— А чему он тебя учил?

— Да всему... методика слежки, как справиться с любым замком, отключить сигнализацию, вскрыть сейф, установить скрытую камеру или прослушку, загримироваться — быстро и чтобы не узнали. И как с людьми разговаривать... Работы у нас тогда было немного, иногда по несколько дней вообще без дела сидели — и он мне все это объяснял, показывал и просто всякие истории рассказывал. Он еще в тридцатые годы начал работать и помнил много интересного. Все! — Тед отступил от стола. — Теперь нужно немного подождать.

— Думаешь, получится?

Обычное «Я же профессионал!» на этот раз сказано не было — улыбка говорила сама за себя. Он просто плюхнулся рядом, притянул ее к себе и ткнулся носом в волосы. Легонько поцеловал, потеребил губами ухо — и вопросительно протянул:

— М-м? — еще раз пощипал ухо и взглянул в глаза.

Как, прямо здесь?! Рене прекрасно поняла, на что он намекает... От пробежавших по спине мурашек ей показалось, что она наполнена легкими колючими пузырьками, как бокал с шампанским. На мгновение ужаснулась — какая она распущенная, ей ведь совсем не стыдно! — и развеселилась от этой мысли.

Короткий чувственный смешок вырвался у нее невольно, и это было самым подходящим ответом.


Она кончила первой. Вскрикнула, вцепилась в него — и, ощутив сладкую судорогу, сжавшую и подтолкнувшую его в ее горячей глубине, Тед застонал от почти невероятного наслаждения. В пустой голове откуда-то возникло и закрутилось в такт ударам сердца: «Так еще не было... Так — еще не было...»

Прямо под собой он чувствовал расслабившееся тело Рене и слышал ее неровное дыхание. Ему и самому не хватало воздуха — чуть сдвинувшись, Тед перевалился на бок и попытался вдохнуть как следует.

У-фф, наконец-то получилось! — словно подкараулив этот момент, на столе что-то зазвенело. Еще несколько секунд он лежал неподвижно, потом процедил сквозь зубы:

— Черт... — подумал, что минуту назад это было бы куда более некстати. — Я сейчас вернусь, — вскочил, встряхнул головой и побежал к столу.

Вернулся он действительно быстро, снова плюхнулся на диван и обнял Рене, притягивая поближе.

— Давай еще полежим немножко. Потом уже надо будет вставать и... действительно делом заняться, — провел рукой по спине, по плечу. — Ты не замерзла?

Рене молча покачала головой.

— Хорошо... — сказала совсем тихо, больше для себя, но Тед услышал и кивнул.

— И правда хорошо...

Она поерзала, устраиваясь поудобнее, и неожиданно спросила:

— А почему ты не женат? — Попыталась объяснить: — Ну, ты такой... — и не договорила, внезапно смутившись.

Ну и вопросики! Хотя большинство его сверстников уже женаты. Или разведены... А он и правда быстро приближается к пределу, после которого его будут называть «старый холостяк». Смешно! Он — и вдруг «старый»...

— Не знаю. Может быть, подходящую женщину не встретил — да и не особенно искал...

«Тебя ждал... Тебя — со всеми твоими проблемами, с испуганными глазами и тонкой трогательной шейкой — доверчивую, веселую, серьезную и беззащитную. Тебя — и другой мне не надо. Тебя — и это то, чему не суждено сбыться...»

— ...И сам я не подарок: квартира маленькая, денег особых нет — да и работа у меня не для семейного человека. Вот за последний месяц — сколько раз я дома ночевал? А в понедельник — снова уезжать... Какая же это семейная жизнь получилась бы?

«Я бы возвращался к тебе... раз за разом — к тебе, единственной... Пожалуйста, Рене, не спрашивай, не надо, пожалуйста!»

Тед пошевелился, собираясь вставать, и услышал новый вопрос:

— А ты свою работу любишь?

— Да, — усмехнулся он. — Мы с ней друг к другу подходим. Я бы никогда не смог работать от звонка до звонка — характер не тот... — Звонок тут же, словно по заказу, прозвенел. — Ну вот — пора вставать и дело делать!


К тому времени, как Рене оделась, он уже вплотную занялся работой. Принес пару магнитофонов, расставил их на полке над столом, спросил:

— Ты хочешь прослушать сегодняшний разговор? Я буду делать копию для мэтра Баллу — может, хочешь что-нибудь убрать?

— Наверное, нет? — нерешительно сказала Рене. — Или, может, конец — там, где про... — она сглотнула, — про дохлую рыбу...

— Это как раз оставь. Любому нормальному человеку такое достаточно один раз услышать — и больше не будет вопросов, почему ты разводишься. — Тед неожиданно ухмыльнулся. — А ответила ты ему хорошо. Я тут же на минуточку представил, как акула ему минет делает — еле удержался, чтобы не заржать.

Рене фыркнула, хотя ей такое неприличное зрелище даже вообразить себе было трудно.

— И взбеленился он вовремя — у меня пара хороших снимков получится, как он на тебя замахивается, тоже пригодится...

Тед заранее предупредил, что печатать фотографии — довольно нудное занятие и ей придется изрядно поскучать, сидя с ним, но скучно не было. Свернувшись на диване, она смотрела, как он работает. Сосредоточенное лицо, неизменная сигарета в зубах — и улыбка, порой пробегавшая по губам. Он сидел в кресле на колесиках; иногда отъезжал на дальний угол стола, складывал туда готовые фотографии в каком-то своем порядке — бывало, ненадолго застывал, словно в задумчивости — и снова возвращался.

Аккомпанементом к этому служили голоса, доносящиеся из магнитофона — запись сегодняшнего разговора с Виктором. Тед прокручивал ее снова и снова, перематывал, начинал сначала, останавливал, возвращал на несколько минут назад — и снова слушал.

Через час он внезапно откинулся на спинку, потянулся и возвестил:

— Перерыв! — встал, включил свет и прошелся по комнате, глядя вверх и дергая плечами — разминаясь. Спросил: — Кофе хочешь?

— Давай я сварю! — Ей тоже захотелось сделать что-то полезное.

Включив свет в коридоре, Тед показал ей кухню, а сам вернулся и растянулся на диване. Мысли по-прежнему крутились вокруг сегодняшнего разговора: что-то там было странно, но что именно? Какая-то мелкая несообразность, которую он даже не мог толком сформулировать, но зудящая и беспокоящая, как комариный укус.

Рене принесла кофе, присела рядом и спросила:

— А чего ты этот разговор все время крутишь?

— Надоело?

— Противно, — поморщилась она. — И голос, и то, что он говорил... Противно...

— Ладно, больше не буду. Могу вместо этого музыку поставить. Мне еще часок поработать надо.

— Давай музыку.

— Кстати, ты не знаешь — чем он бреется?

— Кто — Виктор? — Рене не сразу поняла, о чем он спрашивает — настолько странным показался ей вопрос.

Тед невозмутимо кивнул, отхлебывая кофе — лишь глаза его весело блестели.

— Электробритвой, два раза в день... а зачем тебе? — ей стало жутко любопытно.

Таинственно понизив голос, он заявил:

— Это профессиональная тайна. — Рассмеялся и объяснил уже всерьез: — Мне нужна пара его волосков для теста на установление отцовства. Вот я и думаю — как бы их достать...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

По своему опыту Тед знал, что в гостинице телефонный разговор прослушать легче легкого, и, уезжая, предупредил Рене, что, если он позвонит, нельзя говорить ничего, не предназначенного для посторонних ушей. Но так и не позвонил и в среду после обеда, приземлившись в Орли, слегка беспокоился — как-то она там?!

Когда он уезжал три дня назад, светило яркое солнце и казалось, что сейчас сентябрь, а не конец ноября. Но за эти дни над всей Европой нависли тучи, и Париж встретил его тем же дождем со снегом и ветром, каким проводил Цюрих.

Когда Тед, дождавшись своей очереди, забросил сумку в такси и велел шоферу ехать в «Хилтон», тот удивленно покосился на его промокшую куртку и посиневший нос, по стилю не совсем соответствующие месту назначения.

Войдя в холл, он понял, что беспокойство было напрасным — перед ним предстала вполне мирная картина. Пользуясь отсутствием начальства, его подчиненные — то есть телохранители — выклянчили себе телевизор и теперь сибаритствовали, устроившись на диване.

Увидев «шефа», они доложили, что никаких происшествий не было и Виктор не появлялся. Мадемуазель Рене сегодня еще никуда не выходила, только гулять с собакой. С утра приехал какой-то тип, низенький и немолодой — она увидела его, обрадовалась и приказала впустить. Он долго сидел у нее, потом ушел, а недавно снова вернулся.

Кто именно этот «низенький и немолодой», Тед сообразил сразу — и не ошибся. Стоило ему войти в гостиную, как он увидел Рене и Робера, сидевших на полу над распростертой собачонкой. Вид у обоих был деловито-зверский, в руке Рене был зажат какой-то блестящий инструмент, а рядом на полу стояла тарелка с печеньем.

Все это он успел заметить в первый момент. Секунда — и она уже неслась к нему. Налетела, обхватила обеими руками, уткнулась в свитер — Тед зарылся лицом в короткие, пахнущие цветами прядки, подышал ими и только потом поднял голову.

Робер по-прежнему сидел на полу, уставившись на них и слегка приоткрыв рот от изумления. Поймав взгляд Теда, смешался и попытался встать — тот махнул ему рукой: сиди, мол, не дергайся!

Терять было нечего — что уж теперь скрывать! — и он снова склонился к ней, шепнул:

— Рене... — и поцеловал поднявшееся навстречу лицо. Улыбнулся, сказал — уже громче: — Осторожно, уши мне не отрежь. — Инструмент, до сих пор зажатый в ее руке, весьма чувствительно холодил шею. — Что вы делаете с бедным животным?

— Когти стрижем, — отозвалась Рене. Отступила на шаг, по-прежнему улыбаясь до ушей и не сводя с него глаз, и сообщила: — Видишь — Робер приехал!

Это было настолько очевидно, что он не смог сдержать смеха. Сделал пару шагов, протянул руку — Робер осторожно пожал ее, вопросительно глядя снизу вверх и явно все еще осмысливая увиденное.