Арист наблюдал за ученицей и посмеивался.

Мишка надулся и дал себе слово одолеть Громова. Тот – не в силу светской выучки, а в силу природной деликатности, – вел себя безупречно и Наташу словесными нежностями не допекал. Нечаев подумал – и решил, что сейчас не время заниматься амурными выкрутасами и загогулинами. Следить за окрестностями надо, высматривать признаки появления загадочных французов, а не дурью маяться.

В таком бдительном настроении он пребывал до самого вечера, на который назначили ассо. Французы так и не появились. Более того – разглядывая толпу зрителей с хоров, Мишка их не заметил. А меж тем и Фрелон, и Фурье в зале были, да еще привели с собой Жака Демонжо, который в столице был добропорядочным немцем-булочником Фридрихом Крюгером.

Человек, который вырос среди бродячих акробатов и даже участвовал в театральных спектаклях, пусть в провинции, знает, как можно гримом изменить физиономию. Фрелон при помощи темной пудры и жженой пробки сделал себя прежалостным старцем, ссутулился – и стал неузнаваем. Фурье, напротив, превратился в толстяка-весельчака. Если бы они в такой раскраске явились среди бела дня – прохожие, возможно, отвели бы их в часть. Но на темных столичных улицах и в зале, освещенном не Бог весть как роскошно, грим был незаметен.

Мишка сильно беспокоился – если французы еще не появились и ничего не предприняли, то что значит его освобождение из Петропавловской крепости? Может статься, люди Шешковского уже изловили авантюристов? А про Нечаева забыли? Ему что-то не верилось в душевное благородство обер-секретаря Правительствующего Сената.

В таком тревожном состоянии души вышел он биться с Громовым – и проиграл две схватки, выиграл лишь одну. Преображенец был отличным противником.

Затем Громов бился с замаскированной дамой и позволил ей себя одолеть, к великой радости публики. После чего все смешалось – и участники самого первого ассо, совсем еще юные фехтовальщики, и Громов, и Нечаев вышли к зрителям. Составились учебные схватки, для которых капитан Спавенто принес флореты – более опасное оружие они с Аристом заблаговременно унесли и заперли в шкафу.

Мишка сцепился спорить с молодыми офицерами-преображенцами и доспорился до того, что пообещал одолеть противника, проводя атаки лишь с внутренней стороны – и ни одной с внешней. Против него вышел князь Темрюков-Черкасский, и схватка на флоретах вышла изумительная – Нечаев, видя, что князь ему не соперник, впридачу блеснул каскадом коротких атак на низких линиях и, надо думать, понаставил противнику синяков на ляжках.

Когда его дружным ревом и мощным хлопаньем по плечам поздравляли с победой, Мишка заметил возле себя господина, одетого скромно и не в тех годах, чтобы вопить и восторгаться. Этот господин присутствовал рядом – и выглядел как-то подозрительно. Нечаев отошел от него подальше и при первой возможности скрылся из зала.

Тревога и любопытство погнали его на хоры. Он высматривал сверху странного господина.

Там кипела светская жизнь – лакей разносил напитки, составлялись компании, Арист и капитан Спавенто в неизменной белой маске прохаживались, судили короткие схватки, вмешивались в споры, которые могли плохо кончиться. Скромно одетый господин не появлялся. Вдруг дверь у Мишки за спиной скрипнула, он резко повернулся, готовый не выдергивать шпагу из ножен – что за бой на узких хорах? – а хватать врага в охапку и кидать через балюстраду вниз.

Но это была мадемуазель Фортуна, с маской в руке.

Она не ожидала увидеть тут Нечаева и встала в дверях, словно не решаясь войти.

– Сударыня, – сказал Мишка, протягивая руку. – Стулья тут не очень чисты…

Он еще не надел кафтана и, нагнувшись, обмахнул сиденье рукавом рубашки.

– Благодарю, – сказала она, опереться на руку отказалась, надела маску и уселась у балюстрады. Мишка понял – высматривает Громова.

– Судьба сегодня надо мной посмеялась, – заметил он.

– И надо мной, – ответила она. – Я хотела биться с вами и надеялась… мне ведь не нужно незаслуженных побед!.. А он уступил, и это многие поняли!

– Не угодно ли скрестить клинки, когда все эти господа уйдут из зала?

– Угодно!

Они улыбнулись друг другу, как дети, затеявшие проказу.

– А господ Громова и Черкасского попросим быть судьями, – добавила Наташа. – Пусть они увидят наконец, на что я способна.

– Я найду их, пока они не ушли, – сказал Мишка, – и тут же вернусь к вам, сударыня.

Наташа кивнула.

Нечаев побежал вниз, радуясь тому, что поединок между ним и Громовым получил неожиданное продолжение. Незнакомого господина он не увидел, зато сразу нашел князя, уже в шубе, и передал ему просьбу мадемуазель Фортуны.

– Вы могли нас не застать. Мы собирались уходить, и господин Громов, сдается, на улице с господами офицерами. Но ради такого поединка мы с ним откажется от трактира! – пообещал князь и помчался к товарищам.

Зрители расходились, лакей уже гасил свечи, наконец, осталась лишь одна. Нечаев и Наташа смотрели сверху на опустевший зал.

– Пора? – спросил Мишка.

– Пора! – весело ответила Наташа. – Если б вы знали, господин кавалер, как я сегодня недовольна собой! Я-то думала показать все, на что способна! Ей-богу, жаль, что нашей схватки никто не увидит!

Они спустились вниз и вошли в зал.

– Вот флореты, – сказал Мишка, указав на угол, где стояла, прислоненная к стене, чуть ли не охапка учебных рапир с шариками на концах. И пошел выбрать две одинаковые.

В сажени от угла была дверь в комнату, прилегающую к залу. Там сейчас стоял длинный стол с фехтовальными доспехами, хранилось иное имущество. Мишка, повернувшись к этой двери спиной, держал в каждой руке по флорету, не за эфес, а за клинок, когда Наташа закричала: «Сзади!»

Он резко обернулся и хлестнул эфесом по темному лицу. Потом отскочил, швырнул на пол флореты и выхватил шпагу.

Вот оно, нападение, подумал Мишка, нас выследили! И ничего хорошего – три противника, два сразу кинулись в атаку, один выжидает…

Мишка понимал, что судьба не на его стороне: он бился малой шпагой, а у французов были большие колишемарды, в добрую ладонь шириной у эфеса. Вообще-то Мишка знал, как обороняться малой шпагой от большой и широкой: ему нужно было так провести поединок, чтобы, применив нижнюю защиту, уйти от удара, вытолкнуть колишемард вверх и, не дожидаясь, пока противник выйдет из меры, нанести укол в его правую руку. Но и самый бешеный из противников, сдается, этот трюк знал…

Наташа подбежала, схватила первый попавшийся флорет, вмешалась в схватку и забрала себе одного противника.

– Уходите к чертям собачьим! – крикнул ей Мишка. Таланты мадемуазель Фортуны он знал, но тут шел бой не на жизнь, а на смерть.

– Ни черта! – ответила она.

Ее противником был Фурье – фехтовальщик опытный и хладнокровный, а главное – куда лучше вооруженный. Кроме колишемарда в правой, у него в левой был длинный стилет. У Мишки же опять оказалось два противника – к Фрелону, которого он наконец-то признал, присоединился третий боец, тоже с колишемардом.

Фрелон явно поставил себе целью заколоть Нечаева. Ему не удалось это в зале – он заметил полицейского служащего, по меньшей мере одного, который присматривал за Мишкой, рисковать не стал, но очень разозлился. Ему в голову пришла уж вовсе отчаянная мысль – забраться ночью в нечаевское жилище, и французы спрятались, чтобы потом выйти и подняться наверх. Нападение на стоявшего спиной к двери Нечаева было гениальной импровизацией Фрелона – вот только стилет не попал в цель.

Положение было скверное – Мишка даже закричал, призывая на помощь. Но молодые преображенцы подняли под окнами зала такой галдеж, что и пожарного набата не услыхали бы.

Наташа билась уверенно, парируя все удары Фурье и ускользая от его ударов. Казалось, ее вовсе не смущало, что в руке у нее – простой флорет, да еще с шариком на конце, а у противника – довольно длинный колишемард и кинжал.

И вдруг она, отбив прямой удар Фурье терцией, сделала выпад – на первый взгляд, безнадежный выпад, ибо что может пробковый шарик, кроме как оставить на груди противника синее пятно?

Оказалось, может немало.

Он влетел прямо в рот Фурье, вышибая зубы, и проник так глубоко, что француз невольно откинул голову назад и захрипел. Ему было уже не до боя.

Наташа, не побоявшись двух клинков, кинулась вперед – и с силой ударила Фурье каблуком по лодыжке. Удар пришелся сзади и сбил врага с ног. Француз упал, и она сразу наступила на его колишемард. В следующую секунду она хлестнула противника флоретом по лицу. Больше о нем уже незачем было беспокоиться – человек, у которого из носа хлещет кровь, не боец.

– Держись, Нечаев! – закричала Наташа. – На помощь! Преображенцы, ко мне!..

Ее звонкий голос оказался сильнее Мишкиного, и Фрелон понял – пора завершать схватку самым разумным образом. Он отбросил стилет, сунул левую руку в карман и захватил горсть нарочно приготовленного для таких случаев нюхательного табака.

Мелкая табачная пыль попала Мишке в глаза и в нос, он невольно зажмурился, отмахнулся шпагой наугад – и тонкое острие колишемарда вошло ему в грудь. Он покачнулся, сделал шаг вперед, острие выскочило, и он рухнул.

Но в зал уже вбежал Саня Громов.

Преображенец накинулся на французов, сразу на обоих, Фрелона и Демонжо, но настоящего боя не вышло – в воздухе витала табачная пыль.

– Врешь, не уйдешь! – повторял Громов, нанося мощные удары – шпага у него была офицерская, боевая, кованная на Сестрорецком заводе. Табак раздражал его безмерно, однако он теснил противников от распростертого на полу Мишки.

– Преображенцы, ко мне! – с этим криком в зал ворвался князь Черкасский. И в тот же миг Громов ранил Демонжо.

Фрелон соображал быстро. Увидев офицеров, он кинулся к окну, ловко разбил стекло и выскочил с такой быстротой, что Громов только ахнул.