Он и сам знал, что для «Локомотива» вполне подойдут его обычные джинсы в сочетании с зеленым свитером с оленем (который Рене наконец довязала и с утра торжественно вручила ему) — этот самый большой в Париже диско-клуб был знаком Теду с детства.

А что, это неплохо — тряхнуть стариной и показать Рене, где и как он танцевал, когда ему было двадцать лет!

— Ну давай, давай! — баронесса буквально приплясывала от нетерпения.

Рене молча встала, пошла в спальню, но Теду показалось, что вид у нее несколько понурый.

Прошло минут десять, а она все не появлялась. Бруни, не обращая на это внимания, разливалась соловьем, рассказывая про свою будущую выставку, но Тед постепенно начал беспокоиться и в конце концов пошел проверить, в чем дело. Как оказалось, вместо того, чтобы переодеваться, она сидела на кровати, прижимая к себе собачонку и опустив голову.

— Ты чего? Что-то не так? — Он приподнял ей лицо, вгляделся — показалось, что глаза у нее несчастные, как у больной собаки. Рене зажмурилась, помотала головой и вдруг, неожиданно для него, прижалась щекой и губами к его руке. — Ты чего? — повторил он, присев на корточки — Ты себя плохо чувствуешь?

— Нет, что ты, — она слабо улыбнулась, — сейчас я оденусь. Просто... устала немножко. Пройдет.

— Одевай что-нибудь такое, что можно снять — там бывает жарковато, — посоветовал он. — Лучше не свитер, а какую-нибудь блузку с жакетом.

В «Локомотив» они поехали на такси, вчетвером — телохранитель остался в номере. Как сказала Бруни:

— На что он нам?! Пусть сидит, собаку стережет! Мой Филипп один стоит десятка таких, как он!

Филипп был телохранителем Бруни, приставленным к ней отцом. Его присутствие являлось условием получения содержания — весьма солидного — выделяемого папочкой непутевой дочери. Все это со смехом рассказала сама Бруни Филипп, как обычно, молчал, лишь в глубоко посаженных пазах порой вспыхивал иронический огонек.

Как сказал бы мэтр Баллу: «интересно, кто же главный в вашем... дуэте?», — подумал Тед, когда Филипп, обнаружив подходящие места возле стойки, обхватил за плечи свою подопечную и пихнул в ту сторону.

Музыка с непривычки показалась очень громкой и быстрой, ко через несколько секунд Тед уловил знакомый ритм и усмехнулся, вспомнив, что под эту же мелодию танцевал здесь лет пятнадцать назад.

— Пойдем? — Он протянул Рене руку и был удивлен паническим выражением, промелькнувшим на ее лице.

— Я... не умею, — она попыталась улыбнуться.

Тед хотел сказать, что ничего в этом сложного нет, и главное не бояться, остальному он ее научит — но не успел. Бруни, уже нетерпеливо отбивавшая ритм носком сапожка, мгновенно сориентировалась и, схватив его за руку, потащила на площадку.

— Пошли, пошли! Она действительно не умеет — не мучай зря человека. Я еще со школы помню, она всегда на дискотеках в уголке сидела, никак вытащить не удавалось!

Рене прихлебывала коктейль, пыталась найти в танцующей массе зеленый свитер и коричневые волосы и уговаривала себя, что вот-вот, совсем скоро, музыка кончится и они вернутся. Но пестрые вспышки над головой мешали отчетливо различить цвета, а музыка все не прекращалась, незаметно переходя с одной мелодии на другую.

— Ух, давно так хорошо не плясал! — услышала она вдруг сбоку и обернулась.

— Я и не знала, что ты так здорово танцевать умеешь! — Бруни все еще держала его за руку, оба они были раскрасневшиеся и веселые.

— Ну, с такой-то партнершей!

Проходя мимо Рене, Тед мимоходом потрепал ее по затылку и, плюхнувшись на табурет, одним махом заглотил полстакана коктейля. Сказал — весело и, как ей показалось, чуть снисходительно:

— Скучаешь? Ничего, как только заиграют что-нибудь помедленнее, мы с тобой тоже потанцуем!

Ей захотелось что-то сказать, просто чтобы он ответил, но Бруни уже заговорила — весело, быстро, возбужденно, и Тед повернулся к ней, чтобы лучше слышать.

Филипп за все это время не произнес ни слова, только заказал еще по коктейлю. Бруни одним махом выпила свой и дернула Теда за руку.

— Ну, пошли!

Рене смотрела, как он уходит... как они уходят — веселые, легкие, красивые и очень подходящие друг другу. Волосы Бруни развевались золотой гривой, почти касаясь лица Теда, смех ее доносился даже сюда — и в его глазах было восхищение, такое же, как у всех, всегда...

Конечно, это жалко и недостойно — ревновать, и он свободный человек, и Бруни... она и вправду красивее, тут и говорить нечего. Только скорее бы все это кончилось, потому что очень хотелось плакать!

Рене ждала только одного — чтобы действительно заиграли что-нибудь помедленнее, и Тед пришел и повел ее танцевать — чтобы они оказались вдвоем. Тогда можно будет пожаловаться, что ей душно, что у нее болит голова — все равно что, лишь бы уйти отсюда поскорее. Пусть он даже рассердится — все равно!

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем яркие вспышки сменились плавными переливами и невидимый оркестр заиграл какую-то медленную мелодию. Она могла бы танцевать под такую, это она умела — но Теда все не было.

Интимная полутьма, разбиваемая медленными сполохами, кружащиеся парочки — и внезапно Рене увидела его... их! Обнявшись так плотно, что казались одним целым, они словно плыли куда-то под музыку; лица их почти соприкасались, и руки Бруни обвивали шею Теда. Вся это картина промелькнула на мгновение перед глазами и снова исчезла за спинами танцующих.

Музыка звучала бесконечно долго, потом замолкла и вновь заиграла, уже другая, быстрая. Рене больше не поглядывала в зал и не пыталась заметить в толпе знакомую фигуру — зачем? Слезы наворачивались на глаза — не от обиды, а просто... так...

Теперь она смотрела в одну точку — на крохотную лужицу коктейля, пролитую на стойку. В ней отражались вспышки разноцветных прожекторов — и вдруг пронзительно и до боли ярко вспомнилось, как они с Тедом шли по пустому городу и капли дождя сверкали праздничным фейерверком...

Подняв глаза, Рене поймала взгляд Филиппа — теплый, сочувствующий — и поняла, какой, должно быть, жалкой сейчас выглядит. Глупой тощей уродиной — какой всегда и была!

Рене попыталась улыбнуться, поняла, что выглядит от этого еще более жалкой и нелепой, и сказала как можно небрежнее:

— Ладно... я, пожалуй, пойду! — Прежде чем Филипп успел что-то возразить, сорвалась с табурета и бросилась к выходу.



Давно уже Тед так не танцевал — самозабвенно, стремясь полностью выложиться и показать, на что он способен. Впрочем, чего греха таить, немалая роль в этом принадлежала Бруни — перед такой партнершей не хотелось ударить в грязь лицом. Красивая и броская, элегантная и раскрепощенная, она двигалась так, будто музыка звучала у нее в крови.

Мелодия сменялась мелодией, но он забыл о времени, опьяненный ощущением легкости, почти полета. Лишь когда закончился медленный танец и Бруни оторвалась от него, чтобы, вскинув руки, извернуться в такт бешено взорвавшемуся року, Тед вдруг вспомнил и обернулся, но за спинами людей было не видно ни стойки, ни тех, кто сидел за ней.

— Ты чего? — увидев, что он сбился с ритма, закричала Бруни чуть ли не в самое ухо.

— Я Рене обещал...

— Ей за таким не угнаться! Да ничего, она не рассердится, — баронесса звонко рассмеялась. — Ну давай еще потанцуем, уж больно хорошо получается! Мне все мужики какие-то дохлые попадаются, давно так здорово не оттягивалась! Ну давай — до первого медленного танца?!

Тед кивнул, хотя прежнего куража уже не было. Повернувшись лицом к стойке, он высматривал в толпе просвет, пытаясь разглядеть Рене и хотя бы помахать ей рукой; наконец не выдержал и мотнул головой.

— Извини — больше не могу! — потянул Бруни за руку, высвобождая из толпы.

Она сделала недовольную гримаску, хотела что-то сказать, но Тед уже не смотрел на нее. В просвете между танцующими внезапно мелькнула стойка и люди, сидящие за ней — но вместо Рене на табурете сидел какой-то парень! Извиняясь и наталкиваясь на чьи-то спины, Тед начал быстро пробиваться сквозь толпу; попытался нашарить глазами Филиппа — его тоже не было. Оглянулся на подоспевшую Бруни.

— Ушла... — растерянно выдохнула та.

— Куда ушла? — не понял Тед.

— Куда... домой ушла, как всегда! — в ее голосе послышалась злость и в то же время слезы. 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

— Что значит — как всегда?

— Ну она всегда так делает — ты что, парень, не понимаешь? — обычно в речи Бруни было почти не различить американский акцент, но сейчас он слышался отчетливо. Только теперь Тед заметил, что наложившиеся на предыдущий вермут два коктейля сыграли свою роль — она была изрядно пьяна.

Махнув рукой, он выскочил на улицу и огляделся — Рене нигде не было.

Вернувшись в зал, он обнаружил, что баронесса не теряла времени даром — перед ней стоял полупустой стакан с джином. Выразительный взгляд бармена дал Теду попять, что его даме лучше бы завязывать со спиртным.

— Хватит, пошли домой!

— А чего?! Она уже дома, никуда не денется! — в подтверждение своей мысли Бруни прикончила стакан и внезапно, рывком, перешла в следующую стадию: — Сука я, сука! Что же я наделала! — грохнула кулаком по стойке.

— Хватит, пошли!

На этот раз она не стала возражать — соскользнула с табурета и пошатываясь поплелась к выходу. Тед быстро кинул на стойку первую попавшуюся купюру, не стал ждать сдачи — эдак скоро и он приобретет миллионерские замашки! — и поспешил за ней.

Поймал баронессу он уже на проезжей части. Схватив за плечо, выволок на тротуар и слегка встряхнул.

— Ну-ка, стой спокойно!

— Я хочу такси!

— Ты можешь мне объяснить, что значит «как всегда»?