Мери Каммингс - Наследница

К этому времени Тед понял, что и его терпению есть предел, и предложил поехать куда-нибудь погулять — а вечером поужинать в бистро у тети.

Предложение было встречено с радостью. Как он подозревал, Рене, кроме всего прочего, жаждала похвастаться тете Аннет образцом своего «парикмахерского искусства». Собака и впрямь была великолепна — хоть сейчас на выставку!

Сначала он покатал Рене по городу, решив хоть мельком показать ей места, о которых она наверняка читала и слышала. К этому добавлялись и его собственные воспоминания:

— Видишь, вон Эйфелева башня. Я туда как-то на пари лазал ночью — метров на двадцать наверх забрался, потом еле слез...

По правде сказать, максимум на двенадцать! Пари, естественно, проиграл, и было очень стыдно перед следившими снизу девчонками.

— ...Вон там — Триумфальная арка. Раньше это место называлось площадь Звезды, а теперь — Шарля де Голля. Мне старое название больше нравилось...

— ...А это Пале-Рояль — помнишь, в «Трех мушкетерах»? Тут под колоннами есть один интересный магазинчик, я в детстве иногда специально сюда смотреть приходил. Там оловянных солдатиков продают — самых разных, от средневековых до современных. И пушки всякие, танки — даже стенобитные машины!

Интересно, каким он был в детстве? — внезапно подумала Рене. Представила себе худенького мальчишку, упрямого и самоуверенного, с нахальными серыми глазами и заразительной улыбкой. Наверное, таким мог бы быть его сын...

Оставив машину у бистро, они поднялись на Монмартр, снова немного посидели на лестнице перед Сакре-Кер, а потом спустились вниз на бульвар Рошешуа.

Вначале Тед держал Рене за руку, а потом обнял и повел, прижимая к себе и лавируя между заполнявшими эти места по выходным туристами.

Они обошли обещанную в прошлый раз Пигаль — Рене с интересом (при этом стараясь, чтобы он не заметил) косилась по сторонам и круглыми глазами пялилась на откровенные фотографии, выставленные в витринах. Теду было смешно: все это он видел с детства и не считал чем-то особенным — но ее явно воспитывали куда более строго.

Собака деловито трусила впереди — он почти забыл о ней, болтая обо всем, что приходило в голову, и вспоминал только когда Рене притормаживала у какого-то облюбованного псом столбика.

Тетя с первого взгляда просекла характер их отношений и прокомментировала короткой фразой — вроде себе под нос, но так, чтобы ему было слышно:

— Сожрал кот канарейку...

Тед еле заметно пожал плечами, что означало «No comments».

Собачка вызвала подобающее восхищение. Увидев, что ее труды кто-то оценил, Рене расплылась в улыбке и с гордостью продемонстрировала Теду умение пса стоять на задних лапах. Вручив песику приз — соленый сухарик, тетя присмотрись к ней и заявила:

— Пошли наверх! Надо кое-что в прическе поправить! Чтобы тетя Аннет сама, без уговоров, предложила это!

 Тед был в шок — к такому он не привык...

Прихватив в холодильнике лучшее средство от стресса — кусок вчерашнего торта, он тоже поднялся наверх и еще с лестницы услышал:

— Ой, да что ты?! Теди терпеть не может готовить — только на сухомятке и живет, когда-нибудь желудок испортит, помяни мое слово!

— Разве? Но по-моему, он очень вкусно все делает... и меня даже научил немножко.

Все ясно — обсуждают его персону...

На самом деле Тед был рад, что две близкие ему женщины так быстро нашли общий язык. Правда, к радости примешивалось и удивление: почему ему самому это так важно? Смешно... словно он привел знакомиться к тете свою невесту!

Его появление было встречено объяснением:

— Мы тут решили цвет поменять. А то чуть-чуть отрастет, и сразу заметно становится.

Рене, обмазанная краской, смущенно заулыбалась. Незаметно махнув тете Аннет рукой, Тед отозвал ее в соседнюю комнату и тихо предупредил:

— Только ты ее, пожалуйста, ни о чем таком не спрашивай!

— О чем таком?

— Ну о муже там, о разводе.

— Да что я — не понимаю?! — шепотом возмутилась тетя, хотя Тед был уверен, что она как раз собиралась исподволь подобраться к этой теме. Тут же, в последней попытке выведать хоть что-нибудь если не у Рене, так у него — бросила вроде бы невинную реплику: — А по новостям ее больше не показывает...

— Ничего, — утешил он, — еще покажут.

Новый цвет волос Рене оказался темнее, чем предыдущий. Хотя Тед всю жизнь считал такие волосы светло-русыми, тетя Аннет сообщила, что этот оттенок называется «темная платина». Смотрелось, во всяком случае, не хуже.

Полюбовавшись делом рук своих, тетя внезапно заторопилась вниз, бросив на ходу:

— Ладно, у меня официантки с ног сбились — а ты мне тут голову морочишь!

Тед удивился столь несправедливому замечанию — сама же предложила! — и лишь через несколько секунд сообразил, что тетя просто сочла нужным оставить их вдвоем.

Когда через несколько минут они спустились в зал, и, пристроив Рене за столиком, он отправился на кухню за едой, тетя перегнулась через стойку, заговорщицки прошептала:

— Помаду вытри! — и довольно хихикнула, когда Тед дернул руку ко рту, лишь в последний момент вспомнив, что никакой помады на губах у Рене не было.

— Шуточки!

Все было как тогда — сизая табачная дымка, танцующие парочки, люди за столиками и у стойки. И Тед был такой же, как всегда, в своей обычной одежде — свитере и черных джинсах. Как всегда... Они вместе всего три недели, а кажется, будто она знает его всю жизнь...

Рене следила за ним глазами, как в прошлый раз — и совсем по-другому. Потому что теперь это был ее мужчина, человек, которому она нравится — и который очень нравится ей. На губах еще чувствовался вкус его поцелуя, и было весело и жарко от мысли, что вечером они поедут домой — вдвоем.

Отправившись за вином, Тед задержался немного поболтать с тетей. Узнал, что Ролло, прихватив Кошмарика, на не делю уехал в Марсель, и обрадовался: не хватало, чтобы собаки, приревновав Рене друг к другу, устроили публичную разборку! На прогулке, когда черный песик облаял высунувшего морду из проезжавшей машины ротвейлера, Тед заподозрил в нем изрядного драчуна — Рене со смехом подтвердила, что размеры противника его никогда не смущали. Хорош смех! А разнимать потом кому?!

Затем он вернулся к Рене уже окончательно, уселся напротив и зажал ее ноги между коленями.

— Ты чего не ешь?

— Тебя жду...

Он осторожно пригладил топорщившиеся светлые прядки, сообщил (а то вдруг она не заметила): — Я пришел! — и рассмеялся, потому что Рене не застеснялась и не спряталась, как улитка в домик, а теплым котенком прильнула к его руке.

Начав есть, она вспомнила разговор с тетей Аннет и спросила:

— А ты что — правда готовить не любишь?

— Примерно как ты — овсянку, — усмехнулся Тед.

— Тогда давай дома я сама готовить буду?

— Давай...

Все было как тогда: радость и смех, и мурашки, пробегавшие по телу — и даже то, что, словно угадав ее мысли, Тед улыбнулся, протянул руку и предложил:

— Пошли, потанцуем?

Все было как тогда — и лучше, потому что на этот раз Рене не думала, куда деть ноги и руки и как она будет выглядеть со стороны. Прижалась к нему, дотронулась до коротко стриженых волос на затылке — можно, все можно! — и сказала то, что вырвалось из самого сердца:

— Мне так хорошо с тобой!

Она даже не знала, услышал ли ее слова Тед — говорила она тихо. Наверное, все-таки услышал — кивнул и потрогал губами за висок.

Услышал и подумал: «Что же это за жизнь такая... проклятая!» 

В понедельник утром Рене позвонила мэтру Баллу и сообщила, что готова к решительным действиям. Адвокат попросил ее заехать к нему на следующий день, как он выразился «для согласования некоторых вопросов».

Тед предполагал, что одним из «согласовываемых» вопросов станут чересчур тесные отношения мадемуазель Перро неким частным детективом, могущие бросить тень на ее репутацию, столь важную при бракоразводном процессе.

Но Рене беспокоило лишь одно: как бы успеть с утра, до встречи с мэтром, посетить косметолога. Тед не понимал, какого черта ей нужен косметолог — при ее свеженькой гладенькой мордочке больше девятнадцати он бы ей в жизни дал! — но, очевидно, «у них» так было принято.

Лишь под вечер, когда она уселась довязывать тот самый зеленый свитер — кстати, получалось действительно неплохо ее лицо принято уже знакомое ему отрешенное выражение губы зашевелились, выговаривая неслышные слова.

Решив не мешать, Тед тихонько включил телевизор. Ничего интересного не показывали — какой-то нудный фильм, еще более нудную викторину и новости. Казалось, Рене была полностью поглощена безмолвным разговором с адвокатом, поэтому он удивленно обернулся, услышав ее голос:

— Три недели прошло... даже газеты про меня уже забыли. Знаешь, я часто думала: вот если я умру — ведь через месяц про меня никто и не вспомнит. Никто... только собаки бы ждали, что я вернусь, — она грустно улыбнулась, сразу показавшись ему куда старше своих лет, и снова углубилась в вязанье.

В этих словах была какая-то привычная безнадежность. Теду захотелось схватить ее, встряхнуть, закричать: «А я? Неужели ты думаешь, что я мог бы забыть тебя?» Только зачем? Он и без того достаточно осложнил их отношения...

Подойдя, он наклонился, хотел обнять ее — и, не сдержавшись, рухнул на диван, обхватил ее бедра и зарылся лицом в теплый живот, едва прикрытый тонкой футболкой.