Мери Каммингс

Наследница


ПРОЛОГ 

До границы оставалось меньше километра — повезло и почти сразу удалось найти подходящую машину. Наверное, полицию уже вызвали... Значит, до того как поднимется тревога, осталось час-полтора — за это время нужно успеть перебраться через границу.

Если ее поймают и вернут, второго шанса не будет, это она хорошо понимала. Весь этот план она продумывала три месяца — с того момента, как поняла, что ее ожидает; тогда же начала копить деньги. Правда, сейчас, после того как она расплатилась за такси и заказала чашку кофе, над которой сидела уже полчаса, у нее оставалось не больше шестидесяти франков — немного мелочи и две кредитки.

Она знала, что выглядит моложе своих лет — тем более в джинсах и свитере Алисы — и вполне сойдет за студентку, путешествующую автостопом. Во всяком случае, у пожилой пары, с которой она добралась сюда из Цюриха, никаких подозрений не возникло.

Но через границу автостопом ехать нельзя — даже если документы там проверяют не слишком тщательно, у нее их просто нет, никаких. Все ее документы лежат в сейфе, надежно запертые... надежно спрятанные от нее...

Все было продумано — так хорошо продумано! Но реальность не совпадала с планами: на улице капал мелкий противный дождик, деньги кончались, каждый входивший в кафе человек заставлял все внутри сжиматься от страха, а подходящей машины по-прежнему не было.

Официант уже спрашивал ее, не собирается ли она заказать что-нибудь еще. Пришлось использовать ту же легенду: она студентка из Франции, едет с подругой в Кельн и договорилась встретиться с ней в этом кафе — но подруга почему-то опаздывает. Еще на полчаса этого хватит, но сидеть до бесконечности здесь нельзя.

Подъехавшие к кафе машины были, казалось, ответом на ее безмолвную молитву: три огромных грузовика с бревнами, прикрытыми сверху брезентом. Теперь оставался самый главный вопрос — куда они едут?

Глубоко вздохнув, она встала и, широко улыбаясь, направилась к вошедшим в кафе людям.

— Простите, месье, вы, случайно, не из Цюриха едете? Как оказалось, водители были итальянцами, более-менее сносно знающими французский язык. Они тут же предложили подвезти ее до Людвигсбурга и даже, кажется, слегка огорчились, когда выяснилось, что дружелюбно улыбающуюся молоденькую француженку интересует лишь одно: не обгоняли ли они по пути машину ее подруги — зелененький «Фиат»? Не дай бог, у бедной Мадлен спустилось колесо! Иначе почему же ее так долго нет?!

Водители были уверены, что такой машины им на дороге не попадалось, и предложили, пока она дожидается Мадлен, выпить с ними чашечку кофе — или еще чего-нибудь. Это не входило в ее планы... но прямо сейчас уходить из кафе — это подозрительно. Быстрее, быстрее, думай!

— Спасибо, месье, я сейчас только позвоню маме — может, Мадлен ей звонила? Прямо не знаю, что и думать — она, конечно, часто опаздывает, но чтобы настолько! — все это с широкой улыбкой, кажется, уже приклеившейся к челюстям.

Выскочив наружу, она побежала в сторону телефонной будки — на случай, если кто-то из итальянцев смотрит ей вслед. По спине бегали мурашки, словно от холода — но холодно не было, наоборот, лицо горело, и прохладные капли дождя давали мимолетное облегчение.

Все, теперь из кафе ее уже не видно. Окинув взглядом стоянку — нет, никто не видит! — она свернула за кафе и осторожно, чтобы не споткнуться, пошла обратно, в сторону грузовиков, стараясь держаться вне освещенного участка.

Добравшись до ближайшего грузовика, оглянулась — на стоянке по-прежнему никого не было. Теперь — быстро! Она подпрыгнула, ухватившись за выступающее бревно, повисла (быстрее, быстрее!), попыталась подтянуться и зацепиться за что-нибудь носком кроссовки. Цепляясь за торцы бревен, полезла наверх, добралась до края брезента и вползла под него, извиваясь, как червяк. Растянулась, стараясь забиться во впадину между бревнами, чтобы ее невозможно было заметить снизу.

Теперь от нее больше ничего не зависит.

Водители пришли не скоро — показалось, прошла целая вечность, прежде чем вблизи послышались голоса, захлопали двери кабин и машина, наконец, тронулась. От задувающего под брезент ветра сразу стало невыносимо холодно.

Прижавшись к бревнам, она считала секунды и твердила шепотом:

— Господи, господи, господи... Пожалуйста, пожалуйста... Господи...

Машина затормозила, снизу раздались голоса — она вцепилась зубами в кулак, мысленно продолжая повторять: «Господи, господи...»

Сердце билось часто-часто, внезапно затошнило — во рту стало кисло и противно. Господи, господи...

Когда машина тронулась, она даже не сразу поняла, что произошло, продолжая крепко зажмурившись вжиматься в бревна. Прислушалась... Они ехали... Она ехала!

Машину плавно покачивало, и, несмотря на пронизывающий холод, ее внезапно неудержимо потянуло в сон. Она отключилась, потом снова пришла в себя и попыталась подтянуть колени к груди — казалось, так станет теплее.

До Людвигсбурга часа четыре — значит, когда они приедут, будет еще темно. Но если остановятся раньше, надо сразу слезать. Позвонить... Эти мысли мелькали в голове, вспыхивая между краткими периодами забытья — или сна? Не додумав до конца, она снова проваливалась куда-то, усыпленная мерным покачиванием и шумом дождя над головой...

Проснувшись в очередной раз, она не сразу сообразила, что происходит: было абсолютно темно, тихо и тепло. Лишь через несколько секунд поняла, что дождь кончился и машина стоит неподвижно с выключенным мотором. Она рискнула — извернулась, чтобы оказаться головой к задней части машины, проползла к краю брезента и выглянула.

В стороне виднелась светившаяся яркими огнями заправка. Поблизости никого не было. На секунду она замерла, прислушиваясь, затем выскользнула из-под брезента, повисла на руках и спрыгнула вниз, неловко приземлившись на четвереньки. Пригнувшись, отбежала, стремясь оказаться подальше от света, почувствовала под ногами траву и присела, оценивая обстановку.

Водители, очевидно, решили передохнуть и ушли на заправку. Пока они здесь, вылезать нельзя — они уже давно забыли глупенькую француженку, беспокоящуюся о своей подруге, и будут крайне удивлены, узрев ее снова. А когда они уедут, можно будет выйти — и позвонить! И позвонить...

Машины сдвинулись с места лишь минут через двадцать — все это время она сидела в траве и смотрела перед собой, беззвучно шепча что-то. Теперь, когда большая часть пути осталась позади, ей снова стало страшно.

На заправке давно было пусто, а ей никак не удавалось заставить себя встать. В горле пересохло, казалось, все суставы застыли и уже никогда не сдвинутся с места... и не надо — тут так тихо...

Глубоко вздохнув — это всегда помогало ей собраться с духом — она выпрямилась. Пучком травы попыталась стереть с джинсов и свитера пятна смолы и опилки — кажется, получилось вполне прилично.

Вышла на шоссе, огляделась. Неподалеку виднелся указатель: «Штутгарт — 38 км».

Через пару минут она стояла в телефонной будке. Внутри все застыло от страха, только сердце отчаянно билось.

Первый звонок оказался удачным, теперь...

Пальцы плохо слушались и дрожали — она дважды сбивалась и начинала сначала. Этот номер она помнила наизусть —когда-то он был записан карандашом в тетрадке по химии, но три месяца назад она сожгла листок с записью в камине. Никто не должен знать...

Голос автоответчика был незнакомый, женский:

— Оставьте, пожалуйста, сообщение и номер телефона — вам перезвонят.

Гудок... и она заговорила срывающимся голосом, громко и быстро:

— Тед, это Рене. Мне нужна помощь. Я ушла от мужа. Приезжай, пожалуйста. Мюнхен, Нойбахштрассе восемь. Пожалуйста, приезжай, ты мне очень нужен. Мюнхен, Нойбахштрассе, восемь... 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

За четыре года до описанных событий. 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В этом доме вечно было полно народу. Сам хозяин, высокий мрачноватый красавец, на весь день уезжал в сопровождении шофера и телохранителя и не создавал особых проблем. Проблема состояла в том, что и без него дом никогда не оставался пустым.

Домоправительница, горничные, какая-то девчонка, болтавшаяся по двору со стаей мелких разношерстных собачонок, садовники, секретарь (именно секретарь, а не секретарша!) и еще человек пять, чьи функции со стороны было трудно определить — и все это для того, чтобы обслужить одного человека!

Правда, и дом был хорош: помпезное трехэтажное здание конца восемнадцатого века (под названием «особняк Перро» он упоминался в путеводителе по Цюриху). Две круглые башни, мраморные колонны у входа, подъездная дорожка, выложенная битым кирпичом. И высокая чугунная ограда, позволявшая видеть всю красоту этого светло-синего с белым дворца, не давая при этом возможности подойти вплотную ни туристам, ни прочим посторонним.

Впрочем, молодого человека, сидевшего в парке и мрачно созерцавшего дом, мало волновали вопросы социальной справедливости — его проблема была куда более прозаической. Несмотря на всю эту толпу, ему необходимо было каким-то образом добраться до сейфа, находившегося на втором этаже, в кабинете хозяина — и он собирался это сделать в самое ближайшее время.

Звали молодого человека Тед Мелье. Как правило, в беседах с более-менее интересными женщинами он представлялся частным детективом — это звучало романтично и таинственно. У него и правда была лицензия частного детектива, даже с разрешением на оружие — выданная во Франции и посему в Швейцарии не дающая никаких прав.

Что касается более-менее интересных женщин, то с ними особых проблем не было. Конечно, какая женщина, если она имеет голову на плечах, захочет всерьез и надолго иметь дело с человеком, единственное имущество которого — небольшая квартирка в центре Парижа. При этом без денег, без устойчивого заработка — да и особо интересной внешностью не отличающимся: возраст — неопределенный, можно дать и двадцать пять лет и тридцать пять (на самом деле — тридцать один); рост — выше среднего, худая, кажущаяся чуть долговязой фигура. Волосы — средне-коричневые, глаза — средне-серые — словом, не за что зацепиться глазом.