никто не посмеет ее ни в чем упрекнуть. Церковные святоши могут удавиться от злости, и с ними вместе их епископ. Она свободна!

– Я предвижу здесь некоторые затруднения, – пробурчал Бизли, возвращая ее с небес на землю. Он не слишком верил, что женщины могут достичь успеха в тех областях, которые до сих пор были доступны лишь мужчинам.

– Разве это не мои деньги? – нахмурилась она.

– Безусловно, ваши, – неловко поежился Бизли.

– И мои предприятия?

– Да.

– И моя недвижимость?

– Да.

– Ну так я желаю все знать о них. Не так ли, дядя?

– Если вы так решили, дорогая, – улыбнулся он, любуясь растерянностью стряпчего.

– Я решила. Итак, мистер Бизли, каков должен быть мой следующий шаг? Я должна пойти в банк, открыть счет? И что вам известно о Новом Орлеане? Я желаю сама ознакомиться с его историей, прежде чем попаду туда. – Она придвинула свое кресло к столу и повелительно взмахнула в сторону бумаг. – Приступим же, джентльмены. Не стоит тратить время даром.


«Просто невероятно, как круто может перемениться жизнь одним росчерком пера, – думала Кэтрин. – Все у меня теперь по-иному. За тот месяц, что прошел с момента, когда я села на поезд в Темпл-Мидз, я изменила не только свой облик, но и взгляды. Я даже перестала грызть ногти!»

Дни ее были наполнены до краев: Седрик помогал ей войти во владение наследством, знакомил с банкирами, брокерами, финансовыми воротилами – всеми, к кому она относилась с уважением, но, пользуясь наставлениями дяди, не забывала сохранять дистанцию. Вряд ли ей удалось бы справиться без помощи Седрика, ее запросто могли обвести вокруг пальца, и она была безмерно благодарна этому проницательному человеку. Однако все же оставалась область, в которой и он был бессилен: ей необходим был наставник, способный обучить ее светским манерам, столь необходимым ей сейчас: ее положение можно было сравнить с состоянием куколки, из которой вот-вот выйдет удивительная бабочка, чьи крылья вполне способен изломать надвигающийся жизненный шторм.

– Я слишком мало разбираюсь во всех ваших дамских финтифлюшках, – признался Седрик однажды вечером, когда они ужинали у нее в отеле. – Необходимо подыскать для этого подходящую даму.

– Я так потрясена, что до сих пор с трудом в это верю, – отвечала Кэтрин, внезапно осознав, что она, когда-то чувствовавшая себя так неловко среди красного плюша в изысканной обеденной зале Гортранс-Отеля, отныне может позволить себе гораздо более роскошное жилье. – Я, когда-то мечтавшая стать компаньонкой какой-нибудь леди, теперь сама собираюсь ею обзавестись!

– И тем не менее это так, – подтвердил Седрик, погруженный в собственные мысли.

На следующий день, откушав ланч, они проследовали в комнату отдыха при отеле в сопровождении дамы лет тридцати. Она была весьма привлекательна, улыбчива (причем всякий раз обнаруживались очаровательные ямочки на щеках), а ее золотистую шевелюру венчала невообразимых размеров шляпа, поразившая Кэтрин обилием цветов из шелка и бежевых перьев. Изящную фигуру с осиной талией превосходно обрисовывало дневное платье кремового цвета и шелковый жакет табачного оттенка.

– Кэтрин, позвольте представить вам миссис Прентис, – сказал Седрик, и Кэтрин отметила про себя, что сегодня, надев коричневый твидовый костюм, рубашку со стоячим воротничком и крошечный галстук-бабочку, он выглядит еще большим франтом, чем обычно.

Он же пребывал в прекрасном расположении духа, подогреваемый успехами Кэтрин и тем, что он опять оказался в Лондоне, таком для него домашнем, с его привычным размахом, духотой и загадочностью, которых ему столь не хватало в провинции. Как любого истинного космополита, Седрика всегда возбуждала суета больших городов. Хотя он и слыл знатоком в стрельбе и охотничьих забавах, для этих забав была весьма серьезная тайная причина: возможность составить компанию принцу Эдуарду, соблазнить какую-нибудь даму или же дать волю азарту. Хотя его забота о Кэтрин была совершенно бескорыстна, он не упускал из виду, что тоже может кое-чего достичь на волне ее успеха.

Кэтрин пробормотала ответное приветствие и пригласила даму присесть в кресло, что та не преминула сделать, сопровождаемая шелестом многочисленных нижних юбок, из-под кружевных оборок которых выглядывали лишь самые кончики изящных кожаных туфелек. Кэтрин устроилась в кресле напротив, гадая, что же последует за этим представлением. Время, проведенное в тесном общении с Седриком, слегка отодвинуло в сторону розовую вуаль, скрывавшую для нее дотоле облик этого человека: он, несомненно, обладал рядом отрицательных качеств. Но даже это открытие не уменьшило ее расположения к нему: наоборот, она стала чувствовать себя более уверенно и менее неловко.

– Чарли Прентис был моим близким другом, – сердечным тоном начал он, наблюдая за тем, что происходит между двумя дамами. – Бедняга, он покончил счеты с жизнью в индийском корпусе: его подстрелил в Гималаях какой-то немытый варвар. Недавно мы случайно повстречались с миссис Прентис, и когда я поделился с нею нашими маленькими трудностями, она с радостью предложила свои услуги.