Наконец машина подъезжала, останавливалась, и через пару минут собаки радостно бросались к двери. Можно было бы, конечно, пойти вниз, но как-то уж так повелось, что Тед всегда дожидался ее в комнате.

Рене входила — часто все еще деловитая, не отошедшая от работы. Могла быть усталой, с больной головой или, наоборот, довольной и веселой, — но в тот, первый момент, когда она видела его, глаза ее загорались радостью.

Только вот возвращалась она с каждым днем все позже. Правда, объясняла, что месяц-два — и все войдет в норму, но Тед помнил, как во времена недоброй памяти Виктора в кабинете до самой ночи горел свет. И слова Алека — «колесница Джаггернаута» — тоже помнил...

Он понимал, что говорить ей что-нибудь на эту тему нельзя. Работа есть работа, ничего не поделаешь — тем более семейные традиции... и так далее... Только лучше бы она все-таки возвращалась домой пораньше!

Потому что чем дальше, тем невыносимее становились эти часы, когда он не знал, чем себя занять, сидел и ждал, и думал... думал... Об одном и том же, все время об одном и том же: что будет дальше? Точнее — что делать? — потому что решать, что будет дальше, предстояло именно ему.

Часто Теду казалось, что вот-вот кончатся эти непонятные затянувшиеся каникулы и они с Рене вернутся в Париж. И он снова начнет работать, и вечером будет приходить домой, и дома его будет ждать веселая девчонка с пушистым светленьким ежиком, вкусный домашний запах и тявкающие от радости собаки.

Он знал, что этого никогда не будет — но все равно почему-то казалось.

Пока еще удавалось делать вид, что все в порядке, и лишь сам Тед чувствовал, что в глубине души зачастую раздражается по пустякам, на которые раньше и внимания бы не обратил. И все труднее ему становилось относиться ко всему с легкой насмешкой и придумывать какие-то забавные хохмы — например, сравнивать себя с героями боевиков и сериалов. Да и вообще — улыбаться...

Между делом состоялся их переезд в памятные Теду покои на третьем этаже, отремонтированные и заново обставленные; в «хозяйских апартаментах» рядом с кабинетом Рене жить не захотела.

При переезде он здорово прокололся. Войдя вместе с Робером в круглую гостиную, взглянул на стену, где когда-то находился телевизор, и выразил удивление по поводу его отсутствия. Как оказалось, телевизор, плоский и суперсовременный, был теперь укреплен на другой стене и в нерабочем положении скрывался за деревянной резной панелью.

Тед предпочел не заметить вопроса в глазах старика: «Откуда ты, без году неделя здесь, знаешь, где именно раньше находился телевизор?»


Как-то раз, шаря на полках в библиотеке, он наткнулся на здоровенный фолиант с золотым тиснением на переплете: «Собаки. Большая иллюстрированная энциклопедия». Открыл, посмотрел — книга показалась занятной. Прихватив ее наверх, уселся на коврике у камина, разложил перед собой — такой огромный том неудобно было держать на коленях — и начал изучать.

Тед никогда не подозревал, что на свете существует такое множество пород собак. Большие и маленькие, лохматые и голые — совсем голые, без всякой шерсти! — с хохолками и курносые, и с ушами до пола, и похожие на собаку Баскервилей — в книге приводились рисунки, фотографии и истории каждой породы.

Он с удивлением узнал, что большинство крупных пород собак происходят от молоссов — боевых собак, которых использовали древние финикийцы, а потом и римляне. С римскими легионами эти псы распространились по всей Европе, отмечая границы некогда великой империи.

Внезапно увидев на картинке знакомую обезьянью рожицу, он внимательно прочитал заметку про брюссельского грифона и сообщил радостно завихлявшейся в ответ Дезире:

— Выходит, ты у нас любимая собака бельгийских королей! Это с твоими-то манерами! А кто на прогулке яблочный огрызок сожрал?! Вот подарим тебя королю — пусть он такую мерзкую невоспитанную шавку любит, которая стельки рвет!..

Этих слов собачонка не выдержала — сорвалась с места, полезла обниматься и успокоилась, только пристроившись у него на бедре и уткнув нос под свитер.

— Так, теперь давай с тобой разберемся, — Тэвиш был куда менее экспансивен — он лишь поднял голову. — А ты у нас, оказывается, охотник... отличный охотник на барсука и лису. Интересно, ты когда-нибудь охотился? — Пес тяжело вздохнул и снова положил голову на лапы. — Понятно, значит, нет, — усмехнулся Тед. — Выходит, оба мы с тобой охотники — и оба не охотимся, только сидим на коврике и ждем. И ждем... — повторил он — хорошего настроения как ни бывало. — И выходит, мы с тобой одно и то же... — это он сказал уже самому себе...

А в самом деле, чем он отличается оттого же Тэвиша? Оба весь лень ждут Рене и радуются, когда она приходит домой, оба из шкуры вон лезут, чтобы сделать ей что-то приятное — полизать руку или... наполнить горячую ванну. Так в чем разница? Но ведь он-то — человек!..

Энн Салан Тед встретил неожиданно, решив очередной раз прогуляться по городу, чтобы скоротать время. Припарковал машину — и тут она окликнула его, помахав рукой с противоположной стороны улицы.

Дождавшись просвета в потоке машин, перебежала через дорогу.

— Привет! Какими судьбами?

— Да я уже почти месяц в Цюрихе...

Она не стала удивляться и интересоваться, что он тут делает, просто спросила:

— Я перекусить собираюсь. Не хочешь составить компанию?

Тед с радостью согласился — в последнее время он соскучился по общению с людьми, а спешить было все равно некуда.

Они устроились в небольшом кафе, которое сам он не нашел бы на шумной улице. Ему было приятно сидеть и слушать ее болтовню — о том, что в последнее время работы невпроворот; без всякого смущения — о попытках поберечь фигуру (эта фраза сопровождалась завистливым взглядом, брошенным на заказанные им сырные шарики — сама она ограничилась салатом), об отпуске, в который она собирается поехать.

Все это сопровождалось озорной белозубой улыбкой и взглядом темно-карих, похожих на вишенки, глаз. Тед подумал, что Энн, несомненно, знает о своем обаянии и использует его, в том числе и в работе. И еще — что при других обстоятельствах он не преминул бы приударить за ней и, скорее всего, не без результата. При других обстоятельствах...

Приступив к кофе, Энн ненадолго замолчала, словно задумавшись о чем-то, потом вдруг сказала:

— Я хотела спросить... скажи, это ты распутал всю историю с Торрини?

— Я.

— Здорово! Одно такое дело может создать человеку имя на всю жизнь!

— Я об этом тогда не думал.

— Понимаю... — кивнула она, будто действительно что-то понимала.

А может, и понимала — заметку в газете она наверняка видела.

Посидела, отхлебывая кофе и искоса поглядывая на Теда, и спросила:

— Ты в Цюрихе надолго?

Этот вопрос он и сам себе не раз задавал... Пожал плечами — пусть понимает, как хочет.

— Я к тому, что я могла бы тебе предложить работу...

— Какую? — Сердце Теда подпрыгнуло и забилось быстрее.

— Мне нужен человек, способный вести крупные дела, координировать действия оперативников и ставить перед ними конкретные задачи. С тобой в этом отношении работать было одно удовольствие, ты всегда точно знал, чего хочешь — словно весь план у тебя заранее в голове был.

Знала бы она, что Тед сам занимался делом такого масштаба впервые!

— По деньгам получится неплохо, — продолжала Энн. — Оклад плюс премии «по результату», выйдет как минимум... — назвала сумму чуть ли не втрое больше, чем он зарабатывал в Париже.

Как Тед подозревал, столь щедрое предложение было связано не только с его профессиональными способностями. История с Виктором Торрини до сих пор была, что называется, «на слуху», и человек, распутавший это дело, мог придать дополнительный блеск ее агентству и привлечь клиентов.

«Вот и все, — подумал Тед, отъезжая от «Сириуса». — Это решит все проблемы!»

Он подвез Энн до работы и договорился, что позвонит ей через пару дней, но на самом деле хоть сейчас готов был дать ответ. Снова работать! Работать — и неплохо зарабатывать! Правда, это, конечно, Швейцария — тут и цены повыше... Но все равно — неплохо!

Рене обрадуется... наверняка обрадуется и, уж конечно, не будет возражать! Правда, иногда придется уезжать на пару дней — но она поймет, она же знает, что такое работа!

Но по мере приближения к особняку энтузиазм Теда начал постепенно угасать. Все испортила трезвая — и едкая, как кислота, мысль: «Всей этой неплохой зарплаты как раз хватит, чтобы сшить пару костюмов в «соответствующем статусу» — то есть суперфешенебельном ателье, на маникюр уже не останется...»

Доехав до дома, он молча поднялся наверх, лег на кровать и уставился в потолок. Дезире, оставленная в гостиной, обиженно потявкала за дверью, но потом угомонилась. Ему сейчас было не до нее.

Впервые за много дней Тед не ждал с нетерпением, когда, наконец, придет Рене — наоборот, хотелось в тишине и одиночестве обдумать все. Обдумать и принять решение.

Если он сейчас возьмет эту работу, значит, он остается в Цюрихе... по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. И, получается, должен будет жить за счет Рене — потому что на все, что полагается иметь мужчине «ее круга», заработать не сможет — а допускать, чтобы ее попрекали плохо одетым и «не соответствующим» любовником, тоже не с руки. И так наверняка многие ее знакомые думают: «Что она в нем нашла? Уж с ее-то деньгами могла бы выбрать и получше!»

Вот и решай, парень, что тебе делать — оставаться или уезжать?

И правда — что только она в нем нашла?!

Тед встал, подошел к зеркалу и долго изучал свое отражение — беспристрастно, словно постороннего человека. Действительно, ничего особенного — так, середнячок. Если бы он услышал о подобной истории, случившейся с другими людьми, то и сам бы, наверное, удивился: «Что она в нем нашла?!»